Третья сила. Сорвать Блицкриг!

— Вы многое знаете, Ника Алексеевна. Вы из правительства? Вашего, будущего…

— Разве? Просто у нас человек разбирается не в одной области, а во многих. Это надо для того, чтобы жить… и выживать. И у нас нет ограничений на информацию в любой сфере. Кроме, конечно, специальных. НКВД как было, так и останется своей закрытой структурой. Так что тут вы можете не бояться. Хотя со временем многие архивы будут открыты, и ваши действия будут подвергнуты критике. И знаете, это очень неприятно, когда дети и правнуки краснеют за деяния своих предков… Вы бы хотели честно смотреть в глаза своим детям и не ждать, что они скажут: «Дед, ты был сволочью!»?

— Вы… знали моих внуков?

— Кажется, разговор переходит на очень конкретные личности… Кстати, вы связывались уже с Большой землей?

— Да… Товарищ Иванова, я не должен перед вами отчитываться!

— Понятно… Надеюсь, ждать ваших ребят долго не придется… Скажите Карбышеву, что товарищ Иванова уже идет на поправку и хотела бы его видеть.

— Ника Алексеевна… последний вопрос. Вы сами верите в то, что говорите?

— А на этот вопрос я буду отвечать уже не вам, простите, Сергей Валерьевич. Я тоже буду придерживаться субординации… может быть, я выше тебя по званию. А?

— Чем ты бедного лейтенанта озадачила? — с порога не дал мне опомниться Дмитрий Михайлович, пришедший почти сразу после моего разговора с Игнатовым. — Про будущее рассказала?

— Да нет, Дмитрий Михайлович. Намекнула, что его дети могут узнать, чем он тут занимается.

— Это правда?

— Дмитрий Михайлович, — протянула я, — вы же сами из ноутбуков читали!

— Про себя читал, а вот про Игнатова там не было… Ладно, это проза… займемся стихами.

— Какими стихами? — не поняла я. Вот уж умеет генерал ошарашить.

— Нашими, нашими стихами. Военными… Пока у нас вырисовывается следующее… Игнатов связался все-таки с Большой землей, так что в ближайшее время ждем оттуда гостей. Разведгруппы уже четыре раза видели немцев вблизи дороги. Доложили, что одна из групп — СС с собаками. Возможно, та, что вас накрыла. Пока я приказал их не трогать. Еще две группы были уничтожены. Капитан Литовцев обеспокоен, что у нас идет все хорошо. У него разведчики теперь в каждой деревне на три дня вокруг и под каждым кустом. Боится, как бы капонир не стал последним нашим рубежом. Через болота техника не пройдет, а людей уже много. Надо выходить на оперативный простор.

— Тогда мы будем уязвимы. Придется оглядываться на все сто восемьдесят градусов. И спереди, и сзади. И базу потеряем. С таким количеством техники без базы не получится.

— Будем делать несколько баз. А ближе к зиме болота замерзнут, и можно будет уйти вглубь.

— Дмитрий Михайлович, даже при том, что мы находимся почти в центре Белоруссии и лесов тут много, но немцев тоже много. На первый год войны — резервы уже подходят к концу, а в дальнейшем — Германия наберет обороты, и к середине сорок второго года производство танков и самолетов будет увеличено почти в два раза. Не считая обычных армейских подразделений.

Я открыла ноутбук и показала таблицу:

— Видел я ее, — недовольно покачал головой Карбышев, — но сейчас у нас главный вопрос — это как не допустить эти танки с самоходными орудиями к фронту…

— Вопрос в другом, извините, товарищ генерал, как бы Генеральный штаб при всей своей «гениальности» не начал наступление в районе Смоленска. Это приведет к потере занимаемых позиций и в дальнейшем к прорыву немцев к Москве. А также к тому, что немцы смогут окружить Киев. И тогда Юго-Западный фронт окажется в таком же кольце, как и Западный… Вести два оборонных сражения — Смоленское и Киевское — армия вряд ли сможет. Но Киев — это узловая точка, да и Днепр может стать неплохим рубежом. Но это при условии, что удержат Уманское направление, которое, кажется, уже прорвано… Жаль, нет оперативной обстановки на фронтах, а по историческим документам не навоюешь. Единственное, прошу вас, Дмитрий Михайлович, даже если советская контрразведка признает нас шпионами и засунет глубоко и надолго… не забывайте нас…

— Ника Алексеевна, не думайте, что все так плохо. Вы уже оказали неоценимую услугу Советскому Союзу. А Госбезопасность не такая страшная, как рисовали в ваше время. Поверьте мне, голубушка, там тоже умные люди сидят…

— Вот-вот, — скривилась я, — сидят. А надо, чтобы умные работали, а идиоты — сидели.

— Ладно, поправляйтесь, товарищ Иванова. Не время сейчас в госпиталях валяться. И еще одно — ваш Освальд мне уже всю плешь проел, все не может успокоиться, требует, чтобы я его послал на задание. Что мне с ним делать?

— А? — только и смогла выговорить я. — Не знаю… Куда же он без группы?

— Вот и дам ему группу… новую. Пусть готовит. Снайпера нам нужны. Очень.

Нет времени. Сначала был тяжелый «разговор» с пограничниками, выполнявшими у нас роль контрразведки, потом написание отчета о рейде, потом разбор ошибок, снова «разговор». Ребят помянуть удалось не скоро.

А после опять текучка и анализ ситуации. Довольно интересный, кстати — немцы сдвинули эпицентр поисков туда, где бесчинствовали мы, и в район Кобрина. То есть наша база в полосу поисков не попала, хотя активность пришлось сбавить. Немцы тормозят — часть сил брошена на прочесывание, часть — на усиление охраны. Немного в масштабах вермахта, но достаточно, чтобы немцы топали не так стремительно. Плюс уничтожение станции Кобрин, что еще больше затруднило снабжение, плюс шалости наши и окруженцев. Всего этого для остановки вермахта, разумеется, недостаточно, но темпы наступления заметно ниже. А это значит, что те резервы, которые в нашей реальности не успели подойти, окажутся либо там, где должны, либо чуть ближе. Хотя палка о двух концах, потому что те силы, которые в реальности не получили приказ о передислокации и оказались в нужное время в нужном месте, теперь могут уйти. Но пока задержка явно выгоднее нашим, что не может не радовать. Радовало и то, что Ника выкарабкивалась, и опасности для жизни уже не было.

Однако держать немцев за дураков не стоило. Да, мы в стороне от основного района поиска, но и у нас появились эсэсовцы. Плохо только то, что даже капитан Литовцев — наш начальник разведки — затруднялся сказать, кто из них прибыл недавно, а кто ошивался постоянно. А значит, непонятно — то ли это немецкая педантичность, то ли к нам движется полярный лис.

В одну из ночей (хобби у них, блин, такое, что ли?) я был вызван в штаб и официально поставлен в известность, что связь с Москвой установлена. А значит, нас ждет долгий разговор со специалистами от «лучшего менеджера двадцатого века». И будет очень плохо, если это утверждение сильно отличается от истины. Хотя в любом случае вольно погулять с отстрелом немцев уже не получится. Теперь мы либо часть НКВД, если нам поверят, либо ЗК… если решат, что мы шпионы или что просто больше пользы мы принесем в уютной зоне в качестве источника информации. И ведь правы будут. Но не хочется… Хотя вопрос, где лично от меня больше пользы — здесь или там в качестве инженера-консультанта. Ладно, это шкура даже не неубитого медведя, а, скорее, того, чьи мама с папой еще не встретились. Прилетят — будем думать.

А когда мы уже выдвинулись к мосту, нам машина попалась. Одна. Легковая. Естественно, мы ее не пропустили. А когда мародерничать начали, я в багажнике мушкет и шпагу нашел. Видать, офицер оружие старинное любил.

«Эх, накидки мушкетерской не оказалось, — мысленно вздохнул я, — ну, да ничего. Олегычу и шпаги с мушкетом хватит за его «китайские автоматы». Будет гвардейцем кардинала. Красную тряпку я точно найду». С этими мыслями закинул я этот антиквариат в танк с твердым намерением это по возвращении в лагерь Олегычу впарить, как подарок.