Тень Альбиона

Польский гусар (который, по чистейшему убеждению местных горожан, не был ни поляком, ни гусаром) снимал комнату в меньшей из двух роскильдских гостиниц. Гостиница располагалась достаточно далеко от порта, чтобы ее даже случайно нельзя было спутать с ночлежкой для простых рыбаков; даже не напрягая воображение, можно было поверить, что это заведение предназначено для обслуживания мелких дворян, которых по неизъяснимой воле провидения могло занести в Роскильд.

Уэссекс никогда не бывал в «Русалке», но ранее посетил множество подобных заведений. Главный вход все еще был заперт на засов — для защиты от ночных опасных гостей, — но зато кухонная дверь была раскрыта нараспашку; там готовили свежую выпечку, и поварам хотелось хоть немного проветрить помещение. Уэссекс быстро прошел через кухню к лестнице, ведущей на второй этаж.

На втором этаже обнаружились две двери, и из-за одной доносился громоподобный храп. Уэссекс отворил вторую.

Илья Костюшко валялся на смятой постели в состоянии полнейшей прострации, засунув руку под взбитую подушку. Усы его были сбриты, экстравагантная прическа гусара сменилась аккуратной стрижкой, а волосы приобрели неописуемый белый цвет. Одет он был в рубашку и панталоны, застегивающиеся под коленями, и на вид ничем не отличался от сотен студентов, беглецов и прочих категорий людей, испытывающих денежные затруднения.

Уэссекс затворил за собою дверь. Щелчок замка почти заглушил щелчок взводимого курка. Уэссекс обернулся.

Костюшко приподнялся на локте, а пистолет в его руке был нацелен точно в голову герцогу. Увидев вошедшего, поляк опустил пистолет.

— Вам следовало бы одеваться получше, друг мой. Из-за этого мерзкого камзола я чуть не принял вас за француза.

Костюшко провел рукой по волосам и слегка скривился, ощутив, какими жесткими они стали из-за обесцвечивания.

— Если вы подозреваете, что на моем месте мог оказаться француз, вам следовало бы запирать дверь, — заметил Уэссекс.

— Видите ли, я более или менее надеялся, что это будет француз, — доверительно сообщил Костюшко. — Какой смысл ожидать от других попыток примирения, если не делаешь их сам?

Костюшко поднялся с постели и принялся рыскать по захламленной комнате в поисках своих сапог и бутылки бренди.

— И что, никто их так и не делал? — спросил Уэссекс.

— Слава богу, здесь вообще отсутствуют враждебно настроенные иностранные граждане, — сказал Костюшко и добавил длинную фразу на родном языке. Уэссекс уже знал, что она означает примерно следующее: «Дьявол посылает покой, когда человек и так уже скучает». Это была одна из любимых поговорок Костюшко. — Лично я этого объяснить не в силах.

Он пожал плечами и уселся, чтобы натянуть свои видавшие виды, разношенные сапоги.

Уэссекс оглядел комнату, но, кроме кровати и стола, другой мебели в ней не обнаружилось. Герцог решил прислониться к стене.

— Кстати, вам полагалось находиться на том же корабле, что и принцесса, — заметил он для поддержания беседы.

— А я там и находился. Я отлично потрудился: перевоплотился в голландского врача и уговорил добрейшего сэра Джона, чтобы тот помог мне получить место на первом же корабле, отплывающем в Англию. Но ее высочество буквально перед самым отплытием выставила меня на второй корабль. Она заявила, что этот ван Гельсинг ей не по нутру, а у меня уже не оставалось времени перевоплотиться в кого-то другого.

Тогда это не вызвало у меня беспокойства; мы проверили команду «Королевы Кристины», еще пока та стояла в порту, и выяснилось, что все ее члены до отвращения верны. Предателя среди них не было. Никаких замен в последнюю минуту не производилось. Мое перемещение на «Тригве Ли» имело единственный недостаток — я оказался вдали от принцессы. Но сэр Джон оставался рядом с ней, а он даже лучше меня способен докладывать во дворец о настроении принцессы. А потом «Кристина», извольте видеть, просто взяла и исчезла, когда нам оставалось каких-нибудь полдня пути до шотландского побережья.

Уэссекс знал, что корабли — как и «Творец вдов» — должны были держаться как можно ближе к английскому побережью, чтобы избежать нападения со стороны французов.

— И это все, что вы знаете? — спросил Уэссекс, начиная злиться.

Костюшко развел руками.

— А что здесь еще знать? — произнес он таким тоном, словно с трудом сдерживал рыдания. — Никто на «Тригве Ли» не ожидал, что корабль принцессы исчезнет, — можете не сомневаться, это я проверил, — и никто понятия не имеет, куда же он делся.

— Следует исходить из предположения, — рассудительно произнес Уэссекс, — что где-то он да находится. И если бы там к нему относились хоть сколько-то доброжелательно, мы бы о нем уже услыхали.

— А значит, он во Франции, — мрачно сказал Костюшко.

— А значит, он, возможно, во Франции, — согласился Уэссекс — Мы не должны скрывать от принца Христиана, что умудрились потерять его дочь, — следует предполагать, что он и сам уже об этом знает, — а потому я отплываю в Копенгаген на «Творце вдов». Принюхаюсь, чем там пахнет при датском дворе, и пригляжусь: может, кто-нибудь знает больше, чем ему полагается.

— Я с вами, — мгновенно предложил Костюшко.

— Нет, — твердо произнес Уэссекс. — Для вас есть дело в Англии. Принц Джейми связался с девчонкой Рипона. Попытайтесь оторвать ее от принца.

— Я? — недоуменно переспросил Костюшко, потом улыбнулся. — Ну что ж, можно попробовать. Она хоть красивая?

— Куда красивее, чем вы заслуживаете, сын мой. Так что прихорашивайтесь и отправляйтесь в путь.

— Ее милость герцогиня Уэссекская! — выкрикнул слуга в парике, когда Сара добралась до верха лестницы.

Бальный зал занимал целый этаж графского особняка. Сара невольно сравнила его с бальным залом Мункойна. Ей стало любопытно, не указывает ли разница в обстановке на разницу в характерах владельцев.

Бальный зал Мункойна был роскошен: величественный, сверкающий, он предназначался для того, чтобы производить впечатление. А зал Брукстона (особняк был назван в соответствии со вторым титулом Рипона — виконт Брукстонский) был предназначен для того, чтобы подавлять, — даже не сам по себе, а как напоминание о семействе, которое его возвело. Здесь повсюду красовался герб Хай-клеров, словно трофей, отнятый у врага, а зеркала отражали свет люстр и превращали его в безжалостное сверкание, что било по глазам, словно брошенный вызов.

Сара собиралась прибыть на бал пораньше. Она надеялась отвести Мириэль в сторонку и выспросить девушку об ее истинных намерениях. Но из-за столпотворения экипажей, запрудивших улицу, она попала на бал лишь к десяти вечера. В зале уже было полно народа, и Сара не могла разыскать среди этого арктического сверкания хрусталя и зеркал ни Мириэль, ни принца Джейми. Возможно, принц не придет, — это был бы идеальный вариант…

— Ваша светлость, как прекрасно, что вы навестили нас.

Рядом с Сарой неизвестно откуда возник граф Рипонский.

— В самом деле? — парировала Сара, едва удержавшись от более едкого ответа. Интересно, неужели этот человек действительно надеется сделать из принца Джейми короля-марионетку, который будет плясать под его дудку? А он хоть раз попытался прикинуть, какую цену за это придется заплатить?

— А где же ваш муж? — не унимался Рипон. — Где же герцог?

Можно подумать, Сара могла забыть, за кого она чуть больше месяца назад вышла замуж! Сара покрепче перехватила веер.

— Мой муж не любит находиться в вашем обществе, — дерзко заявила она. Ради такого случая она могла сжечь все мосты; попытки изображать из себя ходячую добродетель закончились провалом. Может, противоположная тактика окажется более успешной?

— Увы! — Похоже, это замечание не слишком уязвило Рипона. — Но быть может, нам удастся добиться, чтобы хотя бы вы были о нас лучшего мнения.

«Сомневаюсь!» — подумала Сара, но этого уже не стала говорить вслух. Вместо этого она позволила Рипону провести ее из бального зала в соседнюю комнату. Там он поднес герцогине бокал ледяного шампанского, раскланялся и наконец-то оставил ее в покое. В течение следующего получаса Сара разыскивала леди Мириэль; с двуличностью, удивляющей ее саму, она болтала со встреченными знакомыми и обещала танцы, не намереваясь выполнять свои обещания. Рипон превзошел самого себя — складывалось впечатление, что сегодня вечером в его доме собралась добрая половина лучших семейств Англии.