Прораб стройки светлого будущего

— Ну что ты опять ломаешься как красная дева перед первой брачной ночью, Сергеич, — говорил главный координатор наших боевых групп не молодой, но крепкий бывший майор внутренних войск Данил Васильевич, сразу перешедший в обращении со мной на панибратский уровень. — Тебе же не впервой голову людям морочить, а мы тебя прикроем.

— Прикроете, знаю я ваше прикрытие, — я спорил уже скорее по инерции, понимая, что Данил прав, — только распугаете клиентов. Впрочем… — я всерьёз задумался над тем, что мне пришло в голову по аналогии из нашего мира

— Что такое? — сразу заметил изменение моего вида майор.

— Да вот, идея в голову пришла, про прикрытие. Можете ли вы организовать из своих людей по-быстрому реальных конкурентов интересующей нас банды, или клиентов, остро нуждающихся в их товаре или услугах?

— Конкурентов…, — Василич обдумывал предложенную идею, нет, конкурентов из нас не получиться. На это времени не хватит, да и средств лишних нет. А вот выйти на них в роли клиентов — это вполне реально. Даже странно, что мне самому такая идея раньше в голову не пришла, ситуация ведь совершенно типичная. Старею…

— Просто у тебя образ мышления специфический, майор.

— Угу, моё дело всяких мерзавцев и прочих гадов ловить, а не 'совместные предприятия' с ними устраивать, как разведка и контрразведка делает.

— Вот потому ты, Василич, выше майора там, — я кивнул назад, образно показывая мир за порталом, — так и не поднялся, несмотря на все свои заслуги.

— Ты прав и не прав одновременно, Сергеич.

Данил Васильевич не очень любил эту тему, почему в нашем мире не сложилась его карьера, он всегда всё брал на себя, а не как большинство ему подобных, оказавшихся в такой же ситуации, сваливал всё на других. Даже тогда, когда действительно реальная ответственность лежала на других, он оставался верен своему правилу, гласившему, что — 'всегда и всё зависит исключительно от тебя'. В этом, по моему мнению, была его слабость, и, тем не менее, в его лице мы здесь имели весьма талантливого командира, к мнению которого я всегда прислушивался.

— Так прав или не прав? — переспросил я его.

— С одной стороны, ты прав, так как предлагаемые методы взаимодействия с преступным миром, вместо его тотального искоренения, дают свои результаты, позволяя эффективно реализовать тактические цели. Но с другой стороны, разве тебе, Сергеич, не очевидно, что отказываясь от своих твёрдых принципов, разрешая себе идти на исключения из общих правил для кого-либо, даже под предлогом каких-либо 'высших целей', ты сам становишься похожим на тех, с кем нужно бороться? Образ мышления формируется такой вот, сам же это говорил. И что в итоге получится и закрепится тот самый принцип оправдания всяких сволочей — 'он, конечно, мерзавец, но зато он наш мерзавец'. Нельзя ради благих намерений отрекаться от своих принципов, нельзя. Сам посуди, во что превратились наши спецслужбы в том мире…, да в те же преступные группировки по своей сути. И власть стала такой. Пахан на пахане, вор на воре. И всё именно из-за таких вот игр, которые ты предлагаешь. Нельзя чистить канализацию и после этого благоухать амброзией.

Голос майора был твёрд и резок, он был реально уверен в том, что говорил. Его слова, вылетали словно пули из пулемёта, бившего во врага. Но я тоже не собирался так просто сдаваться.

— А как же ты, Василич, отнесёшься к фразе: — 'Что нельзя запретить, то нужно возглавить, сделать управляемым, а потом довести до абсурда'?

— Ну, вот там, у себя, мы все так нашу страну до абсурда и довели, тебе мало? — припечатал он меня одной фразой.

— Мы все, говоришь…, а может быть это не мы, а нас внешние враги довели?

— Да, без них не обошлось, это верно. Но именно потакая желанию сделать как лучше, пренебрегая главными принципами из благих намерений, думая, что 'потом доведём других до абсурда', до абсурда дошли мы сами. Своими руками ведь всё порушили. Зачем кивать на внешнего врага, когда мы сами стали себе худшими врагами?

— Так что же ты предлагаешь вместо всего этого, лезть голой грудью на вражескую амбразуру? Получить звание героя посмертно, от далёких потомков?

— Нет, ты действительно прав, тут переть в лоб нельзя, но и отказываться от своих принципов тоже нельзя, несмотря ни на что и ни на кого. Если мы не сможем навязать противникам свои принципы, то они нам навяжут свои. Заставят играть по своим правилам, и ты не заметишь, как сам станешь таким же, как они. 'Бытиё определяет сознание', помнишь? А потому сразу тебе скажу, Сергеич, что делать нашу агентурную сеть из криминальных элементов или становиться на их место я не стану ни при каких обстоятельствах и своим людям это не позволю, как не проси. Сейчас определим сроки потребные для искоренения вражеской сети, и за них выходить не станем, независимо от других условий.

— Ладно, уговорил, языкастый, — хотя я и не был с ним согласен в полной мере, но мимо здравого смысла мой ум тоже не проходил. — Разрабатываем план внедрения, определяем мою роль, и я пойду готовиться.

Я ещё даже не предполагал тогда, что этот короткий, но достаточно тяжелый разговор станет определяющим для всей нашей дальнейшей деятельности. И для нашего будущего тоже. А пока я стал опять в который раз собираться в дорогу.

Одесса встретила меня настоящим весенним теплом и распускающейся зеленью. Если в нашей средней полосе было ещё полно снега, а деревья только-только думали наливать свои почки или ещё рано, то здесь уже весна давно вступила в свои права. Я с детства любил этот красивый старый город, куда меня часто возил отец. Мальчишкой я мог часами плавать в тёплом море вместе с местной ребятнёй, любил ловить руками кусачих крабов, бить заострённой палкой притаившуюся на дне под волноломом камбалу, которую ещё требовалось разглядеть среди донных камней. Мы с отцом гуляли по зелёным одесским улицам, ездили в пригороды на лиманы, где была чёрная лечебная грязь, а рядом с лиманами через дорогу имелась цепочка пресных озёр с холодной ключевой водой. Позже, будучи взрослым, я нередко приезжал в Одессу по работе, а также пару раз выезжал из одесского порта за границу на теплоходе. И потому я был внутренне рад снова увидеть этот чудесный город, каким он был ещё до моего рождения, посмотреть его очередную молодость, пройтись по его привозу, где, как известно из различных слухов, можно было купить практически всё, что есть в этом мире.

Но я приехал сюда совсем не за красотами города и даже не для купания в море, которое в это время, впрочем, было ещё очень холодным. Мне требовалось впервые на практике продемонстрировать результат тренировок последних месяцев, тренировок неявного внушения другим людям своей воли. Казалось бы, в нашем времени практически все слышали слово 'гипноз'. Некоторые даже бывали на соответствующих сеансах массовых гипнотизёров — Чумака и Кашпировского, а если не были, так по телевизору видели. Я верю, что вскоре российский народ насытится этим дешевым 'чудом' и эти товарищи снова станут безвестными, как бы их и небывало вовсе, но сейчас желание заработать лёгких денег по-быстрому на дешевых сенсациях и чудесах всяко превышает любой здравый смысл. Но, то гипноз эстрадный, он мне не подходит. Не подходит мне и гипноз психологический, которым обрабатывают незадачливых алкоголиков, 'кодируя' их, чтобы они водку не пили. Мне же требуется настоящая боевая версия гипноза, с помощью которого можно быстро полностью подчинить волю другого человека, причём сделать это незаметно для него самого и тех, кто окажется рядом с ним. Тут сразу найдутся множество желающих возразить мне, что — 'такого не бывает в принципе, не все хорошо поддаются гипнозу, есть и вовсе 'негипнабельные'', на что я могу сказать — 'хорошо, вы правы, для вас это так и есть, спорить не буду, оставайтесь, пожалуйста, при своём'. Я, кстати, некоторое время назад сам так думал, пока не стал тренироваться. Зато теперь я точно знаю, что практически к любому человеку можно подобрать свой 'золотой ключик'. Нет, никаких зеркал и 'хрустальных шаров', 'волшебных маятников', для этого не нужно. Всё это 'пионерский уровень'. Для этого нужно всего лишь очень хорошо управлять собой, своими состояниями изменённого сознания. Нужно уметь загипнотизировать самого себя в первую очередь. Но и этого мало. Нужно иметь развитую чувствительность, уметь ощущать своего 'клиента' как самого себя, практически сливаясь с ним. И даже этого не хватит, если нет сильной воли, сильной настолько, чтобы противостоять воле другой сильной личности, иначе не ты подчинишь его себе, а наоборот. С моей гипнотической маскировкой и тренировками управления своими состояниями, добавить недостающие навыки оказалось не слишком сложно. Но и простым делом это тоже не стало, мне приходилось иногда по целому часу в день работать у зеркала, отслеживая себя до мельчайших нюансов, а потом долго пристраиваться к другим людям, ловя на себя их чувства и эмоции, определяя их психические состояния. На следующем этапе я учился изменять настроение тех, кто оказался рядом со мной. Как правило, я незримо незаметно для них, улучшал их настроение, и даже не потому, что большей частью это были мои коллеги, а потому, что только так можно реально 'поймать' волю другой личности. Сами посудите, разве кто будет оказывать какое-либо сопротивление, когда по его ощущениям, ему становится лучше? Думаю, ответ очевиден. Но и тут скептики, особенно те, кто получил высшее психологическое образование, могут возразить, что 'если тебе нет доверия, то все твои старания будут бесполезны, так что победить явного врага так не получится'. Да, действительно доверие может много значить. Однако совсем не обязательно иметь именно доверие и расположение к себе. Эффективными могут оказаться другие крайности, типа полного недоверия и даже чуткой настороженности, главное поймать эмоциональный контакт. Вот полное безразличие и откровенное игнорирование пробить куда сложнее, а презрение и насмехательство, попытки эмоционального возвышения над тобой, будут так же хороши для работы. Чем увереннее чувствует ваш противник своё превосходство над вами — тем проще будет с ним справиться.