Аргентина: Кейдж

Вот он!

Человечек, с виду несерьезный, весь какой-то плоский, серый. Стоит странно, чуть наклонившись вперед, словно гончая у горячего следа. Смотрит, понятно, в сторону, но Мухоловка не сомневалась и секунды. Охоту устроили? Сначала Герда, теперь она...

Fick dich!

На малый миг Сестра-Смерть прикрыла веки, вспоминая карту квартала. Не с той связались, дилетанты! Потом дважды открыла и закрыла сумочку. Сигнал дан — сигнал принят. Начали!

...Герде невероятно повезло. До машины ее дотащили, но почему-то замешкались, охрана от monsieur contre-amiral подоспела вовремя. Девочку толкнули на асфальт, а сами рванули прочь, огрызаясь свинцом. Мухоловка сразу поняла — любители. Приходили не убивать, просто выкрасть. Плохо, что Марек ничего не стал объяснять. Знает, но молчит.

Мухоловка неспешно брела по rue Cardinal Lemoine, не забывая опираться на трость. По сторонам не смотрела, незачем. Париж ей не нравился — пошлость, воплощенная в камне, под стать неону и усам. Она привыкла к сдержанной красоте родного города, к спокойному величию погибшей Империи. Анна еще успела увидеть ее закат. Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1918... А здесь — сплошное кабаре!

Возле нужного переулка Мухоловка неловко переступила, покачнулась и чуть не упала. Выпрямившись, долго тыкала тростью в асфальт. Не обернулась, даже не бросила взгляд на стекло витрины, что напротив. А вдруг этот плоский чему-то учился? Пусть ближе подойдет, пусть убедится, что подранок дозрел...

В переулок!

Теперь она ускорила шаг. На малявку напали очень не вовремя, под ударом не только Марек, но и она сама, и вся операция. Поэтому ждать нечего, требуется не примочка — скальпель. Heer kapitein ничем не поможет, здесь что-то личное. «Autumn dream», «Титаник-вальс», парень никогда не думал, что снова сможет его слушать...

Нужную подворотню Анна чуть не пропустила, но вовремя ударила тростью в асфальт. Фигурные ворота, калитка. Как она и думала, днем сюда пускают. Задний двор, фасад выходит на улицу, что параллельна rue Cardinal Lemoine. Та же схема, что и с лопоухим Квентином, когда они удирали от страшного кровожадного Руди.

Перешагнула медный брус калитки, прошла еще несколько шагов в сырую полутьму и только тогда обернулась.

— Не убегай, дочка, — посоветовал ей черный плоский силуэт. — И не доставай ничего из сумочки, я первый успею.

Анне это спели дуэтом, на два голоса. Аплодировала она совершенно искренне. Симпатичная пара, надо будет обязательно посмотреть их номер. Но сейчас бедняга Каде — она сама.

Кричать нельзя, еще сбегутся, а вот постучать тростью — самое время. Отвлекает... Теперь вспомним родной lingua бедной художницы.

— Oh Mio Dio! Cosa vuoi? Vuoi invadere il mio onore? Oh, mamma, mamma, io sono andato!

Темный силуэт еле заметно дрогнул.

— Не переигрывай, дочка. Я тебя по походке сразу вычислил. Хитрая ты, но я похитрей буду.

Сказал — и сгинул. Не совсем, но переместился аккурат на асфальт, став собственной плоской тенью.

— Чем это вы его, Руди? — вздохнула Мухоловка. — Не перестарались?

— Бутылкой! — бодро отрапортовал лейтенант Кнопка. — Творчески осваиваю личный опыт. Ну что, будем потрошить?

...Тяжелый, залитый свинцом кастет, два ножа и пистолет-лилипут, испанский «Automatique Кава spezial». И еще два бритвенных лезвия под манжетом рубашки.

— Спрячьте подальше, Руди. Если увидят, мы — иностранцы, языком не владеющие, помогаем пожилому мсье, которому стало плохо.

«Мсье» определенно пришел в себя, но глаз пока не открывал. Он оказался старше, чем Анна думала, годами точно за шестьдесят. Но — очень опасный. Связывать не стали, посадили у стены, а сами отошли на пару шагов. Спокойней будет.

Говорили по-французски. Незачем тропить лишний след.

— У вас нет нашатыря, лейтенант? — поинтересовалась Мухоловка, следя за прикрытыми веками. — Тогда отрежьте ему ухо.

Веки дрогнули, шевельнулись бледные губы.

— Поганые боши! Апаш ножа не боится, пластайте!..

— Апаши — кажется, здешние бандиты? Тогда неинтересно. Оттащим в полицию, отдадим арсенал, и вы, лейтенант, подтвердите, что на меня, гражданку США, напали. А я посоветую устроить очную ставку — с теми, кто видел, как похищали девочку. Французы таких очень не любят!

Плоский открыл глаза, оскалился.

— Не мое, дочка! Этим в жизни не занимался.

Анна пожала плечами.

— Прокурору расскажешь. А я тебе, прежде чем ажанам отдавать, яйца раздавлю. У меня в этом деле, scheiss drauf, личный интерес. Ненавижу тех, кто бьет детей.

Апаш, попытавшись приподняться, застонал, провел пальцами по затылку.

— С ума сошли! Никого я не похищал, никого и пальцем не тронул. Мне требовалось за тобой, дочка, проследить. Ну, и напугать слегка, чтобы от кабаре отвадить. Я — Жожо, актер! «Эльза и Жожо. Апаш — танец смерти!» А ножи и все прочее взял по привычке, на всякий случай. Кто же его знал, что этот случай сзади подкрадется?

Секретный агент Мухоловка подмигнула верному Руди. Пошла вода по трубам!

7

Пластинку с песней Сольвейг он снял с проигрывателя, уложил в конверт, но никак не мог сообразить, куда лучше спрятать. Наконец, открыв книжный шкаф, пристроил поверх многотомника Элюзе Реклю. Долго хозяйничать Кейджу не пришлось. Набежали незнакомые люди, дальние родственники и наследники, намекнули без особых церемоний...

Вещи репортер перенес в дом Мюффа. Это случилось уже поздним утром, и он не увидел шрама над горизонтом. Но те, кто не побоялся взглянуть на небо в час рассвета, когда умерла Натали Кабис, в один голос уверили: растет. Не на половину еще, однако на осьмушку будет.

За пустым столом в доме священника не поминали, не время еще. Сперва молчали, после заговорили, а затем и заспорили.

— Дети мои! — негромко молвил отец Юрбен. — Имейте уважение к почившим. Господу виднее, какой путь указать душе. Есть в конце концов, тайна исповеди.

Сержант Мюффа, небритый, но одетый по всей форме, покачал головой.

— Мадам Кабис не бредила. Я при исполнении, кюре, мне было сделано устное заявление в присутствии свидетелей. Я обязан выполнить то, о чем меня попросили.

Черный Конь всплеснул руками:

— Что вы говорите, Жан-Пьер! Несчастная почти двадцать лет ждала мужа. Неудивительно, что перед смертью она приняла мечту за явь. Чудеса случаются крайне редко, уж вы мне поверьте.