И пришел с грозой военной…

– Наше упущение, – скрепя сердце, согласился Покручин.

– Так что не обессудьте, но мне пришлось привлечь артиллерийского офицера из местных. Капитан Гобята был настолько любезен, что уделил внимание моей проблеме. – А что скажешь? Правильно обижается инженер: за беготней все попросту позабыли о необходимости совместной работы с путейцами. – Не знаю, как у вас налажено со стрельбой с закрытых позиций, но тупики на Тафаншине предусматривают именно такую стрельбу.

– С этим у нас все нормально. – Покручин все же смутился.

А как тут не смутиться, если за все время так и не нашел возможности прибыть сюда и ознакомиться с районом предстоящих действий. Непростительное головотяпство. Звонарев, наблюдая эту картину, больно закусил губу. Ну, не идиот ли? Вместо того чтобы предложить этот простой выход, всячески старался вытолкнуть сами бронепоезда. Господи, сколько же тобой отпущено на глупость человеческую.

– Хорошо, если так. Потому что саму ветку также прокладывали по совету того же Гобяты, и практически все позиции предусматривают ведение огня с закрытых позиций, за исключением района развилки у Тидятена и деревни Судятень. Кстати, вдоль Мандаринской дороги мы постарались сделать путь извилистым, с тем чтобы вы могли занять удобную позицию. Вот в этом районе с моря составы будут практически незаметными, разве только дым паровоза.

– С этим у нас порядок. Отопление нефтяное, так что дымов не особо разглядят.

– Хорошо. Вот на этом участке предусмотрено два места, где ваши бронепоезда будут практически скрыты от глаз со стороны моря, если японцы все же появятся. Здесь удалось провести пути по низинам, так что над естественной преградой будет возвышаться только верхняя часть вагонов, ну и сами орудия. Устроить полностью закрытые позиции не получилось.

– Понятно. Но тут мы и сами кое-что придумали. – Говоря это, Покручин имел в виду предложение унтеров, присланных Гавриловым. Как говорится, все гениальное просто. Берутся обычные крупноячеистые рыбацкие сети, на них крепятся лоскуты ткани различной расцветки самой несуразной формы – и пожалуйста, маскировочная сеть готова. Такие сети в достаточном количестве уже были изготовлены на оба бронепоезда, так что скоро им предстояло пройти боевое крещение. – А каковы дальнейшие планы?

– В данный момент мы переводим все наличные силы сюда, в Нангалин, будем строить еще одну ветку. Да, чуть не забыл. Гобята меня предупреждал, что моряки – любители залпового огня. Так вот, убедительная просьба: воздержитесь от этого. Тут и старые пути вряд ли выдержат, а об этих, сотканных на скорую руку, и говорить нечего. Так что вполне может оказаться, что сами себя и запрете.

– Непременно учтем.

Несмотря на ранний час, утро огласилось различными звуками, столь присущими биваку. Здесь было и ржание лошадей, и нескончаемые человеческие голоса, перемежающиеся резкими, отрывистыми командами офицеров и унтеров, перестук молотков, перезвон металла, грохот колес телег, посвист паровозов, лязг сцепок. Лагерь, расположившийся в окрестностях и самой станции Нангалин, проснулся довольно рано – предстоял еще один день, и, возможно, не такой спокойный, как раньше. Еще с ночи слышались звуки перестрелки у города и небольшая артиллерийская канонада. А потому людей подняли загодя: мало ли что.

Звонарев поднялся легко, словно наново родился, что бывало у него довольно редко. Обычно сон отступал медленно, с неохотой, оставляя после себя тяжесть, которая развеивалась не так скоро, как хотелось бы, а потому, чтобы побыстрее прийти в себя, приходилось прибегать к физической зарядке, но бывало и вот так, как сегодня.

– Доброе утро, Сергей Владимирович.

– И вам доброе, Роман Дмитриевич. Если оно только доброе.

– Что-то вы как-то меланхолически настроены, или даже, я бы сказал, пессимистически.

– Для особого оптимизма не вижу причин. Скорее всего, сегодня предстоит бой. – Отчего-то он был уверен, что бой непременно произойдет, и не далее как через час, во всяком случае, для того, чтобы здесь произошли изменения, он лично причин не видел.

– Вы это бросьте. Вы не обыватель какой, и даже не офицер интендантской службы, вы – командир, а потому не забывайте, что на вас смотрят ваши подчиненные. Так что отставить хандру, выше нос, излучаем уверенность и бодрость духа.

– Есть, уверенность и бодрость духа. – Только вот слова эти особой бодростью не отличались. Сам Покручин тоже, видать, не больно-то спокоен, если поднялся на рассвете.

– Да-а, тяжелый случай. Но насчет уверенности и бодрого духа – это не пожелание, а приказ. Так что извольте исполнять. Я собираюсь восполнить пробел в образовании и проехать-таки по району предполагаемых действий. Как насчет составить компанию?

Как ни удивлен был Звонарев, но факт остается фактом, Покручин отчего-то проникся к нему уважением и всякий раз искал с ним общения или советовался по тому или иному вопросу. Возможно, причина крылась в том положении, что занимал Сергей в гражданской своей жизни, – этого ему никак не хотелось: было бы жаль разочаровываться в человеке. А возможно, она была в том, что прапорщик просто фонтанировал различными идеями и для достижения результата не боялся затратить свои средства: так, форма, маскировочная сеть, аэростат со всем оборудованием были поставлены именно за счет Звонарева. К тому же все эти идеи не так чтобы с радостью были восприняты, в том числе и Покручиным, но новоявленный офицер настоял, и пока все говорило о том, что польза будет. Если имело место второе, то это грело.

– Не думаю, что это хорошая идея. Судя по всему, ночью японцы выбили наш заслон из города, стало быть, у них было время и для сосредоточения. Так что скоро начнется.

– А вы разве генерал Оку? Откуда вам знать это доподлинно?

– Я и не знаю. Это просто мои умозаключения.

– Что же, убедили. Подождем до обеда, если не начнется, то сегодня уже ничего не будет: такие дела лучше затевать с утра, чтобы впереди день был, а то эдак ночью вообще ума ничему не дашь. – Сказать-то сказал, да вот только и сам, судя по всему, не верит в то, что будет столько времени.

– Вполне с вами согласен, Роман Дмитриевич.

– Но время попусту терять тоже неправильно.

– И что вы предлагаете?

– Я гляжу, аэростат уже подготовили. Так что я, пожалуй, вместе с Михайлюком вознесусь в небо. – Михайлюк – это командир второго бронепоезда. – Заодно и корректировщика с собой прихватим. Нужно определить ориентиры да хоть так обозреть местность. Как считаете, поднимет?

– Думаю, что труда не составит. Вот только если делать, то делать немедля, – глядя на часы, произнес Звонарев. Четыре тридцать. Если ничто не изменится, то осталось не больше получаса.

– Вот и хорошо. Вестовой! Вызови лейтенанта Михайлюка к аэростату. Вы как, не хотите составить компанию?

– Я бы с удовольствием, но боюсь, что буду уже лишним. Грузоподъемность шарика не такая уж и безграничная. Так что свое любопытство потешу позже, сейчас главное – дело.

Долго скучать не пришлось. Аэростат еще висел в воздухе, когда окрестности огласила канонада артиллерийской подготовки, а позиции пятого полка в мгновение покрылись множественными черными султанами различной величины от разрывов разных калибров. Одни вздымались мощно и завораживающе, другие были не столь эффектны и как-то мелки, что ли, но в целом картина производила сильное впечатление, приковывая взгляд, отметая все иные мысли, сосредотачивая внимание только на себе. Прошла всего-то минута, а позиции русских уже заволокло практически непроглядным облаком пыли. Казалось, что выжить там не мог никто, в особенности на батареях, которым сейчас доставалось как никому другому. Однако, несмотря на творящийся там сейчас ад, было слышно, что русские орудия не отмалчиваются и ведут весьма интенсивную стрельбу.

Аэростат быстро притянули к земле, а затем он вновь потянулся в небо, высадив двух офицеров и вобрав в себя еще одного человека.

– Если наши будут продолжать в том же темпе, то очень скоро у них выйдут снаряды, – взволнованно проговорил Звонарев.