Степной рассвет (СИ)

Инженеры с интересом окинули взглядом помещение свежепостроенного ангара, в котором стоял отливающий серебром аппарат с висящими под крыльями трубами ВРДК.

— Вот он ваш И-14 с двумя «Тюльпанами-3» под крыльями. Профессор Проскура ведь уже рассказывал вам об этих моторах. Там в Москве, часом, не успели на развитие своего детища посмотреть?

— Нет в Москве, не успел, хотя мне и говорили, что в НИИ ВВС его испытывают. Чудеса какие-то! Я уже и забывать стал эту конструкцию. Мы ж по ней еще в 31-м работать начали, а в 36-м уже все работы закончили и тему закрыли. Гм… Я гляжу модернизировали тут у вас нашего страдальца, и не только в плане установки этих ваших «ракетных цветов».

— Улучшение аэродинамики сразу дало несколько десятков километров в час. А с новым восьмисотсильным М-62 наши пилоты его разогнали до 486 км/ч. Ну, а ускорители позволили ему вплотную приблизиться к шестисоткилометровой отметке. Так что вместе с «Бумерангом» «Горыном» и Р-10 ваш аппарат по праву стал одним из «дедушек советской реактивной авиации». Отсюда вы можете планировать и свои следующие конструкции, благо есть на что опираться. Вот только над технологичностью самой конструкции советуем вам заранее подумать.

— Уже думали мы над технологичностью. Вон «Иванова» специально под массовый выпуск рассчитали, да только начальство сказало, что с цельнометаллической конструкцией нам нужно расставаться и на смешанную переходить. А жаль, хотя понятно, что стране дюраль экономить нужно. Так что, кое-какой опыт уже есть. Ну, а собственные проекты ХАИ вы нам покажете?

— За этим, давайте-ка поднимемся на второй этаж к ректору. Профессор уже, наверное, освободился. И, пожалуйста, осторожнее, товарищи, тут еще покраска не полностью высохла…

Авианалет на японские позиции завершился. За поставленной дымовой завесой Павла и два ее «безоткатных» расчета едва успели занять позиции на минном поле среди нескольких закопченных коробок сгоревших японских танков. Здесь, на самом виду, японцы пока не пытались больше прорываться. Но если орудия плацдарма замолчат, то атаки следовало ждать как раз на краю этого минного поля. Павла лежала в небольшой ямке под обгорелым остовом и думала.

«Как всегда наше начальство все планы по-своему перекручивает. Хотя может оно и неплохо даже. Никаких тебе, товарищ фантазерка, конных огнеметов не предвидится. Ну нету у нас тут таких цирковых укротителей, чтобы все эти смертельные номера отрепетировать. Хотя огнеметы нам все же дали. М-дя-я. А я-то думала, что в РККА это оружие уже цветет буйным цветом. А они прислали-то не пойми что – двадцать тяжеленных ранцевых огнеметов, которые Павлу Колуну ровесниками приходятся, если не старше. Если б Кольчугин не объяснил что к чему, подумала бы что сварочные аппараты. Гм. И все же, если он сможет их выдвинуть так же, как и меня подальше от окопов, то что-то может и получиться. Хотя… Хрен его знает, что он там решил, но приказ мне уже отдан, так что буду я атаку отсюда поддерживать, а уже потом на ходу к ней присоединюсь. И зря я сейчас на командование бычу, ведь шесть огнеметных ХТ-130, доставленные на понтонах к нашему болотистому берегу, в той предстоящей атаке точно лишними не станут. Как, впрочем, и те три взвода цириков, что не посрамив заветов своего великого предка Чингиз-Хана, переплыли со своими конями Халхин-Гол, пока длился устрашающий артналет на японские позиции. Ладно, Дивчиш-Кибальчиш, нам бы с тобой не день простоять, а всего лишь до начала веселья под раздачу не попасть. А то как начнет их артиллерия минное поле тралить, так нас и вытралит… Стоп-стоп, голубушка… Что-то не так. Почему это мне вот прямо сейчас так сильно оглянуться хочется? Не поняла…»

Павла медленно повернула голову назад. В сотне метров за спиной ее ждали. Ждали настойчиво и очень нетерпеливо. Из-за развороченного тяжелым японским снарядом неровного орудийного бруствера, где еще утром стояла противотанковая пушка, на нее выжидающе глядели три пары глаз. Вернее три с половиной. Рядом с запоминающимся лицом того самого лейтенанта, который давал ей яд перед первым боевым вылетом, в ее сторону неподвижно глядел зрачок оптического прицела. А неспешный уверенный жест лейтенанта мог означать только одно, «мы ждем, возвращайся». Но теперь, когда позиция ее расчетами была занята, Павла уже никуда не могла с нее деться, до самого начала задуманной «огненной потехи». Да она и не собиралась. Поэтому просто прикрыла глаза и отвернулась, затылком чувствуя перекрестье оптического прицела…

/ черновой вариант обновления от 11.11.12/

Михалыч в этот раз работал в ночную смену, и должен был вернуться только под утро. В эту ночь Марина осталась на квартире друга отца. Она теперь раз в неделю приходила сюда готовить, чтобы не отвлекать мастера опытного производства от работы в институте. А работа в ХАИ кипела. За последние недели Савва Михалыч перешел на полный график и временно не брал заказов, работая на себя лишь по воскресеньям. Даже ночью в институте царил аврал. А Марина, укутав большую кастрюлю свежесваренного борща в серое больничное одеяло, свернулась клубком на жесткой мужской кровати и уснула. И снился ей сон.

«Как это все-таки приятно… чувствовать на плечах остро пахнущий кожей тяжелый летный реглан. Так бы всю жизнь и сидела рядом с НИМ. Рассветом бы любовалась. Но где там, сейчас опять выпрямится и одернет руками свою гимнастерку.

— Мне уже пора, Марина. Самолет ждёт.

— Пашенька, ну почему ты всегда от меня так быстро уезжаешь?

— А потому, девочка моя, что судьба моя такая. Нам, рабочему классу, нельзя время терять.

— Как ты ласково сказал – «девочка моя». Меня папа так звал, когда-то в детстве … Но какой же ты теперь рабочий класс? Ты ведь командир Красной Армии. И почему же это ты со мной время теряешь? Я ведь все-все делать могу. Ты только скажи, что нужно.

— Это ты, комсомолка, правильно заметила, командир РККА существо военное. А война это работа. Злая и грязная, но работа. Ты меня спрашиваешь что делать нужно? Убивать нужно, девочка моя… В живых людей стрелять… Глотки отточенным штыком резать! И каленым железом скверну предательства выжигать! А еще… Нужно себя… Слышишь? Себя последней гранатой вместе с гадами рвать, когда враги уже окружили!!! Вот что нужно делать… не по пути нам, Марина…

— Пашенька, пожалуйста, не надо! Ну зачем ты так! Я ведь люблю тебя! Ну не надо, родной!!!».

— Мариночка, проснись. Ну и страсти же тебе снятся, коли так шибко по кровати мечешься…

— А?! Дядя Савва? Вы чего? Что случилось?!

— Тихо, не шуми. Тебе на работу ко скольки сёдни?

— К шести, как обычно. А что случилось?!

— Сейчас тихонько, как мышка собирайся, и до Маши твоей сходим…

— Значит, Толю уже… За что ж его!!! Господи! Как же я Маше с Аней это скажу…

— А ну тихо! Раскаркалась тут! Жив и здоров он. Сегодня у нас на участке юстировки оборудования появился.

— Жив?!

— Жив-жив, и, давай, прекращай уже панику. Их пока еще в отдельном бараке селят в Померках. За колючкой. Но все равно уже рядом с домом. В общем Маша перед работой может с ним свидеться успеть, мне начальник по режиму сказал.

— Правда?!

— Да, правда это. Только ты без шуму, давай! А то начальство еще и передумать может. И чтоб у меня никому не слова!

— Даже Ане?

— Племяннице пусть скажет, но предупредит, чтоб та во дворе не трепалась. Вот когда совсем домой вернется, тогда пусть уж гордится в голос.

— Вы мне только скажите, это ведь ОН сделал?

— Кто?

— Да все вы поняли. Ну дядя Савва! Ну пожалуйста, скажите…

— Да, не знаю я, Марина! Помнишь я тебе рассказывал, как он с Громовым в Крыму встречался? Так вот, думаю, он там всех, кого упомнил ему назвал. А вот уж тот-то мог… Ему-то, всесоюзному Герою, уж наверное никто бы не отказал.

— Но ведь все равно это значит, что Павел все это устроил! Ведь это все он? И что ХАИ трясти перестали, и что реактивные моторы делают. И что Толю сюда из лагеря перевели. Ведь так? А, дядя Савва?