Эпоха героев и перегретого пара (СИ)

Под шум от убийства, перекрывший новость о войне с империей Демидовых, Строганов вернулся в Вену, где незамедлительно был вызван к полковнику Императорско-королевской жандармерии фон Шварцу в знакомый кабинет.

— Надеюсь, вы нашли грабителей? Пострадали и мои вклады, — с ходу заявил граф, незамедлительно переходя в нападение. — Надеюсь, наши отношения позволят рассчитывать на правдивые сведения?

— Без сомнения, герр Трошкин. Но есть моменты, которые считаю своим долгом прояснить.

— Извольте, полковник, — Строганов придал осанке и лицу приличествующее выражение, откинувшись в кресле.

— Признаюсь, жестокое убийство эрцгерцога сейчас затмило смерть двух жандармов. Однако есть, повторяюсь, некоторые моменты, которые настораживают. В обоих случаях вы находились в городе, где случались преступления — в Вене и Пеште. Из этих городов тут же выехали, причём каждый раз мне докладывали, что наши… гм, опекуны вас теряли из виду. Не слишком ли много совпадений?

— Вы меня подозреваете? Досадно, но таков ваш долг, поэтому я не в обиде и охотно отвечу на все вопросы. Вечером, когда злоумышленники грабили Шпенглербанк, я наслаждался оперой «Волшебная флейта». В театре встретил знакомых, они могут подтвердить. Верите ли, полковник, к концу первого действия разболелась голова, словно от дурного предчувствия. О том, что оно оправдалось, узнал из газеты. Скорблю по вашим погибшим, но и утрата денег для меня весьма неприятна, будем откровенны. В Пешт я выезжал рано утром по делам, ни от кого не скрываясь. Возможно, опекуны задремали, вы не допускаете такую возможность? — единственный глаз глянул чуть иронично. — Касательно покушения на эрцгерцога должен признаться — у меня alibi нет.

— Приметы убийцы не совпадают с вашими. Что же касается главаря грабителей, есть сведения, что он высокого роста, говорит по-французски и всегда носит маску.

— Вылитый я, — криво усмехнулся Строганов. — Или любой из миллиона высоких французов.

— Пожалуй. Ещё есть сведения о Иссаке Соломоне, с коим вы якшались, он бесследно исчез, и Моисее Кацмане по кличке Халбьюдиш.

— Тоже исчез?

— Найден под мостом через Дунай с проломленным черепом и стреляной раной в плече. Если арестуем кого из его банды — только поквитаемся за убитых товарищей. Об истинном главаре они вряд ли осведомлены. Тем более иудеи крайне неохотно помогают полиции и не признаются даже при самых бесспорных уликах.

Фон Шварц аж ладони развёл, показывая — что возьмёшь с христопродавцев. Но в его открытом жесте почувствовалась некоторая фальшь. Быть может, он полагал, что бандита нашли жандармы и уже отомстили. Что же думал барон на самом деле, осталось загадкой — душа высокопоставленного полицейского довольно темна и непознаваема.

— Можем считать, вы меня вызвали как пострадавшего в деле Шпенглербанка? — граф намекнул, что пора ставить точки над i.

— Да. Но на всякий случай прошу вас не покидать Вену до окончания расследования.

— Увы, полковник, мне необходимо в Зальцбург.

— Зачем?

— Во-первых, истребовать у головного банка возмещение потерь. Во-вторых, цена самого банка упала до весьма заманчивой суммы, грех не воспользоваться шансом вложить немного денег в империю. Так что если я не арестован и не получаю официального обвинения, разрешите откланяться. Дней через десять вернусь — и всецело к вашим услугам.

— Ауфидерзейн, — сдался жандарм.

Ему несколько полегчало. Пусть лучше оба преступления останутся нераскрытыми, со временем найдётся на кого их повесить, нежели всплывёт связь между ним и главарём злоумышленников. Посему подозрения подозрениями, а очень хорошо, что у Трошкина есть толковый ответ на щекотливые вопросы.

Разумеется, Строганов не торопился с покупкой банка. Цена подобных активов падает в связи с неуспешной войной. Национальное восстание усугубит положение.

Его прогнозы оправдались. Вслед за мадьярами поднялись южные славянские земли, полыхнуло в Богемии. Объявленное столкновение с Россией позже назовут «войной, коей не было», ибо после грозного бряцанья оружием канцлер Меттерних бросил армию исключительно на обуздание внутренних беспорядков, о боях за пределами страны уж и речи нет.

Пруссаки, возлагавшие немалые надежды на австрийское участие в кампании против русских, сочли Меттерниха предателем. Не будь достигнута договорённость с империей Габсбургов, они воздержались бы от резких слов в адрес восточного соседа, несмотря на первые вооружённые столкновения с русскими частями, достаточные для casus belli^[27], если бы война не была объявлена до сих пор.

Бронеходные, кавалерийские и артиллерийские части, а также матушка-пехота вошли на польские земли и приблизились к рубежам Восточной части Пруссии, развёл пары и поднял паруса Балтийский флот. Влади́слав Понятовский прислал гонца из окружённой Варшавы, что согласен на русские условия возрождения Речи Посполитой, пусть и в составе империи.

Грядущая война ждала своих героев. Человек, в одиночку отвадивший Австрию от любых попыток сражаться с Россией и тем самым значительно облегчивший её участь, остался безвестен как в ипостаси «герра Трошкина», так и под истинным именем.

Да и сам он не гордился содеянным. Страна Моцарта и Штрауса не может не вызывать привязанности. Современная австрийская музыка велика в той же мере, что и русская поэзия. Горько и досадно, что нужно здесь свершать злодеяния, кои обернутся во благо России. По какому праву граф присвоил себе власть карать множество чужих и незнакомых людей? Он не мог ответить на этот вопрос, как и вся его жизнь, правильная и ясная до первой встречи с Пестелем в ранге фюрера, вконец запутанная — после. Короткие годы счастья с Юлией да бесспорная правда в войне против осман были лишь кратким светлым эпизодом на фоне тьмы, покрывшей прошлое, а нынешние неоднозначные деяния скорее окрашены серостью неопределённости. Одно хорошо — ни Юлия Осиповна, ни Владимир о них не знают, так тому быть и далее.

Глава восьмая, в которой снова появляется князь Паскевич

Генрих Четвёртый завоёвывал Францию с армией в несколько тысяч душ, Пётр Первый и Карл двенадцатый под Полтавой командовали десятками тысяч. Со времён Наполеона великие европейские державы в войнах между собой отправляют на заклание сотни тысяч, а общее число вовлечённых в сражения с Бонапартом и на его стороне превысило миллион.

В усмирительный поход на Варшаву, не увенчавшийся её взятием, Фридрих Вильгельм IV отправил скромные шестьдесят тысяч. После позорного отвода австрийских дивизий, да ещё под угрозой столкновения с русскими, началась мобилизация. В Берлине и Кёнигсберге до конца не осознали грозившей королевству опасности, Россия, недавно разорённая республиканскими властями и с тех пор с трудом побеждавшая лишь в мелких битвах с диковатыми армиями магометанского юга, не казалась сильным врагом. Да, без австрийских союзников тяжелее. Да, надобно оторвать от хозяйственных дел сотню тысяч крепких германских мужчин, часть которых уйдёт от родных домов навсегда. Но русские заплатят за строптивость сторицей! И ни с кем не нужно делить приз.

Правда, настораживали слухи о военных локомотивах, обшитых толстым железом и ходящим по полям. Но никто и ни разу не видел их в зимнем бою — огромные коробки просто увязнут в снегу. Да и на случай встречи с ними прусские пушкари приготовили гостинцев.

Так ли это, королевские генералы получили возможность проверить на деле в начале декабря, когда бронеходы в сопровождении гренадёров обогнули Варшаву с юга и ударили во фланг осаждавшим посполитую столицу.

Командующий Западной русской армией фельдмаршал Иван Фёдорович Паскевич лично перед боем сел на коня и в тусклом свете поздней зимней зари выехал к бронеходам. Больше всего его волновал один вопрос, и он не преминул его задать командиру корпуса генералу Александру Сергеевичу Меньшикову.

— Не застрянут?

Облепленные снегом, могучие трёхосные экипажи замерли, вытянувшись длинной колонной. Особые зимние колёса тагильской выделки, ширины необыкновенной, вылезли далеко за броневой пояс. Передняя машина глубоко утоптала снег, проваливаясь в него чуть не по днище. Следующие за ним разбили дорогу, перемешав снег с глиной. Марш до Варшавы вылился в сплошное мучение для экипажей и гренадёров — каждый бронеход застревал не реже раз в сутки, и начиналась катавасия, знакомая и привычная до скрежета зубовного. По первости отцеплялся тендер, и люди руками пробовали вытолкнуть пыхтящего и буксующего гиганта из колеи. Хоть и редко, но удавалось, если нет — задом сдавал небронированный пароход, цепляя увязшего страдальца толстой цепью, и тянул что есть мочи, нередко закапываясь с грязную кашу и тоже нуждаясь в помощи.