Новая Земля

— Николай!

— Я догоню, Иван Георгиевич, шрифт выбираю.

Какой шрифт, зачем? Я не спросил его, конечно.

Мы прошли полпути ко 2-му бараку, и внезапно Аржанов остановился.

— Плохо, что жратва общая. Обезьян был прав. Нельзя 2-й барак выпускать. Их 100 человек. Набросятся, сожрут продукты.

— Как ты их не выпустишь? Они Обезьяна боялись, а тебя бояться не будут, — сказал Асланбек.

— Его не будут. А Толю Слесаря будут, — сказал Моряк.

— Почему меня будут бояться? — не понял Толя Слесарь, и Моряк ему объяснил:

— Ты Обезьяна убил. Значит, ты круче. Если его боялись, значит, тебя будут еще больше бояться.

— Мыслишь вроде правильно. Не знаю, как возразить, — сказал Толя Слесарь.

Моряк отобрал у Аржанова дочку Обезьяна и вручил Толе Слесарю.

— А ты не возражай, иди вперед.

— Нет, постой, — сказал Аржанов. — Будут продукты, тогда и выпустим. — И спросил меня: — Когда, говоришь, к нам приплывут?

Я хотел признаться, но позже, когда ворота откроем.

— Ну, Жилин? Ты самого главного не сказал. И ты, Моряк, чего молчишь? Толя, когда продукты привезут?

— Ну, как тебе сказать.

— Завтра? Через неделю?

— Мы наврали.

— Как это «наврали»?

— Кнопка сломана, не починить. Не будет продуктов.

Асланбек спросил очень тихо:

— Зачем вы наврали?

И Аржанов:

— Зачем наврали, понятно. Не наврали, мертвые бы валялись. Они валялись, а не Обезьян.

— Но что нам делать? — Асланбек как будто голос потерял. — Про самолет тоже наврали?

— Про самолет — правда, — сказал я.

Но на слово Асланбек и Аржанов мне уже не верили.

Охранник увидел нас с вышки и сообразил наконец, что его тоже будут убивать. Он спустился и убежал за валуны, в горы. Почему раньше не убежал, не понимаю. Таких тормозов сонных в ПБ № 3 Скворцова-Степанова называли вурдалаками.

Подошли к воротам. Асланбек опять шепотом:

— Жилин, их 100 человек. Давай еще немного подумаем.

И Аржанов:

— Слушайте меня. На берегу 16 трупов и 3 в бараке. Мы скажем, что игра в «последний-мертвый» отменяется, Обезьян убит и мы будем выдавать каждый день по одному трупу на всех. Сегодня у них уже есть 4 трупа, а завтра мы дадим им труп Обезьяна. И специй подкинем, уксуса, соли. Я думаю, они обрадуются. Как тебе мой план, Жилин?

— Кто их охранять будет?

— Зачем их охранять?

— Если не охранять, они сломают ворота и выйдут.

— Да, не подумал.

— Поэтому лучше их выпустить.

— Лучше выпустить, да.

— Сколько у нас осталось продуктов?

Мне надо было это знать. Но я не надеялся, что они каждый день банки считают. Обезьян жрал от пуза, и члены совета тоже. Вряд ли остальные знали, сколько у них чего осталось.

— Все продукты в ящике, на замке, ключ у Обезьяна.

Если продуктов мало, придется 2-му бараку трупы жрать. Толя Слесарь станет новым Обезьяном, назначит новый совет колонии.

— Можно ракушки есть, водоросли. И рыбу будем ловить. Вы хоть раз сети закинули?

Я говорил прежним голосом, но Аржанову показалось, что я закричал. Нервничает, знакомое состояние. Я когда нервничаю, тоже хочу тишины.

— Чего кричишь? У нас мяса много. 23 трупа! Их надо разделать. Сегодня пожрем, как динозавры, что останется, засолим. Всем хватит, и нам, и 2-му бараку.

— Мы заготовили 324 птичьи тушки. Хранятся во льду.

Я не сказал, что половина тушек — пуночки, крачки и моевки.

— Дичь — это вкусно, — сказал Асланбек. — Вкуснее, чем люди.

— А ты не пробовал, — напомнил ему Аржанов, — вдруг люди понравятся. И между прочим, ты подели 324 птички на 105 человек и на 40 дней.

Асланбек расшвырял гальку, щепкой написал на песке числа.

— В столбик не делится, — сказал он.

— На 105 рыл не делится ни в столбик, ни на калькуляторе. Получается 0,01 в день. И не страуса 0,01, а местной тощей чайки.

И все-таки я придумал, что им сказать:

— Людей есть нельзя, можно заболеть их болезнями. Потому что болезни животных к человеку редко когда передаются, а болезни человека к человеку — сами знаете, стоит чихнуть — и грипп, после романтического поцелуя — триппер. А вы хотите мясом инфицированным живот набивать. Махов лейкозом болел, у него кровь не свертывалась. А у меня, например, изъязвление желудочно-кишечного тракта и разрастание коркового слоя надпочечников.

— Охуеть, — сказал Толя Слесарь.

— А если туберкулез непролеченный, мы туберкулезом заболеем, — сказал Асланбек.

— Мы же не сырое есть будем, — возразил Аржанов, но, кажется, и ему расхотелось быть людоедом.

И я решил больше не вилять, а сказать, что думаю:

— Мертвых надо похоронить. Иначе всё повторится. Рано или поздно кто-то окажется последним и мертвым.

— Жилин прав. Водорослями полезно питаться, в них йода много, — сказал Асланбек.

— Йод в аптечке лежит, возьми пузырек и выпей, — сказал Толя Слесарь.

— Я буду людей жрать, но в самом крайнем случае, когда с ума сойду от голода, — сказал Аржанов.

— А как мы поймем, что ты с ума сошел, а не просто так людей жрешь? — спросил Асланбек.

— Ты спроси, как моя фамилия. Если я отвечу: Аржанов, значит, ум еще здоровый. Если отвечу: Поль Маккартни или Ким Чен Ир, значит, берегись, я за себя не отвечаю.

Мы открыли ворота. Толя Слесарь вошел во двор и поднял дочку Обезьяна, как флаг поднимают, и помахал.

— Вижу огни, бортовые и топовые! Всем построиться на палубе к поднятию флага! — заорал Моряк.

Откинулся полог. Самые смелые обитатели 2-го барака увидели, что на вышке нет охранника, и вышли во двор. И нас увидели, и открытые ворота у нас за спиной.

Встреча завершилась мирно. Все 4 сектора отогрелись у печки, пообедали, они были сытыми и поэтому благодушными. Толя Слесарь сказал, что он убил Обезьяна. Я сказал, что теперь продукты будут общими и мы распределим их поровну. Аржанов пригласил посмотреть на мертвых охранников и членов совета, и мы все вместе вышли за ворота.

И увидели нечто удивительное.

На берегу Сипа выложил из трупов, камней и мусора огромные буквы.

Мы прочитали, что у него получилось: «SOS ГОЛОД ПО…»

И мы бросились ему помогать и выложили окончание: «…МОГИТЕ».

Сипа сорвал со стола белую скатерть.

— Алё, космос! Как слышите меня, приём!

Он бегал между буквами и размахивал скатертью.

— Смотри на меня, космос! Я здесь!

И остановился, задрал голову в небо.

— Смотрите на меня, суки гуманные!

22

Назавтра мы убрали трупы из надписи «SOS ГОЛОД ПОМОГИТЕ» и похоронили на пригорке, набросали сверху валуны и гальку. Там же похоронили кости и черепа с кухни 2-го барака. Возник спор, хоронить или нет мусорную кучу, которая образовалась во дворе 2-го барака, в ней среди прочего мусора были обломки разгрызенных костей и кожа недожеванная. Сипа сказал, в Израиле после теракта ортодоксальные евреи ходят с пластиковыми пакетами и собирают пинцетами куски мяса и кишок и кровь губками собирают. Стали вспоминать, были среди сожранных евреи или нет, и не вспомнили, а Сипу едва не побили, чтобы хуйней всякой не отвлекал. Голосованием решили кучу перенести подальше и закопать, но могилой ее не считать. А над галечным курганом установили дощатый крест.

Сипа занялся надписью. Он дополнил пропуски ящиками и завернутыми в тряпки камнями и каждый день подновлял, чистил от изморози, сметал песок и клочки водорослей. Он подолгу бродил среди букв и размышлял о чем-то своём психическом.

Мы постепенно обживались, установили кое-какие несложные правила, учились решать вопросы без убийств, и это, поверьте, было самым трудным.

Я начал с того, что за выгородкой летней кухни, в безветренном месте разложил на брезенте и подсчитал оставшиеся продукты: консервы — 734 банки тушенки говяжьей и свиной, 581 банку фасоли, 119 банок рыбных консервов — сардины, минтай, бычки, путассу и сом пресноводный, 17 мешков сахара-песка стандартных лавсановых по 25 кг, 34 банки 0,5-литровые растворимого кофе и 85 банок 200-грамовых чая черного и зеленого, 38 пачек 1-килограммовых соли мелкого и крупного помола, 53 стеклянные баночки черного перца молотого и горошком, тайский рыбный соус — 1 бутылка 0,5-литровая, уксус спиртовой — 27 бутылок 0,5-литровых, 2 неполные упаковки поливитаминов в стеклянных баночках — 238 штук, «Маринад для стейка» — 18 пакетиков, «Маринад для птицы» — 45 пакетиков, 324 птичьи тушки, ощипанные и выпотрошенные, в самодельном железном ящике, принесенные из нашего с Силой ледника, ну и по мелочи деликатесы Обезьяна: 5 банок металлических круглых с печеньем, полбанки арахисового масла, 12 банок 850-граммовых компота-ассорти, 5-литровая банка джема гуайявого начатая, но почти полная, 38 бутылок 1-литровых сиропа вишневого, 3 килограмма смеси сухофруктов в целлофановых пакетах по 1 килограмму, не понятно, как сбереженные от леммингов.