Черные плащи

Молодой человек покинул гостеприимный дом лишь под утро, когда за окнами уже занималась заря. Юлия выпроводила его, вспомнив о братьях, которые должны были вот-вот прийти.

— Иди… Там, вдоль по улице и вниз, к гавани. Стражу точно не встретишь.

В благодарность Саша снова поцеловал женщину.

— Иди, иди уже… Больше не приходи! Но помни — я была рада.

Красно-желтое солнце вставало над плоскими крышами города, над серовато-зелеными громадами базилик и храмов, над беломраморными развалинами цирка, над холмом с крепостью, над гаванью, полной сотнями кораблей. Разгорался день, светлый, солнечный и прохладный, длинные утренние тени платанов и финиковых пальм делали улицу, по которой шагал Александр, чем-то похожей на зебру.

Молодой человек направлялся сейчас к рынку, в харчевню «У тех дубов», где еще вчера вечером уговаривался встретиться с Мартыном, да вот не довелось. Так может, удастся разыскать парнишку сегодня? Зайти сейчас, передать через кабатчика — мало ли Мартын сегодня заглянет? — чтоб потом явился к вечеру.

Украшенная дубовыми ветками дверь питейного заведения уже с утра была призывно распахнута, однако посетителей, опять же ввиду раннего времени, что-то еще не наблюдалось, Саша пока оказался единственным. Нашарив в пристегнутом к поясу кошеле денарий, протянул кабатчику — ушлому малому с выбитым глазом, перевязанным черной тряпкой.

— Налей, дружище, на все!

Довольно осклабившись, владелец харчевни кивнул и самолично принес три большие кружки, из них одну — за счет заведения, как первому посетителю, с которого, собственно, и начался день.

— Удачи! — Молодой человек поднял кружку, сделал глоток — прекрасное белое вино, просто замечательное, с пикантной кислинкой, как раз поутру пить. Улыбнулся: — Уважаемый, вчера парнишка не заходил? Худой, светлоглазый, волосы, как ржаная солома…

— Мартын, что ли? — Кабатчик прищурил свой единственный глаз. — Заходил, заходил, видать, искал кого-то. Сегодня тоже собирался заглянуть.

— Собирался? — обрадованно переспросил Александр. — А когда, не знаешь?

— Может, и сейчас заглянет, они ведь, парни эти, тут неподалеку трутся. Кто каштаны жарит-продает, кто воду разносит, а кто и… В общем, те еще ловкачи!

Не очень понятно было по голосу — осуждает трактирщик деятельность рыночных мальчишек или, наоборот, одобряет. Выдал информацию и замолк, отошел к кухне, что-то сказал, вернулся, выглянул в распахнутую настежь дверь и заливисто свистнул, помахав кому-то рукой. И тут же обернулся к Саше:

— Вон он, твой Мартын, сейчас прибежит — я позвал.

— Благодарю! — Привстав, молодой человек приложил руку к сердцу.

Снаружи, на улице, послышался топот, и вот уже в харчевню ворвался Мартын собственною персоной — растрепанный, румяный от утреннего холодка. Увидев Александра, улыбнулся:

— Так вот ты когда пришел, господин! Сальве!

— Привет, соломенная башка! Ну, садись, рассказывай… Вино будешь?

— Да, господин. Но сначала — солиды, как уговорено.

— Держи! — Радуясь, что не потерял во вчерашней заварушке кошель, молодой человек отсчитал парню обещанные золотые. — Доволен?

— Ага! — радостно кивнул тот и, отхлебнув из кружки, шмыгнул носом. — Вот теперь, господин, слушай.

Александр слушал доклад с вниманием, вполне заслуженным: кое-что начало проясняться, и даже появились кое-какие наметки на будущее. Да, «черные плащи» непосредственно «крышевали», если так можно выразиться, весь бизнес работорговца Исайи, время от времени подкидывая ему конкретные заказы — на искусных мастеровых, молодых девок, мальчиков даже. Как раз сейчас Исайя искал среди невольников хороших поваров и раздельщиков мяса, даже просил о помощи «коллег» — мол, если повара-мясники есть, он возьмет за любые деньги. И даже, что везде было строжайше запрещено в виду крайней суженности налоговой базы, может поверстать в сервы человека свободного, по каким-то причинам впавшего в полное разорение или немилость у власть имущих. Даже — в этом месте Мартын понизил голос до шепота — беглых можно. А что? Ежели кто начнет возмущаться, «черные плащи» прикроют.

— Так, та-ак, — выслушав, задумчиво протянул Александр. — А куда потом «плащи» отобранных рабов увозят — это ты выяснил?

Парнишка хитро прищурился:

— Кое-что разузнал, господин.

— Как это — «кое-что»? — хохотнул Саша. — Это за пять-то золотых — и «кое-что»? А ну, давай вертай монеты обратно!

Завидев мелькнувший в глазах подростка страх, молодой человек подмигнул:

— Ла-адно, шучу! Выкладывай!

— Не так уж и мало я вызнал, господин, — обиженно отозвался Мартын. — Что и сказать — старался, все сведения, уж будь покоен, точные, точнее не бывает, это не сорока на хвосте принесла или какая-нибудь бабка подружке своей старой сказанула…

— Меньше слов, парень.

— Меньше так меньше… Уводят их на запад, в сторону Гиппона, но не в сам город — куда-то в окрестности. Там есть оазисы, озера, каменоломни. А еще — горы.

— Да-а-а, — разочарованно протянул Александр. — Что уж и говорить — сведения отменно точные! «Где-то рядом с Гиппоном»… Ищи-свищи. Ладно, спасибо и на этом, соломенная башка. Ну, что сидишь? Иди, вина больше не дам, извини — мал еще.

— Господин! — Поднявшись, Мартын поклонился. — Если ты захочешь еще про кого-нибудь тайно узнать — только свистни!

— Иди уж… — Саша с усмешкой посмотрел в спину уходящему пареньку и ухмыльнулся. А ведь тот прав — может, и придется свистнуть. Очень может быть!

Расплатившись с одноглазым кабатчиком, молодой человек покинул харчевню и отправился ближе к дому, в смысле, к доходному дому — другого у него не имелось. Было уже часов десять утра или чуть раньше, ярко светило солнышко, и в чистом голубом небе весело проплывали пухленькие белые облака. На вчерашнее ненастье не осталось и намека: прошел дождик — и закончился. Что и говорить, климат неустойчивый — сезон такой, да и ветер.

Народу на улицах стало заметно больше — деловито шагали мастеровые с лопатами, погоняли запряженных в длинные телеги быков портовые возчики, кричали мелкие торговцы, кто-то уже шел на базар, примостив на плече большую, еще пустую корзину, а кто-то возвращался с заутрени, явно надеясь продолжить прерванный молитвами сон. В воздухе носился запах свежей рыбы и чего-то жареного; внезапно ощутив сильный голод, Александр резко прибавил шагу. И даже надумал прикупить по пути жареной рыбешки — уж больно аппетитно пахла.

Остановился на углу, уже в виду доходного дома Деция Сальвиана, протянул торговцу мелкую — с ноготок — серебряшку… И вдруг услыхал за спиной возмущенный голос своего домовладельца:

— Ну и что — паруса?! Какое вам дело до моих парусов? Кто подсказал именно так шить? А вот, фигу видели?

Та-ак…

Мгновенно сориентировавшись, молодой человек тут же нырнул за угол и оттуда уже взглянул на толстяка купца. Тот шел не в одиночестве, а в сопровождении дюжины молодых воинов со щитами и в сверкающих на солнце шлемах. Да и в черных плащах, разумеется. Один из «плащей» — длинный, с морщинистым желтушным лицом, сморщенным, точно от зубной боли, — явно был здесь главным. В отличие от других ни щита, ни копья у него не имелось, лишь у пояса висел короткий меч, больше, верно, для блезиру, чем для воинской надобности. Зато в руке желтолицый уверенно сжимал свернутую в трубку грамоту с вислой зеленой печатью. Грамотой сей он и отмахивался от наседавшего Сальвиана, словно от надоедливой мухи.

— По какому такому праву вы хватаете меня и моих людей? На каком основании ворвались в дом? Почему все разрушили? Господи, люди, да что же такое делается-то? Хватают всех без разбору…

— Не советую обобщать, любезнейший, — желчно скривился «плащ». — Как и поднимать лишний шум. Твои люди — преступники, ты же лучше подумай о себе — как будешь оправдываться?

— А чего мне оправдываться? Я и так в своем праве!

— Если так, еще раз спрошу… Где третий?

— А я почем знаю? Что я их тут — пасу, как добрый пастырь коровье стадо?