Смоленский поход (СИ)

— Государь, садись на коня! — прокричал мне прорвавшийся наконец ко мне Михальский.

— Благодарствую, — усмехнулся я, вскакивая в седло трофейного жеребца, — ты как здесь оказался?

— Да бывал я здесь раньше, — скупо улыбнулся литвин, — дорогу знаю.

— Раз знаешь — хорошо! Помнишь где Храповицкий жил? Пошли туда людей, чтобы охранять, если потребуется…

— Уже, — перебил меня бывший лисовчик.

— Ну что я могу сказать? Молодец! Кстати, для Мишки коня найдете?

— За него пусть приятель переживает, — проговорил Корнилий, показывая на Панина.

Поляки еще несколько раз пытались атаковать, но стрельцы и мушкетеры всякий раз встречали их залпами и те, оставляя павших товарищей на улочках Смоленска, откатывались.

— Сдавайся, Глебович! — Закричал я, увидев богато снаряженного пана, командовавшего остальными, — сдавайся или эта кровь будет на твоей совести!

— Вы и так обещали нас перебить! — огрызнулся тот.

— Обещать не значит жениться, — парировал я его, — крови пролилось уже довольно, проявите, наконец, благоразумие!

— Вы сохраните жизнь нашим людям? — спросил бьющийся рядом с воеводой шляхтич.

— Святая пятница! А я чем занимаюсь, если не спасением ваших, трижды никчемных, жизней? Если хотите чтобы я удержал своих людей — бросайте оружие без всяких условий!

Шляхтич переглянулся с воеводой и сделал шаг в мою сторону. Десяток стволов был немедля направлен в его грудь, но тот с поклоном протянул в мою сторону саблю.

— Я смоленский каштелян, Иван Мелешко, — представился он, — и я сдаюсь.

Следом свою саблю протянул Глебович, а за ними и остальные защитники стали сдаваться на милость победителя. Кое-где еще продолжались яростные схватки, но большинство поляков и литвин не стали искушать судьбу. Пленных тут же разоружали и выводили из крепости, а я направился к Успенскому собору, где по моим прикидкам должны были находиться ксендз Калиновский и опекаемые им женщины и дети.

Подойдя к главному храма Смоленска, я остановился в изумлении. В прошлое мое посещение у меня не было времени осмотреть его. Все что я знал это то, что когда поляки ворвались в город, немногие оставшиеся в живых защитники закрылись в соборе и, не желая сдаваться, взорвали его вместе с собой. Похоже, зданию действительно досталось, однако взрыв вызвал лишь обрушение купола, а сами стены уцелели. Времени и возможностей восстановить столь величественное сооружение у победителей не было, но они, расчистив развалины, установили деревянный верх, взамен рухнувшего и устроили в нем костел. Однако даже в таком виде собор поражал воображение. Войдя внутрь, я некоторое время удивленно осматривался, пока не наткнулся на ксендза и его подопечных. Тех и других действительно было немного и они со страхом смотрели на меня и моих спутников, вошедших внутрь смоленской святыни. Сняв шлем, я по православному перекрестился на алтарь и вопросительно посмотрел на жмущиеся к священнику фигуры. Лишь одна из них, прекрасная как мраморное изваяние пани Марыся, стояла отдельно с горечью, хотя и без вражды, взирая на меня.

— Вы пришли сообщить, что в очередной раз сделали меня вдовой? — раздался под сводами собора звонкий голос.

— В очередной раз? — несколько удивленно переспросил я.

— Конечно, это ведь встречи с вами не пережил бедный пан Мариан!

— Ну, скорее пан Мариан не пережил нашего расставания, — возразил я ей, — впрочем, к его смерти я похоже, действительно имею некоторое отношение. Но вот что касается пана Якуба, то вы ко мне не справедливы.

— Ну, конечно, — немного саркастически воскликнула она, — вы теперь царь московитов и можете не марать рук лично.

— Пани Марыся! — громко и торжественно проговорил я, — клянусь этим святым местом, в котором мы находимся, не далее как сегодня утром, я видел вашего мужа живым, хотя и нельзя сказать, чтобы здоровым. Впрочем, его рана, насколько я понимаю, не опасна и он идет на поправку.

— Это правда? — воскликнула, широко открыв глаза, гордая полячка.

— Клянусь! Впрочем, если за прошедшее время с паном Храповицким что-нибудь случилось, то я обязуюсь возместить вам ущерб.

— Каким образом? — удивленно спросила меня она.

— Ну, сам я женат, но торжественно обещаю, что прикажу жениться на вас любому моему придворному, имеющему счастье приглянуться вам!

Ответом мне было ошеломленное молчание.

— Кстати, обратите внимание на этого молодого человека, — продолжил я, немного понизив голос, — рекомендую, стольник Михаил Романов. Его отец почти патриарх, а матушка — монахиня. Так что прелестей жизни со свекровью вы не узнаете. К тому же он весьма знатен. Его даже чуть не выбрали на престол вместо меня.

— Как вам не стыдно! — воскликнула пани Марыся, сообразив, что я шучу.

— Ужасно стыдно, моя дорогая пани, но что поделать, если вы мне не верите.

— Вы позволите мне увидеться с мужем?

— Более того, я категорически настаиваю на этом!

— Кхм, — прочистил горло, пытаясь обратить на себя внимание, пан Калиновский, — пан герцог, тут еще есть…

— Ах, да, вы тоже тут, падре. Что же объявите этим прекрасным пани и их милым детям, что они находятся под моей защитой. Пока оставайтесь здесь, а я распоряжусь об охране. Позднее они смогут вернуться в свои жилища, если, конечно, их дома не пострадали при штурме. А пока разрешите откланяться.

Выйдя из собора, я наткнулся на Вельминова, тот был крайне возбужден и буквально налетел на меня как вихрь.

— Да что же это, государь, — прогудел он густым басом, — тебя на минуту одного нельзя оставить! Сказывали мне, опять в сечу полез. Ну, разве мало у тебя слуг верных?

— Слуг много, — кротко согласился с ним я, — верных мало! А, уж, умелых и того меньше. Ничего без меня не можете, все сам! Все сам!

— Грех тебе так говорить надежа! Ведь взяли же Смоленск. И Анисим со стрельцами прорвался и мне Корнилий ворота открыл…

— Ну чего уж тут…, - примирительно заговорил я, видя, что его пыл угасает, — познакомься, кстати, супруга пленника нашего пана Якуба Храповицкого, пани Марыся.

Мой кравчий со всем вежеством, на какое только был способен, изобразил поклон в сторону полячки, на что она ответила ему с непринужденной грацией.

— Распорядись-ка, чтобы ее к мужу отправили, я ему обещал давеча.

— А меня? — пискнула откуда-то из-за спины служанка пани Марыси.

— О, это ты Эйжбета, — усмехнулся я, — ну куда же без тебя. Все, отправляйтесь, а ты Никита собирай воевод, да полковников. Надобно потолковать.

Через час воеводы и прочие начальные люди собрались в архиепископских хоромах, где я решил остановиться. У всех было приподнятое настроение, все же удачный штурм не каждый день бывает. Никита успел приволочь откуда-то изрядный бочонок вина, и мы ради удачного дня наполнили кубки.

— Государю Иоанну Федоровичу многая лета! — Хором провозгласили собравшиеся и дружно выпили.

— Докладывайте воеводы, — приказал я, отодвигая чуть пригубленную чашу, — каковы потери, каковы прибытки.

— Скажешь тоже, государь, — довольно проговорил Черкасский, — невелики потери. Больше всего немцев потеряли, да казаков. Если бы ляхи и дальше драться стали, то и потерь бы куда как более было! А так, что же бога гневить?

— Невелики, это сколько?

Как выяснилось, точной цифры не знал никто, но в первом приближении потери составляли примерно тысячу сто человек. Собственно убитых было около двухсот пятидесяти человек, да еще сотни три тяжелоранеными, которых при нынешнем состоянии медицины, скорее всего тоже потеряем. Потом докладывал Ван Дейк, и со слов его выходило, что пороха у нас осталось едва ли треть от первоначального запаса. Потерь в пушках и пушкарях нет, что надобно считать большой удачей, ибо пушечные разрывы в нынешнее время совсем не редки. Что касается состояния захваченной крепости, то оно весьма удручающее. Три пролома в стене и отсутствие доброй половины штатной артиллерии, а в некоторых местах и двух третей. Если нежданно-негаданно наскочит король Сигизмунд с войском, оборонятся в крепости невозможно. Следующим докладчиком был походный казначей дьяк Лаптев и вести его тоже были неутешительны. Денег в казне осталось — кот наплакал, и взять их покуда негде. Вообще, на лице дьяка было написано, что при штурме потерять можно было и больше. Тогда-бы, глядишь и выкрутились, а так…