Мы в дальней разлуке (СИ)

— Здравствуй, пап!

— Ты не представишь меня своей спутнице?

— Да, конечно! — Павел совсем растерялся. — Наташа, позволь представить тебе — мой отец — Артём Романович Конюшкин.

Артём Романович церемонно склонил голову, а потом неожиданно заговорил с сыном по-немецки:

— Пауль, кто это?

— Не понял.

— Ты все прекрасно понял. Мы с мамой уже устали от девиц, которые виснут тебе на шею. Кто на этот раз?

— Всё совсем не так! Это фигурантка по делу, которое я веду. Она потеряла память и ничего не помнит. У неё нет дома, она уже сутки ничего не ела, и я решил покормить её.

— Ничего не помнит, говоришь?

Павел кивнул.

— Покормить, значит?

Опять кивок.

— В одном из лучших ресторанов решил покормить бомжиху и мошенницу?

— Ну, зачем ты так?

— Всё как раз так! И всё опять повторяется! Помнишь, как прошлый раз ты приволок домой свою неземную, как ты говорил, любовь? Чем всё закончилось, помнишь? Едва спасли тебя с матерью от этой хищницы! И вот опять… Мы с мамой тебе такие партии подбирали — умницы, красавицы, родители с положением. А ты предпочитаешь с проходимцами дело иметь.

— Это моя жизнь! И что это за снобизм: партия, положение. Вы же не были такими, папа!

— Другие времена! Ладно, мы согласились с твоей профессией. Ладно, мы скрепя сердце согласились с твоим отказом от карьеры адвоката. Но, ты у нас один, и губить дальше свою жизнь, мы тебе позволить не можем.

— Хлоп!

От резкого звука отец и сын замолчали и одновременно повернули головы в сторону Таши.

Это девушка Наташа ловким движением сняла со стола сложенную конвертом салфетку, отвела руку в сторону и громким хлопком раскрыла её. Потом изящным движением (всю жизнь это делала) расстелила, предварительно сложив вдвое, на манер косынки, салфетку на коленях сгибом к себе. Воспользовавшись возникшей паузой, девушка взяла тремя пальчиками бокал с водой, которую в этом ресторане всегда ставят перед посетителями, и, отпив совершено маленький глоток, скорее просто смочив губы, отвела руку в сторону и подчёркнуто раскрыла пальцы.

— Дзинь! — раздался хрустальный звон бьющегося стекла.

Идущий к их столу официант с заказом мгновенно сориентировался, поставил поднос на соседний столик и метнулся собирать осколки.

— Ой! — сказала девушка и мило улыбнулась.

А затем, перейдя на чистейший немецкий язык, добавила:

— Entschuidigen Sie mich, ich bin so ungeschickt [22].

Артём Романович Конюшкин побагровел, а его сын с затаённой улыбкой наблюдал немую сцену. Отцовского конфуза он ожидал, поскольку догадывался, что Наталочка владеет этим языком, в наше время становящимся всё более и более редким.

А Наталка продолжила закреплять достигнутый успех и, перейдя на русский, добавила:

— Может я и проходимец, но сие есть моветон — говорить о присутствующем в третьем лице.

Затем встала и снова по-немецки:

— Allerdings bin ich schon satt, danke, Paul. Es war sehr angenehm, sie kennenzulernen, Herr Konjuschkin. [23].

И, сделав книксен, направилась к выходу. Странно, но Наталка была зла не на отца — на сына, за то, что он создал такую дурацкую ситуацию.

— Фройляйн Наталья!

Наталка обернулась — её догонял отец.

— Извини старика, совсем умом тронулся.

— Да что, вы Артём Романович, я совсем на Вас не сержусь. Скорее, я сама виновата. — не рассказала товарищу лейтенанту, что владею немецким. Да, и какой вы старик — скорее, опытный зрелый мужчина.

Польщённый старший Конюшкин подошел и галантно поцеловал девушке ручку, склонив при этом голову. Наташа смотрела на седые волосы склонённой перед ней головы и чувствовала, что ей это дело нравиться.

— Позвольте сопроводить вас за стол, фройляйн. — Артём Романович галантно предложил девушке руку, которую она милостиво приняла. — Не могу не спросить, откуда такое блестящее знание немецкого, столь редкое в наше время?

Усаживаясь на подставленный Артёмом Романовичем стул, она ответила, нисколько не совравши:

— В женской классический гимназии губернского города С.

Странно, но он не удивился, а воспринял это известие как должное.

— Извините, фройляйн, я вынужден откланяться, что поделаешь — служба! — от усердия Конюшкин-старший аж каблучками щёлкнул.

Он удалился, не забыв за спиной девушки обернуться к сыну и показать большой оттопыренный кверху палец.

После ухода отца Павла за столом воцарилась тишина. Молодые люди, испытывая неловкость, просто молча ели, не зная как начать разговор.

— Наташ…

— Давай не будем, Паша, мне надо было раньше дать понять, что владею немецким языком, тогда бы не было этого конфуза.

— Они раньше не были такими снобами, поверь. Отец, прежде, чем до генерала дослужился, полжизни провёл по дальним гарнизонам. Мама постоянно в Москву моталась — диссертацию писала, потом защищала. Просто у них пунктик возник по поводу моей женитьбы, беспокоятся за меня.

— Вот это как раз мне знакомо! Мои тоже беспокоились, правда, по совершенно иным мотивам. А вас, значит, девушки любят, Павел Артёмович, и меняете их как перчатки?

По тому, как яростно Павел стал всё отрицать, стало ясно, что его очень смутил этот вопрос. Но Таша решила спустить это дело на тормозах, ведь, в конце концов, она вовсе не собиралась всю оставшуюся жизнь разделить с Павлом, у неё есть Николка. Поэтому она решила сменить тему:

— Странно, я твоему папе правду сказала, а он и внимания не обратил.

Павел сразу понял, что имеет в виду девушка, поэтому и ответил, не задумываясь:

— Сейчас тоже гимназии есть, а С. и здесь — областной город. Кстати, чтобы уж знать, а какие языки ты ещё знаешь?

— Французский и латынь. А английский как раз знаю весьма поверхностно, в наше время им больше технари владели. Вот Николка — знает.

Опять Николка!

— Ну и ладно, тем более, что среди моих родственников ни галлов, ни римлян нет. Так что, конфузов с этой стороны можно не бояться.

И молодые люди беззаботно рассмеялись. Нелепая ситуация на этом была исчерпана.

— Паша, мне тут Антонина Генриховна мобильный телефон подарила, а я пользоваться не умею. Покажешь? — попросила Наташа, а это свидетельствовало, что доверие было восстановлено.

— Без проблем.

Следующие полчаса были потрачены на обучение Наташи основам современной связи. Девочка оказалась на редкость понятливая, поэтому, вскоре отложив кнопочный аппарат, Павел достал свой смартфон и принялся показывать его возможности. Обеденное время давно закончилось, но следователь Конюшкин почему-то считал, что до вечера его никто беспокоить не будет. Однако, мелодичный звук рингтона на тему популярного в начале двадцатого века вальса «Амурские волны» разрушил все его расчёты.

— Начальство! — уныло сообщил он Наташе, перехватив её вопросительный взгляд, и уже в трубку. — Да? Лейтенант Конюшкин слушает?

— Ты там не слишком заобедался? — голос начальника следствия выдавал крайнее раздражение.

— Так я, Арнольд Николаевич, работаю в рамках следственных мероприятий по делу.

— Какое дело, срочно в отдел, ты мне нужен!

— А как же спецприёмник? Мне ещё девушку завезти надо.

— Документы с собой?

— Так точно, всё для передачи оформлено. — поспешил заверять начальство лейтенант, надеясь, что Арнольдик даст отмашку на передачу. — Может, я успею завести?

— Я сказал — в отдел! — заревели в трубку начальственные модуляции. — Передать девку может любой другой сотрудник. А ты мне нужен как процессуальное лицо. Одна нога там — другая здесь! Жду!

Павел Конющкин недоумённо посмотрел на трубу, из которой были слышны гудки зуммера.

— Похоже нам пора обратно в полицию. — обронил он.

— Надо, так надо. — со вздохом вторила девушка.

Ей до смерти надоела и полиция, и обезьянник, и, даже, комната досуга. Хотелось уже перемен, но приходилось подчиниться обстоятельствам. Она несвободна и не вольна в своих действиях, а от этого она уже отвыкла.