Третья сила. Сорвать Блицкриг!

Увидев мушкет, я сразу догадался, чей подарочек… Посмотрели с мужиками, даже пару раз стрельнули из него ослабленным зарядом, почистили и повесили на стенку рядом с древней Ли-Энфильдовской снайперской, «арисаками», «шошем» и берданками. После чего я сказал — Соджета больше в мастерскую не пускать, а то неизвестно, что еще он притащит в следующий раз. А потом мы занялись перестволкой второго «гочкиса», таким образом, у нас получалось два пулемета под наш патрон, а весь родной боекомплект можно было отдать для того «гочкиса», что в штабе стоял. А Петрович тоже воплощал идею, потыренную мною из «Карибского Шизиса», который я читал перед провалом в прошлое. Он делал из охотничьей одностволки что-то типа гранатомета для стрельбы ружейными гранатами, коих у нас было достаточно.

В штабе тишина. Относительно обычного состояния. А тут группа вернулась, а все как пришибленные на дверь поглядывают кабинета генеральского.

— Генерал у себя?

— Так точно. Приказано вас пропустить сразу по прибытии, товарищ старший лейтенант.

— Даже так? Ладно… — захожу в кабинет. Хм… Новые лица. Интересно. В петлицах шпалы и вид… не окруженский видок. Ладно.

— Товарищ генерал, мобильная группа обеспечения прорыва задание выполнила! Польская рейдовая группа вернулась, у моста приняли бой. Уничтожен гарнизон охраны моста. По окончании боя разделились, вернулся на базу с легкой техникой и трофеями польского рейда. Освобождены свыше двухсот гражданских! — во выдал, генерал аж сам удивился. От меня — такой доклад…

— Молодцы, слышал уже. Почему задержался на обратной дороге? Олег в обход пошел — и то раньше тебя добрался.

И то — даже не заметил — Олег примостился в углу и что-то пишет.

— Так дождь же. И по болоту шли. Грузовики вязли…

— Ладно. Тут с тобой товарищи хотят поговорить. Спецгруппа НКВД.

Один из них, с ромбом, встал:

— Майор государственной безопасности Ярошенко Алексей Владимирович. Проходите, Олег…

— Владимирович.

— Присаживайтесь, Олег Владимирович. Мы, как Дмитрий Михайлович уже сказал, присланы для проверки вашей… необычной, скажем так, истории. С некоторыми вашими товарищами мы уже пообщались, пока вы отсутствовали.

— Для проверки… Интересно, и как вы нас проверять собираетесь, если я еще не родился?.. Да и не только я — мои бабушки и дедушки еще не встретились.

— Для начала напишите подробно вашу биографию в вашем мире и отдельно — здесь.

Биографию? Да пожалуйста. Интересно даже — как он отреагирует на мою репатриацию и гражданство.

Засел за писанину. Да, как-то не задумывался, там биографию писать — пару строчек… А сейчас, вот — столько событий, мелких, незначительных, о которых мы не задумываемся даже, из которых и складывается жизнь… А теперь все проплывало перед глазами и ровными строчками ложилось на бумагу. Одно раздражало — карандаши. Сколько себя помню — не переносил звук движения карандаша по бумаге…

Узнав от лесничихи Аси, что в лагерь прибыл САМ СТАРИНОВ, я выполз из своей норы, пошел умылся, переоделся в свою техничку, взял документы, фуражку вэвээсовскую, которую носил вместо шапки, ибо жарко, прихватил пару образцов своих изделий и пошел в штаб. Постучался в дверь, вошел:

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите войти?

Карбышев кивнул и сказал:

— Входите!

Изобразив некое подобие строевого шага, продефилировал к столу, остановился за несколько шагов.

— Товарищ генерал-лейтенант, по вашему приказанию прибыл! — копыто к черепу кинул, все как положено.

— Присаживайтесь, Сергей Олегович, — это Старинов мне говорит. Сел я на табуретку, потом вспомнил и говорю Старинову:

— Товарищ полковник, это вот вам, изделия наших мастерских, — и подаю ему «стэн» с глушителем да «винчестер» тюнингованный. «Винчестер» всем в принципе был знаком, а вот автомат заинтересовал. Стали гости вертеть его, рассматривать, клацать им.

— Патроны тэтэшные идут к нему, глушитель позволяет вести стрельбу очередями. Но, правда, короткими, не больше трех патронов, — поясняю им. — Конструкция английская, они в этом году ее только разработали или разработают, не помню точно…

— Интересная вещь, — говорит майор Ярошенко. — А почему вы товарища Старинова полковником назвали?

— Да просто я передачу по телевизору смотрел и помню, что крайнее воинское звание у него было «полковник».

Все улыбнулись.

— Ну, берите бумагу, карандаш и пишите автобиографию, — говорят мне. От карандаша я отказался, достал свою ручку, сел писать, заодно свои документы им отдал, удостоверение с кучей бумажек вместе, что в нем лежала (карточка-заместитель, справка старшего, карточка учета доз радиоактивного облучения, удостоверение на право эксплуатации средств связи и РТО, памятка действий по тревоге, памятка по признакам готовящегося суицида и еще куча всего). Стали они шуршать этими бумажками, попутно вопросы по их поводу задавали, я пояснял.

В общем, пообщались мы еще с часик, рассказал я им всю биографию свою, ответил на вопросы, потом в мастерскую сходили, показал им свою коллекцию и «гатлинг» дареный, рассказал, что к чему. Потом в тир сходили, где постреляли гости из наших изделий, после чего меня отпустили, сказав заниматься своими делами дальше…..

Через некоторое время после первого разговора двое из прилетевших долго и подробно расспрашивали меня о тактике танковых и пограничных подразделений в нашем мире, технических особенностях. О транспорте. Воспоминания тщательно конспектировались. Слушатели задавали много вопросов. К сожалению, на некоторые я ответа не знал.

Ну а я занялся техобслуживанием техники из отряда. В рейды меня после Польши не тянуло — хотелось отдохнуть. Ну а с ТО было весело. Особенно много мороки было с КВ-2 и Т-35. Ибо управлять ими было тяжело, а угробить — очень просто. И пока мы их сумели с техниками до ума довести, столько матов прозвучало… Поэтому потом я отобрал шестерых механиков-водителей (по два на танк, чтобы с запасом), которые были самыми опытными, и начал их гонять, обучая вождению этих монстров. Делал я это, чтобы в случае чего не бояться, что кто-то, например, сцепление сожжет. Следствием этого стало появление кучи «сов» в лагере. Ибо учились мы по ночам, чтобы нас с воздуха не засекли. А спать, когда у тебя под ухом мотор КВ ревет и гусеницы лязгают… Народ, конечно, матерился, но не очень сильно — понимали, что днем мы ездить не можем, а учиться надо.

Доложившись генералу, пошел я снова к себе, как раз там мужики разгрузили вьюки. Достал коробочку, которую я нашел во время экспедиции, перевязал бантиком, подозвал ту девчонку мелкую, никак не мог запомнить, как ее зовут, и говорю ей:

— Слушай, отнеси это дяде Соджету, а то я тут занят немного, ладно? А я тебе потом шоколадку дам.

— Большую? — спросила девочка.

— Да, большую, вот эту. — Я показал ей плитку шоколада.

— Хорошо, я быстро! — ответила девочка и убежала. Я же мерзко захихикал, представляя реакцию Соджета на подарок, ибо в коробке был набор оловянных солдатиков, который мы нашли в мастерской. Видно, кто-то делал их для своего сынишки, да не успел забрать…

Когда мне принесли коробку, в которой были солдатики, я догадался, что это от Олегыча.

«Он думал меня этим подколоть?! — удивился я. — Зря. Я им применение в момент найду. Они мне для планирования ой как пригодятся, а то половине по сто раз повторять приходится, кто и где быть должен, а так — на план поставил и сказал, что это ты, а это враг, и все сразу понятно станет». Девочке же я дал конфету и попросил передать дяде Сергею, что был бы ему признателен, если бы он к солдатикам еще и пару танков и орудий таких же нашел и мне подарил.