Охота на Сталина

Красная профессура у первого вагона бойко закидывала свои вещи в тамбур и прямо в открытые окна, будто это были не дядечки в возрасте, а те же студенты.

Виктор поставил на землю чемодан, взял в свои ладони Настино лицо и поцеловал. Крепко поцеловал, по-настоящему. Она не оттолкнула его, а наоборот прижалась и заплакала.

Уже дома, не один раз прокручивая в голове эти последние минуты, что они пробыли вместе, Виктор думал о том, что, если бы не война, если бы не этот Лутц со своей бандой, ведь все могло у них сложиться по-другому. Черт! Но ведь познакомил-то их как раз Ян. Да и не обратила бы внимания хоть и бывшая, но потомственная дворянка на простого красного командира из шахтерского села Степановка.

Свет этим вечером так и не дали, воск от давно погасшей свечки стек по подсвечнику и зашипел в лужице коньяка из опрокинутой бутылки. Орловский, уронив голову на руки, спал сидя за столом. За окном выла сирена воздушной тревоги, и над Белорусским вокзалом рыскали в небе яркие лучи прожекторов. Вскоре заработали зенитки, но разбудить Виктора они так и не смогли.

Проснулся он рано, не спеша позавтракал, покидал в сидор нижнее белье, теплые носки, мыло и бритвенные принадлежности. Подумав, положил сверху пару банок тушенки и пол буханки хлеба, затем залез в тайник, достал наган и горсть патронов к нему. Почистив револьвер, Орловский засунул его за пояс под свитер.

К зданию треста на Пятницкой он приехал за полчаса до того времени, на которое был назначен сбор. Кондратюк был уже здесь. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу и прижимая к животу набитую под завязку белую парусиновую сумку. Кроме Орловского, Назаряна и главбуха в сторону Юхнова ехало еще два инженера. Правда, их должны были высадить раньше. Остальные либо уже находились на возводящихся рубежах, либо вошли в состав других групп на других направлениях.

К половине девятого к парадному подкатил автобус с работницами фабрики «Красный октябрь». Эти «сладкие женщины» с профессионально пухлыми щечками и звонкими голосами сразу наполнили улицу смехом и гомоном. Как будто не окопы рыть едут, а на загородный пикник. Две подъехавшие полуторки с осчастливленными бронью артистами какого-то там театра, причем все больше молодыми, розовощекими вьюношами, вообще вызвали бурю эмоций у кондитерш.

Виктор подхватил сидор и устроился на одном из свободных сидений у передних дверей автобуса. Главбух отдуваясь плюхнулся рядом сним.

По пустой утренней Москве они быстро доехали до окраин города и уже на Варшавском шоссе встроились в колонну таких же забитых грубой рабочей силой автомобилей.

Всю дорогу неуемные женщины тянули задушевные жалостливые песни, от которых у Виктора к исходу первого часа начала болеть голова, а Кондратюк, не разделяющий их веселья, все пытал Орловского насколько близко к фронту они едут. Как будто Орловский знал больше него. Он даже не представлял, что они там будут делать: толи гонять землекопов, заставляя их рыть траншеи, котлованы под блиндажи и землянки и другие фортификационные сооружения, толи просто, наряду с остальными махать лопатой.

А Кондратюк думал совсем не об этом. Он боялся. Именно из-за своей природной трусости он и попал в цепкие лапы Лутца, и теперь главбух мысленно рисовал себе картины страшных бомбежек и еще черти знает чего.

Наконец Орловскому надоел этот филиал хора имени Пятницкого и Кондратюк, потеющий от страха на соседнем сидении, и он во время первой же проверки документов вышел из автобуса и, закинув сидор в полуторку, забрался на ее борт.

Здесь, конечно, было не так тепло и уютно, но зато ничего не мешало обдумать, что же делать дальше.

На месте их встретил немолодой капитан с усталым, серым от въевшейся пыли лицом. Одернув выцветшую гимнастерку, он принял рапорт у сопровождающего колонну лейтенанта, после чего тот вскочил на подножку одного из грузовиков, и часть приехавшей сюда колонны отправилась дальше.

Капитан показал вновь прибывшим, где им предстоит жить и где получать пайки, а потом бойцы трудового фронта потянулись в поле. Половину его уже была покрыта зигзагами свежих шрамов окоп и ходов сообщения между огневыми точками. Рыли в основном бабы из близлежащих деревень и несколько бойцов инженерного батальона.

Подъехал грузовик с инструментом. Майор расставил людей и, пообещав к обеду организовать горячее питание, укатил куда-то на полуторке. Вообще все было как-то неорганизованно. Старшего никто не назначил. Если работницы кондитерской фабрики, которыми командовала крупная, мужеподобная женщина в пиджаке со значком «ворошиловский стрелок» на лацкане, дружно вгрызлись в сырую подмосковную землю, то румяные деятели искусства приниматься за работу не спешили.

Самое время навестить этого Игната Брагина, — Виктор поманил рукой Кондратюка, и они, сделав вид, что идут к лесу по нужде, пошли в сторону Юхнова.

Одно- и двухэтажные деревянные дома на улице Лещева утопали в огненном море осенней листвы, и дом номер пять им удалось найти не сразу. Это был небольшой сруб с почерневшими от времени стенами. Одну половину его занимал райпотребсоюз, а на другой теснились несколько мелких мастерских. Как сказала соседка по коридору, Брагин — шляпных дел мастер, вышел по делам, но должен скоро вернуться.

Не успел Орловский выкурить папиросу-другую, как хозяин запертой на навесной замок мастерской открыл скрипящую, покосившуюся калитку и, поставив на землю баул набитый отрезами ткани, спросил:

— Не ко мне ли гости дорогие?

— К вам. Мы за шляпой для Архипа Григорьевича.

— Шляпа еще не готова, зато есть новая модель кепки-лондонки. Проходите покажу.

Кагда все условленные слова были сказаны, Брагин снял замок и пропустив гостей в мастерскую, закрыл изнутри дверь на засов.

Внешность шляпных дел мастера никак не соответствовала его профессии. Перед Орловским стоял верзила с большими мозолистыми ладонями, крупным скуластым лицом и мясистым носом промеж глубоко посаженных злых глаз. Ему на скотобойне работать а не фетровые шляпки крутить.

— Этот с нами? — Игнат с сомнением покосился на незнающего куда себя девать Кондратюка.

— Начальство приказало, а ему виднее, — Виктор, не дожидаясь приглашения, сел на лавку возле окна. Он и сам был бы рад отделаться от главбуха, но подозревал, что того специально послали приглядеть за ним и доложить о результатах операции. — Я предлагаю оставить его здесь. Там он нам только мешаться будет.

— Но… — попытался возразить Кондратюк, переводя взгляд с одного своего подельника на другого. Он снял кепку и мял ее в руках, будто пытался найти вшитую в нее инструкцию на все случаи жизни. Но если в природе и существует такая инструкция, то находится она на пару сантиметров ниже кепки.

— Нет, — Виктор встал. — Никаких «но». Я старший группы и мое решение — оставить вас здесь. Брагин, где «мыло»?

Игнат засуетился, отодвинул тяжелую болванку, на которую натягивались заготовки для шапок, и, открыв обнаружившийся под ней люк, скрылся в подполе.

Орловский, от нечего делать. Принялся осматривать мастерскую. На противоположной стене висели образцы готовой продукции. Чего здесь только не было: та самая кепка-лондонка в мелкую бежевую клетку, дореволюционный картуз, белая пилотка из крученого шелка, несколько офицерских фуражек, от простенькой, с суконным малиновым кантом, до шикарной шевиотовым околышем и серебристой подкладкой. В углу висела даже польская кофедератка, а рядом шерстяная буденовка с большой синей звездой.

Вскоре в густой темноте люка чихнули, и на поверхности появился сначала мешок, а затем и сам Игнат.

Если речь шла о том мосте, который они видели с Кондратюком, выходя из леса, то взрывчатки было более чем достаточно.

А о каком же еще? Врядли здесь был еще мост.

Но возражать Орловский не стал. Пусть этот орангутанг тащит все, что есть.