Железная поступь свободы (СИ)

Танкистам было наплевать на все это четырехколесное стадо, что ринулось супротив их пути. Они же шли на Сан-Теодорес; шли, презрев правила дорожного движения… равно как обстановку на шоссе, которое де-факто сделалось односторонним.

— Дорогу, дорогу! — выкрикнул один из танкистов, высовываясь из башни. Сказать по правде, он выкрикнул не только эти слова; другое дело, что все остальное, им сказанное, едва ли достойно быть записанным.

Танкисту было все равно, куда деваться машинам с шоссе — хоть на обочину, а хоть даже в небо. Покамест он чувствовал за собой Силу и Власть, ощущал себя хозяином положения… и напрасно.

Ибо как раз в тот момент, когда ретивый танкист кричал на тупых штафирок, обе «тэшки» уже отображались на экране локатора штатовского «Страйк-Игла». Отображались в качестве «чужих», точнее — как вторичные, но цели. Привычным движением пилот нажал на пуск, и в сторону танков устремилась одна из ракет «Маверик». Мгновение — и изображение обеих машин на экране скрылось за яркой вспышкой.

Атаку, вроде этой, принято называть «точечным ударом». Или (что звучит не без бахвальства) — «применением высокоточного средства поражения». Тем самым данному «средству» приписывалась хирургическая, прямо-таки фантастическая точность, позволяющее-де поражать только цели без ущерба для посторонних. О таких второстепенных явлениях, как огонь и взрывная волна, адепты «высокой точности» едва ли задумывались.

Не успели об этом задуматься и маньядские беженцы — те, кто имел несчастье находиться слишком близко от танков. Их машины были либо смяты и покорежены, либо вспыхнули, либо просто были отброшены в сторону. И столкнулись с автомобилями других беженцев… а если и не столкнулись — то их просто смело с дороги и перевернуло.

Случившееся с Пако и Ирмой было ближе к последнему варианту. Не самому худшему… но тоже не дававшему повода для радости. Потому как бегство шахтера и его соседки на этом и закончилось.

Новости CNN:

В результате государственного переворота в Республике Маньяда был свергнут режим Мигеля Валадеса, занимавшего пост президента в течение последних семи лет. Новое правительство, возглавляемое Хорхе дель Гадо, заявило о намерении осуществить в стране демократические преобразования и нормализовать отношения с Соединенными Штатами Америки.

США одной из первых стран признали легитимность нового правительства. Согласно официальному заявлению Государственного Департамента, «США готовы восстановить дипломатические отношения с Республикой Маньяда и оказать всю необходимую поддержку молодой демократии в этой стране».

Вместе с тем госсекретарь США исключил какое-либо вмешательство во внутренние дела Республики Маньяда. Как сказано в заявлении, «любое присутствие как граждан, так военнослужащих США на территории республики будет осуществляться под контролем ее официальных властей и подчинено лишь тем задачам, которые оговорены двусторонними соглашениями».

Проект соответствующего соглашения уже представлен американской стороне Министерством иностранных дел Республики Маньяда.

Шаг второй. Приспособленец

Первый раз сознание вернулось к Пако на считанные секунды. Этих секунд хватило чтоб только увидеть дощатый потолок — грязный… а может просто потемневший от времени. Затем увиденное расплылось, стало нечетким, и Пако снова впал в забытье.

Очнувшись во второй раз, помимо все того же дощатого потолка, он увидел лицо — отнюдь, кстати, не ангельское. Уж очень оно было старым и морщинистым, и вдобавок обрамленным грязными патлами. Да и цвет кожи отнюдь не вызывал ассоциации с небожителями.

Сказать по правде, Пако не был расистом — полноценным, сродни участникам какого-нибудь Ку-клукс-клана. Он лишь, подобно губке, впитал то отношение к чернокожим, что было принято в родном Сан-Теодоресе. В маньядской же столице представители данной расы как правило были заняты неквалифицированным трудом, обитали большей частью в трущобах и были не прочь собраться в банды — для грабежа или вандализма.

В свете всего, сказанного здесь, словосочетание «чернокожий ангел» для белого маньядца звучало столь же неуместно, как «щедрый скряга» или «развратная девственница».

Впрочем, на обитателя преисподней этот старый негр тоже не тянул. Видимо из-за улыбки — какой-то слишком доброй и искренней. А значит у Пако появился повод для радости: он, бывший шахтер и незадачливый беженец, все-таки остался в живых.

— Как самочувствие, сеньор? — осведомился негр.

Его голос был доброжелательным и умиротворенным; он как-то располагал к себе, внушал доверие.

— А ты… вы-то как думаете? — с трудом и еле слышно проворчал Пако. Вопрос, ясное дело, был риторическим.

— Руфус Мартинес, — представился негр и протянул Пако руку.

— Франсиско Торрес, — слабым голосом произнес тот, но ответить на рукопожатие не смог. Изображение перед глазами снова стало нечетким, а затем и вовсе погасло.

Когда же Пако очнулся в третий раз, была уже ночь — а может, поздний вечер. Свидетельством тому была темнота, которую лишь слегка умерял свет тусклой лампочки под потолком. Пако хватило сил приподняться со своей кровати и осмотреться. Он увидел, что находится в небольшой, скудно обставленной комнатушке, а давешний старик-негр сидит в углу, в кресле-качалке.

Невысокий и худой, он покуривал трубку странной формы… и, по-видимому, содержания. До Пако донесся запах последнего — сладковатый, совсем не характерный для табака. Лицо Руфуса было расслабленным, так что с первого взгляда могло показаться, будто старик дремлет. Но вот глаза… глаза хозяина комнаты были открыты и видели хорошо. И от них не укрылся момент пробуждения Пако.

— Кто… вы? — машинально спросил тот и, не дожидаясь ответа, направил вдогонку еще один вопрос, — где я?

— Ну, в деревне меня зовут Колдуном, — с ленцой ответил Руфус, — но вообще-то мое имя Руфус Мартинес. Я, вроде, уже представился… На второй же вопрос… думаю, ты и так догадаешься. Это — мой дом… если можно назвать эту халупу «домом».

— А-а-а… как я здесь оказался? — поинтересовался Пако, одновременно морщась от боли и попыток освежить память, — я ж вроде… того. Из страны бежать собрался.

— Ну, бежал — да не добежал, — молвил Руфус не без иронии, — тебя нашел Лукас, мой сын. Из машины вытащил…

Тут Пако вспомнил последние минуты своего неудавшегося бегства. Танки, бомбежку, взрыв… Вспомнил Ирму — и даже вскрикнул от тоски и досады.

— Со мной была женщина, — произнес он, внутренне холодея, — что… с ней?

— Увы, юноша, — Руфус покачал головой, — я смог спасти только тебя. Подумал… уж прости… подумал, что от здорового мужика будет побольше толку, чем от городской девки.

Еле слышно выругавшись, Пако рухнул на кровать. На глазах выступили слезы; как ни крути, а потеря близкого человека не могла пройти безболезненно — даже для сурового, не склонного к сантиментам, работяги-шахтера. Особенно если работяга-шахтер не избалован большим количеством вышеназванных близких людей.

— Побольше толку… — тупо глядя в потолок, повторил он за стариком, — тебе… раб понадобился, да?

— Я сделаю скидку на твое состояние, — строго промолвил Руфус, — на то, что ты еще не вполне ожил и несешь всякие глупости. Но вообще-то советую не забываться, парень. Все-таки мы с Лукасом спасли тебя, вернули к жизни — и не для того чтобы слушать ахинею напополам с оскорблениями. И при чем тут рабство — не подскажешь?

Пако не нашел, что ответить, а Колдун поспешил внести ясность:

— Просто… я надеюсь, ты не собираешься так и валяться на кровати остаток жизни?

Пако замотал головой, а Руфус одобрительно кивнул.

— Ну, вот. Сам понимаешь, что люди мы — бедные; у Лукаса семья, к тому же. Кормить «за так» здоровенного лба у нас просто нет возможности. И какой же отсюда напрашивается вывод?

— Что мне скоро нужно убираться отсюда.