Перелом (СИ)

Еще интереснее была эпопея с шосткинским аэроузлом. В Навле, на станции Брасово и на промежуточных полустанках мы захватили в общей сложности семь составов, восемнадцать отдельных паровозов и около двухсот шестидесяти вагонов. Причем первые сообщения о захваченном железнодорожном транспорте начали поступать еще в восемь утра, когда на брасовском аэроузле шли бои. "Так…" — сказали мы — "информация у немцев сейчас скудная, нас глубоко в тылу не ждут. Тем более на поезде. А что если…" — и бойцы стали переодеваться в немецкую форму, кому хватило со складов и самих немцев, заводить на платформы бронетехнику, грузиться в вагоны… Первый состав отправился в половине десятого. Свернув от Навли на юго-восток, он пошел брать станции — Святое, Алтухово, Кокоревка, Холмечи — станции располагались в десяти-двенадцати километрах друг от друга. Заехать, высыпать из вагонов, разоружить или пострелять подвернувшихся немцев, взять под контроль станцию и телеграф — и через пятнадцать минут, оставив охранение, двигаться дальше. Первый состав "истаял" через восемьдесят километров, оставив на станциях и полустанках все шестьсот человек личного состава. Но следом шли уже другие, и второго состава хватило как раз до Шостки. Сто шестьдесят километров были проделаны за три с половиной часа, при трех убитых и семидесяти раненных. Причем больше всего потерь мы понесли от обстрелов своими же партизанами — еще бы — на немецких поездах, да в немецкой форме… у людей же рефлекс, выработанный двумя годами партизанщины.

Ведь рядом с Брасово — нашей первой целью — был и знаменитый Локоть — столица пресловутой Локотской республики. Конечно, после нашего взятия Брянска фрицы прикрыли эту лавочку, но в округе все-равно было немало этих фашистких прихвостней, которые потом немало попортили нам крови. Фактически, тут шла местная гражданская война между коллаборационистами, просоветсткими и антисоветскими партизанами. И в этой каше нам ранее уже довелось поучаствовать — сначала, в сорок втором, мы наладили связь с помощью самолетов, причем со вторыми и третьими установились контакты примерно поровну, особенно после того, как мы поучаствовали в отражении нескольких карательных рейдов. Правда, до нашего тут появления пролилось достаточно крови, так что народ был довольно злым, и пострелять что по немецкой, что по советской, что по русской форме был не прочь. Вот нам и доставалось — даже немцы с венграми тут были не так воинственны, как советские граждане, дорвавшиеся до оружия. Так что с этим еще предстояло долго разбираться, пока же мы кооптировали в свои ряды местное население — как шарившееся с оружием по лесам, так и сидевшее дома — требовалось много поработать. Пока третий и четвертый составы выгружали пехоту, пока она прорывалась внутрь периметра шосткинского аэроузла и завязывала бои внутри него, вокруг железнодорожных путей кипела работа — в чистом поле сооружались пандусы, а неподалеку разравнивалась посадочная полоса, которая, если повезет, позднее станет еще и взлетной.

Начавшись в десять часов утра, бои за шосткинский аэроузел продолжались до четырех дня — подтягивать сюда силы было сложнее, поэтому наши первые подразделения лишь блокировали возможность взлетать с аэродромов, да и то не со всех, так что немцы успели сорганизоваться, и лишь постепенное подтягивание техники по железной дороге в конце концов переломило ситуацию в нашу пользу. И пока было непонятно — надолго ли. Ведь вокруг были партизанские места, соответственно, в населенных пунктах стояли немецкие и венгерские гарнизоны. Постепенно они тоже подключались к боям, а сколько их в округе, мы не знали. К тому же, протащив к Шостке около семи батальонов пехоты, тридцати БМП и десятка САУ, мы лишились возможности делать это далее — какие-то ухари разбили наше охранение на одном из мостов и взорвали его. Ветка была разорвана. Но сама операция наступления "на паровозах" стала вторым событием этого дня, вошедшим в анналы военной науки. И теперь бы только не сгубить тех, кто свершил это событие.

Но разгром трех аэроузлов существенно облегчил работу штурмовой авиации и снизил вероятность воздушных ударов по нашим наступающим войскам. Так-то, мы отучили немецкие бомбардировщики летать над нашей территорией уже с полгода как, а вот над остальной территорией СССР они работали неплохо — ну еще бы, если порой авиационное командование требовало от наших истребителей держаться на высоте немецких бомбардировщиков — откуда, спрашивается, возьмется скорость для атаки и быстрого выхода из-под огня? Да и стрелять в бок сложнее — силуэт-то меньше… Вот и "прилетало" нашим. Так, перед летним наступлением — в мае и начале июня — немцы провели ряд стратегических бомбардировок нашей промышленности на Волге — завод номер 292 в Саратове потерял практически все производственные площади, и фронт лишился трехсот Як-1 в месяц, заодно сожгли хранилища ГСМ на тридцать тысяч тонн — а это неделя боев высокой интенсивности для всей Красной Армии. ГАЗ также был разбомблен в ноль — и тысяча Т-70 и СУ-76 в месяц — как корова языком.

И натиск бомбардировочной авиации немцев нарастал — раньше, после провала блицкрига, немцы перебазировали три четверти бомбардировочной авиации на другие участки — в Африку и Азию, где они расчищали путь своим сухопутным войскам и боролись с английским флотом. И вот теперь, разобравшись там с нашими союзниками, эти бомберы возвращались обратно. И до этого-то немцы активно перебрасывали бомбардировочные кулаки вдоль всего фронта, проламывая им оборону Красной Армии или, наоборот, купируя ее наступления, а сейчас немцы взялись и за стратегические операции. А, учитывая тот факт, что они не теряли бомбардировщики в налетах на Англию, да еще и проведя мобилизацию промышленности в сорок втором, я так думал, что тут их и до этого было почти как в моей истории, а уж с этими "южными" пополнениями…

В общем, военное руководство СССР резко заинтересовалось нашими зенитными ракетами. Раньше они тоже проявляли интерес, мы даже поставили им несколько комплексов и пару сотен ракет — для тренировок расчетов и взаимодействия с авиацией. Комплексы были поставлены на дежурство вокруг Москвы и Ленинграда, и даже поучаствовали в отражении нескольких атак. Но отношение было все-таки скептическим — по сравнению с истребителем маневренность огня была очень низкая — напомню, наши старые системы стреляли только вверх и с отклонением вбок на двадцать-тридцать градусов, то есть для перекрытия больших площадей таких комплексов потребовалось бы много, и военное руководство сочло, что уж лучше грамотных людей пустить на те же истребители.

В принципе, тоже вариант, представить в качестве доказательства свою паранойю и малообученность выпускавшихся тогда пилотов я не мог. С обученностью в сорок втором был полный швах — десять-двадцать часов налета в училище — и в бой. Даже у нас налет в школе был гораздо больше, да еще ступенчатое обучение, когда курсант последовательно проходил транспортную, штурмовую, и только затем истребительную авиацию… ну, я об этом уже рассказывал. В общем, на остальной территории СССР ракеты не прижились. Да и бомбардировщики не сказать чтобы лютовали над крупными объектами типа городов — они больше работали по полевым войскам. Это у нас они пытались бомбить по заводам и домам — и относительно близко к польским и прусским аэродромам, и войска были распылены по территориям, рассредоточены в глубину — кого бомбить-то? Да и прикрывали мы их плотнее — длина фронта у нас была все-таки не та, что у Красной Армии, а гораздо меньше — временами раз в пять. Да и бензин у нас был дефицитом, чтобы жечь его на каждый чих. Так что нам ракеты очень даже подходили.

Но, как бы то ни было, обученные ракетные расчеты у КА в сорок третьем уже были. Они-то и стали ядром, которое в последующие недели стало разрастаться как снежный ком — наша промышленность могла выпускать ракеты и пусковые установки старого образца уже сотнями и десятками в месяц — они-то и пошли на восток, прикрывать не только стратегические объекты типа крупных заводов, но и армейские штабы, склады, а то и критические участки фронта — Красная Армия ускоренными темпами училась экономить бензин. А не то, что раньше — размазать в патрулях истребительную авиацию — и отлично — "бойцы видят, им так спокойнее". А то, что сжигается ресурс и бензин, что малые патрули легко бьются немцами, а большие — это еще больший расход ресурса и бензина… тоже ведь не выход.