Развилка (СИ)

Нам, мне, Сахно и Сотникову, дали задачу отвезти во фронтовые части проекты Конституции Доно-Кавказского Союза и некоторые сопутствующие документы. Можно было выбрать, куда отправиться, и я решил посетить Особую бригаду генерала Шкуро. Она находилась в районе Святого Креста, готовилась к продвижению на Кавказ, в сторону Пятигорска, и со мной никто не спорил. Сахно выехал в 1-ю казачью дивизию. Она действовала под Великокняжеской (Пролетарском) и Сальском, обеспечивая прикрытие правого фланга ударной бронетанковой группировки, рвущейся к Сталинграду. А Сотников помчался в 102-й Донской полк, который вместе с немецкими горными стрелками находился в Абхазии и Сочи.

Наконец, мы с урядником добрались до места. Штаб бригады я нашел быстро, он находился в центре города. Однако здесь никого из главных командиров не оказалось. Полки, во главе со своим легендарным атаманом, уже выдвинулись к фронту. В Святом Кресте оставались только штабные работники, отдельные сотни и тыловые службы, которые готовились к переезду и маршу. Мне они не нужны. Продолжать движение на ночь глядя не хотелось, тем более, что автомобилю требовался ремонт. Офицеры штаба обещали помочь, обеспечить урядника Семенова запчастями. А мне посоветовали отдохнуть у родственника. Оказалось, дядька Кондрат здесь, он неподалеку, и я его навестил. В общем-то, ради него и выбрал поездку в Особую бригаду.

Старший Погиба квартировал в ста метрах от штаба, в добротном каменном доме дореволюционной постройки. Во дворе хорошо вооруженные казаки, сразу видно, что бывалые и подготовлены не хуже диверсантов "Фалширма". Я был в казачьей справе, которая сохранилась еще со времени службы в полку Кононова. Назвал себя и меня сразу провели в дом.

Дядька Кондрат сидел в просторном зале, за накрытым столом. Лицо серое, словно он долго болел или сильно вымотался. Перед ним бутылка водки и уже наполненный гранчак, граненый стакан. А напротив него средних лет подтянутый казачина в черкеске. Они о чем-то разговаривали, но, увидев меня, замолчали.

Взгляд старшего родственника скользнул по мне, а потом он с развязностью, которая присутствует у всех выпивших людей на ранней стадии опьянения, слегка улыбнулся и спросил:

- Андрей, ты что ли?

- Он самый, - я снял папаху, рукавом гимнастерки смахнул со лба пот и кивнул ему: - Здрав будь, дядька.

- Присаживайся, - кивком он указал на свободный стул, а затем посмотрел на казака в черкеске и представил меня: - Это племяш мой, Андрей Погиба. Детдомовский. Раньше за красногадов воевал. Потом у Кононова в полку служил.

Казак в черкеске повернулся ко мне и назвал себя:

- Сотник Беспалов, Отдельная Особая горная сотня.

- Хорунжий Погиба, офицер по особым поручениям при штабе Казачьих Формирований.

Мы с Беспаловым пожали руки, я присел и дядька усмехнулся:

- Растешь, племяш. Давно при штабе?

- Пять дней.

- А до того, где был?

- А ты не знаешь?

- Нет, я тебя из вида потерял.

Можно было отмолчаться, но я решил показать, что тоже не простак:

- Я был там, куда меня с твоей подачи отослали, дядька. Сначала в школе Абвера, а потом в отряде "Фалширм".

Кондрат мотнул головой, налил в чистый стакан водки и поставил передо мной:

- Давай, Андрей, выпьем. У нас сегодня поминки.

Родственник мелко перекрестил стакан, и мы с Беспаловым повторили его движение. После чего выпили. Как водится, молча. Кого поминаем, я не спросил. Растерялся и не ожидал ничего подобного.

Выпили и закусили, а затем Беспалов поднялся и сказал Кондрату:

- Значит, договорились?

- Да, - ответил он.

- Добро. Завтра встретимся.

- Буду ждать.

Беспалов кивнул мне и вышел. Мы остались вдвоем и Кондрат тяжко вздохнул:

- Эх, жизнь наша казацкая. Как в старой мудрой присказке.

- Какой именно? - спросил я.

- Слава казачья, а жизнь собачья.

- Понятно, - сказал я, хотя, на самом деле, ничего не понимал. - Кого хоть поминаем?

- Друга моего, Якова. Мы с ним в Первую Мировую в одном батальоне служили. Гарный казак был и помер геройски, в бою, прикрывая товарищей.

- Давно?

- Позавчера.

- А как погиб?

- Я его пристрелил... - Кондрат помедлил и пояснил: - Он за большевиков воевать пошел, когда Гражданская началась, соблазнился их посулами. Мы с ним с той поры не встречались, а позавчера пересеклись. Про казачий корпус, который коммунисты из кубанских казаков собрали, слыхал?

- Да, 17-й кавалерийский казачий корпус.

- Он самый. Мы разгромили их 10-ю кавалерийскую дивизию, когда Святой Крест занимали, и отогнали. Но небольшие группы рассыпались по окрестностям. Вычистили их быстро. Казаки, кто не дурак, сами к нам приходили и сдавались. Они про одну такую группу и рассказали. Я оказался рядом и накрыл недобитков. К берегу реки их прижал. Почти всех из пулеметов покосили, немногие ушли и решили вплавь на другой берег перебраться. Яшка остался их прикрывать, последний был. Знать бы, что это он, может, попытался с ним поговорить. Но в бою не до того, чтобы лица разглядывать. Шлепнул я его, а потом пригляделся и не по себе стало. Вот понимаю, что он падла и предатель, за большевиков воевал и на смерть наших родных, которых комиссары уничтожали, глаза закрывал. А все равно не по себе.

- Ясно.

- Да чего тебе может быть ясно!? - взвился Кондрат. - Молоко на губах еще не обсохло!

Я тоже вскипел:

- А ты меня на горло не бери! Я не в санатории вырос, и повоевать уже успел! Знаю, что такое смерть и как друзей терять!

Дядька побагровел лицом и я подумал, что сейчас он кинется в драку. Однако Кондрат быстро успокоился и, махнув рукой, присел.

- Наша порода, - на его губах появилась печальная улыбка. - Молодец, за словом в карман не лезешь и характер показать можешь. Давай еще по одной выпьем, за встречу?

- Можно, - согласился я.

Снова выпили и стали разговаривать уже по делу. Кондрата интересовали мои похождения, и зачем я прибыл в Святой Крест. Я все рассказал и объяснил. Хотел достать копию Конституции, но дядька сказал, что уже читал ее. Еще в 1918 году, когда судьба занесла его на Дон. В общем и целом, идея создания Казакии, как бы она ни называлась, ему нравилась.

- Если кому и верить, - высказался дядька, - то своим и то с оглядкой, с кем войну прошел, и кто себя в боях показал. С остальными надо осторожно. Трухину и другим перебежчикам вообще не доверяю. Хоть убей, а если они за красных воевали, а потом их предали, при первом удобном случае снова перебегут и хозяина сменят. Белоэмигрантам веры тоже нет. Казаки не забыли, как они нас в Новороссийске бросили. Много говорят про честь, а чуть копнешь, первый слой снимешь, сразу гниль видна. Есть еще среди них люди, но лучшие погибли, а кто заграницей родился и воспитан, нас не понимают, и понимать не хотят. У каждого на этой войне свой интерес - запомни это крепко-накрепко, Андрей. Поэтому завсегда нужно думать о своем народе, о казаках, и родной земле. Что нам с войны будет. Если бы не оглядывались в Гражданскую войну на всяких Деникиных, Колчаков и Врангелей, могли бы отстоять Присуд. Тяжко было бы, но удержались. Создали бы свое государство и стали жить, как предки жили. Конечно, с поправками на реалии двадцатого века.

Можно было поспорить с родственником. Особенно в том, что нельзя никому верить. Есть Тихоновский и Беринг, а помимо них тысячи других перебежчиков и эмигрантов. Да и я сам, по сути, перебежчик. А Россия у нас у всех одна. Без империи казаки не выстоят. В любом случае, придется на кого-то оглядываться и к кому-то прислушиваться. Поэтому я был сторонником большого и сильного государства, в котором так или иначе, придется уживаться всем народам, идти на компромиссы и отстаивать общие границы. Идея Казакии мне тоже по душе - скрывать нечего. Но переоценивать возможности и силу ослабленного войнами казачьего народа не стоило. Однако Кондрату этого не докажешь, он упертый, и спорить не хотелось. Поэтому я перевел тему беседы, и мы стали говорить о войне.