Обноженный

По географии получается очень удобно: от Выборга до Одессы даже тяжёлому драккару — три месяца хода. Отсюда, из середины пути, за три месяца можно сходить на любой край и вернуться.

Факеншит! Как мне это знакомо! По моей Демократической России. Начальник берёт казённые деньги и «прокручивает». Сам капитал — казённый, проценты — его личные.

Ой! Что-то из меня, кажется, А. Блок полез… В обработке:

Княжий кравчий Афанасий — лопух! Посельщина-деревеньщина-двоещина! Не жил кравчий при демократиях, не знает он воровства-махинаций! Нюх — есть, а навыка, опыта, привычки — нет. А вот я…! С восьмивековым опытом всего прогрессивного человечества…! И четвертьвековым — российской демократии…!

Стоп. «А воровство-то где?».

«Уставная грамотка» фиксирует суммы платежей, но не даты. Поэтому платежи «по обычаю» — законно. А порядок взыскания с конечных налогоплательщиков — не прописан. Похоже, в Вержевлянах Великих чуть сдвинули сроки взыскания налоговых платежей.

Схема понятна: купец работнику на волоке — заплатил, погостный боярин тут же у крестьянина серебрушку — забрал. Во избежание и для пересечения возможных будущих… негораздов. Типа: рожь погорела, овсы не уродились…

— А прикуплю-ка я хлебушка…

— А подать?

— Дык… нет же ж ничего! Не помирать же с голоду!

Мужичка с волока за неуплату не сильно похолопишь, гречникам за недоимку не продашь — работать-то кому-то надо.

Похоже на налоговые законы моего времени: «удержание у источника дохода».

Дальше боярин гонит серебро в Вержавск посаднику. Посадник денежку крутит, а потом отправляет подать князю. К Новому Году. Сумма сходиться — криминала нет.

Не-не-не! Так дело не пойдёт! У меня чёткая задача — доказать воровство посадника. Иначе — епископский суд, усадьбу отберут, нам с Акимом… так взыщут. Думай, Ванька, думай! «Где казна — там и вор»… Русская народная мудрость… Народ у нас мудрый… Воровство — должно быть…

Ага! Факеншит! Да всё ж просто! Риски!

Серебро, в скрыне лёжа, само собой прирастать не будет. Это ж не бамбук! Посадник даёт его в рост. Аффилированного банка, как было в Демократической России, через который губернатор прокачивает федеральные трансферты — у него нет. Посадник даёт серебро купцам. А они… могут и не вернуть. По разным причинам, включая уважительные. По которым «Русская Правда» долг списывает. Но там — долги частных лиц друг другу. А тут Вержавский посадник рискует казёнными средствами. Без разрешения вышестоящей инстанции.

Нет, фигня. С этим к Афоне возвращаться без толку: превышение должностных полномочий без отягчающих обстоятельств… ну, пожурят дядю. Ещё и в долю войдут. А я войду в епископскую тюрьму. До морковкиного заговения…

— Эй, кормщик!

— Ась? Чего?! Госс-поди, царица небесная! Да что ж тебе, неуёмному, никак не спиться!

— Ты лучше скажи: эта речка, Жереспея, она длинная?

— Святые угодники! Истину люди глаголят: «Зверь Лютый» — ни отдыху, ни покою. Ну что ж ты людям спать не даёшь! Что ж ты всё теребишь да беспокоишь! Длинная она, длинная! Сто вёрст. Спи.

— Сто вёрст… С гаком?

— Нет! Без гака! Спи!!!

Мысль — правильная. Но зачем же так кричать?

Глава 259

Сто вёрст без гака этой Жереспеи. Потом — чуток самой Каспли. У устья Гобзы местечко бойкое — Поречье. Княжеский погост во всей красе: туда — нельзя, сюда — нельзя, каждый шаг — серебрушка. Но сервис — на высоте.

— Банька…? — Протоплена. — Щи? — Готовые. — А вот девку бы…? — Беленькую? Чёрненькую? — А…? — Развлечься? Завтра по утру татя пойманного кнутом бить будут. За вход — куна с рыла. Извиняюсь — с гостя.

Ну что за милейшие люди!

Моим «мужам добрым» не до развлечений — попадали с устатку. По-засыпали и во сне зубами скрипят, стонут.

А вот мне не спиться. Генная моя, факен её шитом, модифицированность! Хитроумность моя, разъедрить её, злоеб…чая! Мозги… аж до боли — думают! Ощущение — будто зубы по граниту сползают. Ну вот же! Всё ж понял! Одно не понял — чего делать-то?! Как уелбантурить Вержавского посадника, чтобы Афанасий уелбантурил посадника, чтеца, казначея. И чтобы меня Кастрат… не уелбантуривал.

«Когда не знаешь что делать — прочитай инструкцию» — древняя инженерная мудрость. Нету у меня инструкции по подведению святорусских посадников под княжеский суд! Нету!

Однако есть общий принцип: нужна дополнительная информация. Иначе мозги сломаю, молотилка по пустому — в разнос идёт.

— Николай! Ты, никак, заснул с пирогом в зубах. Смотри, подавишься. Ну-ка выйдем-ка на двор.

Во дворе темно, звёзды в высоте перемигиваются. Поречье — спит. И мои люди отдыхают. Но не все. Следом за нами выскальзывает тенью Сухан. Ухватил свою любимую рогатину и затих в тени у ворот.

Тихий скулёж от собачьей будки — местные псы попрятались, когда Курт во двор пришёл. Теперь князь-волк сидит на перекладине местного турника-вешалы. Вообще-то, это кошачья манера — залезть повыше и там затаится. Но мой волк выучился по деревьям лазить и оценил преимущества такой позиции. Теперь ждёт — а вдруг местные четверолапые дурни рискнут выбраться из конуры, и можно будет подраться.

Ещё пара теней выскальзывает следом. По-очереди, с паузой. И расходятся в разные стороны: один — к нужнику, другой — к поварне. Бывает. Понос, изжога… мало ли что…

— Николашка, ты купцов Вержавских знаешь? Кто из них дальний торг ведёт? Кто за последние годы сильно поднялся?

Николай дожёвывает пирог, запивает квасом из моей кружки и, с охами и упрёками по части моей надоедливости и доставучести, начинает-таки выдавать «информацию для размышления» — характеристики наиболее значимых персон местного бизнеса.

После перечисления ряда туземных персонажей с яркими и матерными характеристиками их личностей, вдруг бьёт себя по лбу, убивая очередного комара, отчего процесс воспоминаний резко интенсифицируется. И вспоминает:

— Да вот же! У пристани три лодейки стоит, от нашей недалече. Одного из тамошних купцов. Звать — Трифон-дыровёрт. Прежде, говорят, дырки в бочонках вертел да сливал оттуда чего-нибудь. А ныне, слыхал я, большие дела делает. Только сам он, вроде бы, в походы более не ходит — сынок у него подрос, его и посылает. А сынок у него — дрянь известная. Тоже — «дыровёрт». Но — по бабам. А, слышь — гомонят? Развлекается, третий день местных баб топчет, девок портит. Хозяин наш сказал: там вон, через два двора стоит. Я-то его три года назад видел. Был слюнявый подросток, сын и наследник Трифона, развратнейший мальчишка, какого свет производил.

Где-то я такую характеристику слышал… Или читал? У Достоевского? Да ну, фигня! Знаю мало — надо знать больше. А купеческий загул… Самое подходящее место для… На Руси говорят: «мордой торговать». А кто у нас тут «главная торговая морда»?

— Николай, возьми-ка бочонок спирта, отлей да разведи с пивом местным. И — не жадничай! Потом сходишь к этому… «дыровёрту». Ивашку с собой возьми. Для трезвости. Надо поглядеть-послушать.

— Гос-споди! Да чего там смотреть-слушать?! Пьяных брёх да безобразие!

Продолжая негромко костерить меня под нос, мой главный приказчик отправился исполнять приказ. Разбуженный хозяин долго не мог взять в толк — зачем приезжим посреди ночи три четверти ведра пива? Почему именно три четверти, а не полное?

Наконец, Ивашка с Николашкой отправились к соседям. Вскоре последовавшие радостные приветственные вопли, далеко разносившиеся над спящим погостом, возвестили о принятии моих засланцев в загулявшую компанию.

Ну вот, можно и вздремнуть. Утречком они инфу в клювике принесут, может, чего и проясниться. А пока уточним состав засланцев. Не «от меня», а «ко мне».

Анализ перечня добровольно перемещённых лиц, в смысле — перемещённых через порог нашего постоя, произведённый из засады в сенях путём укладывания граблей на проходе, показал, что Ряха страдает мочеиспуканием, а к Мичуре по ночам «приходит Жора» — жрать ему хочется.