Боги слепнут

– Не смотри, – шептал он. – Только не смотри.

Но смотреть было уже не на что. Убийцы кинулись вон из спальни. Грохотали калиги гвардейцев в коридорах. Возня человеческих тел, чей-то предсмертный вскрик. Удаляющийся топот – напрасная попытка спастись последнего мерзавца.

– Я обещал Элию охранять ребенка, – сказал спаситель. И Гет наконец его узнал.

– Логос, не уходи! – взмолился он. – Я же гений. Если я умру, я умру навсегда.

– Если понадобится, вновь приду.

Вер шагнул к окну. И исчез. Гет знал, что он улетел. Но не видел, как он это сделал.

Постум плакал навзрыд.

Гет прижал его к себе и принялся баюкать.

Бенита разбудили посреди ночи и доложили о покушении. Он сначала не понял, в чем дело, потом пришел в ярость. Покушение устроила Криспина – больше некому. Идиотка, какая идиотка! Теперь противники все свалят на Бенита. Бенита непременно замажут. Больше других будет стараться Флакк и его продажный вестник. Скажут: «У диктатора родился сын, и Бенит решил убрать императора.» А Бениту малыш-император пока не мешает. У диктатора и без этого младенца полно могучих и подлых соперников. Криспина должна была распустить слухи, унизить, оклеветать, посеять семена сомнения, чтобы в нужный момент Бенит собрал урожай. А эта дура решила идти напролом. Впрочем, и Бенит хорош! Разве можно иметь дела с такой идиоткой как Криспина? Но уж больно ему понравилось ее предложение. Оно было великолепно. Прежде всего потому, что грозило опасностью не только императору, но и Криспине. С одной стороны, тень падала на репутацию Летиции, с другой саму Криспину можно было обвинить в оскорблении Величия императора. Кого выгоднее, того и устранить в нужный момент. Дура Криспина о такой возможности не догадывалась. Что ж теперь делать? Только одно – отдать Криспину на растерзание. Как прежде он отдал Ликия.

Сама виновата, дуреха.

Диктатор вызвал к себе Курция. Префект римских вигилов явился мрачнее тучи. Бенит клялся всеми богами, что убийц накажут по заслугам. Он брызгал слюной, вращал налитыми кровью глазами. Курций верил, что Бенит искренен в своем гневе.

– Найти заказчика будет несложно, – сказал Курций. – Трое задержаны. Один уже дает показания.

Префект ожидал реакции Бенита. Что сделает диктатор? Смутится? Испугается? Но тот еще больше взъярился.

– Никому пощады! Никому!

– Сенат должен назначить комиссию. Необходимо разобраться, почему облажалась преторианская гвардия. И куда смотрел «Целий». Возможно, кто-то из них замешан. – Курций держался совершенно непочтительно.

– В Городе знают о покушении?

– Разумеется. Ко дворцу сбегается народ. Вопят, что будут охранять императора день и ночь.

– Отлично! Я выйду и поговорю с ними.

– Попробуй, – усмехнулся Курций.

– Я дам клятву, что найду виновных.

«Если это не Бенит, то Криспина, – подумал Курций. – Больше некому. Глупая телка!»

«Курций, конечно, будет торжествовать, – думал Бенит. – Но он заплатит за свое торжество. И очень скоро».

Бенит вызвал к себе Норму Галликан. Вызвал, но она не пришла. Он послал за нею во второй раз. Опять не явилась. В третий раз ее привили исполнители.

Она была раздражена, как будто это она была диктаторшей, а Бенит ее починенным. На нее не произвели впечатление ни огромный таблин Бенита, ни пурпурный наряд диктатора. Она без приглашения уселась на стул и закурила.

– Для тебя не писаны законы? – поинтересовался диктатор.

– Я не признаю тебя за правителя, – отвечала она. – Твой приход к власти незаконен. Но раз уж встретились, давай поговорим. Я выскажу все, что думаю о твоих нелепых теоретических изысках и о твоих смехотворных проектах.

Бенит опешил. Так с ним разговаривала только Летиция. Но там – спятившая от горя девчонка, вообразившая, что ее защищает титул Августы. А здесь взрослая женщина. Впрочем, бабы не умнеют с годами.

– Что ты бормочешь? – он со всеми был одинаково «вежлив»: и с исполнителями, и с сенаторами, и с женщинами, как с гвардейцами. – Сенат избрал меня. Рим признал меня. Ты видела данные опросов? Восемьдесят девять процентов поддерживают меня.

– Элий бы не поддержал.

Упоминание этого имени привело Бенита в ярость.

– Твой Элий – слюнявый идиот, который ничего не понимал в политике. И ты не понимаешь. А повторяешь лишь глупости, которые тебе внушили.

– Кто внушил? – с невозмутимым видом поинтересовалась Норма Галликан.

– Трион. Или ты думаешь, что я забыл, что ты работала в лаборатории этого предателя? И ты еще не искупила свою вину перед Римом.

– Не искупила, – согласилась Норма. – Но стараюсь делать это каждый день. Но дней мне не хватит, даже если я доживу до ста лет. Так что незачем попрекать меня моей виной. Она безмерна.

– Я дам тебе шанс оправдаться. – Бенит самодовольно ухмыльнулся.

Норма не спросила – как. Она лишь приподняла бровь. Странно было слышать такое от Бенита.

Так и не дождавшись вопроса, Бенит продолжал:

– Ты создашь для меня Трионовую бомбу.

Норма вздрогнула. Когда-то она сама предлагала подобное Элию. Какое счастье, что Цезарь тогда ей ответил «нет». А то бы сейчас Бенит грозил миру оружием Тартара. И теперь она с удовольствием выдохнула «нет» в лицо Бениту.

Диктатор не ожидал, что она откажется. Он был уверен, что услышит «да». И потому на мгновение опешил. Но лишь на мгновение.

– У монголов бомба! – заорал он. – Или ты забыла про Нисибис? Нам надо срочно создать свою. Иначе Трион наделает их столько, что варвары уничтожат Рим.

– Пошли диверсионную группу, пусть они уничтожат Триона, Плацидиан.

Это обращение, напоминавшее об его усыновлении, привело Бенита в ярость. Он давно отбросил унизительную приставку от своего имени, никто его отныне так не именовал. А эта дрянь осмелилась.

– Она мне указывает, что делать! Что ты понимаешь в военном деле или в политике? Ничего. Занимайся своей наукой, и оставь политику нам, профессионалам!

– Я и не знала, что у тебя есть профессия, Бенит. Можно узнать, какая?

– Я отдам тебя под суд за участие в создании бомбы, и тебя казнят старинной римской казнью.

– Пусть казнят. Но я не буду создавать для тебя бомбу, Бенит.

Несколько мгновений он смотрел на нее в упор, будто пытался загипнотизировать, потом неожиданно расхохотался.

– Разумеется, не будешь. У тебя ума не хватит ее сделать!

Она смерила его презрительным взглядом с головы до ног. Любой бы другой смутился. Но не Бенит. Тот вообще никогда не смущался.

– Хорошо, – уступила Норма Галликан. – Считай, не могу, потому что дура. И закончим этот разговор.

Бенит понял, что первую схватку проиграл.

– Я пошутил, – он похлопал Норму по плечу, как преторианца. – Ты умница, детка. Твоя клиника – это чудо. Тебе удалось спасти столько ребят!

Норма смягчилась. Немного, чуть-чуть, но смягчилась. Клиника была ее детищем. Куда более любимым, чем ее неведомо от кого рожденный малыш.

– Не так уж много. Всего тридцать два человека.

– Тридцать два! Это очень-очень много. Я представлю тебя к награде. Да, да, тебя наградят дубовым венком [62].

Она улыбнулась, решив, что разговор о Трионовой бомбе закончен.

– Ну что ж, я не откажусь, если Рим оценит мои заслуги. А вместо венка дай мне денег. Три миллиона.

Бенит на мгновение растерялся подобной наглой просьбы.

– Зачем?

– Мне нужна счетная машина, которую недавно сделали в Александрии. Она занимает три комнаты. Но это неважно. Главное, что я смогу подобрать на ней доноров для пересадки костного мозга. Для меня сделают новый агрегат. Быть может он будет чуточку поменьше. – Она схватила листок и принялась писать. – Да, трех миллионов хватит. Пришли их на счет клиники. Как можно скорее. – Норма поднялась и, не спрашивая разрешения, вышла из таблина Бенита.

Бенит тут же кликнул Аспера.