На пути "Тайфуна" - 2 (СИ)

  -- А вы что, изверги делаете? - сердито зашипел я на бойцов. - Находитесь в тылу у врага, и начинаете над ним смеяться.

  -- Виноват, товарищ командир, - не стал оправдываться замполитрука. - Готов в качестве наказания провести внеплановую политинформацию.

  -- Ну а ты, полиглот, - обратился я персонально к Авдееву, - что ты ему сказал?

  -- Просто спросил, не холодно ли ему. Ну, он почему то сразу обиделся, обозвал меня альпийцем, и сказал что я то уже привык к морозам в своих горах.

   Бойцы еще тихонько посмеялись над эдаким чучелом. Для них еще странно то, как немцы боятся холодов. Но зима сама по себе это ерунда, ее можно перетерпеть в теплых домах, укутавшись в груды тряпья. Однако то, что с начала зимы немцам пришлось отступать под ударами наших войск, их очень расстраивало. Не зря любой немецкий солдат, две недели участвовавший в боях этой зимой, автоматически награждался медалью "Зимняя кампания на Востоке 1941-1942гг", или как ее прозвали, "Мороженное мясо".

   Проехав с километр, я непроизвольно начал сбавлять скорость. Скоро нам предстоит выехать на большую трассу, где идет регулярное движение, и вполне возможно, нас еще несколько раз остановят. Если наш маскарад вдруг разоблачат, то лучше подготовиться к бою заранее. Резко остановившись, так что из кузова послышались приглушенные ругательства, я приказал снимать брезент, не обращая внимания на молчаливое возмущение бойцов.

   Дальше дорога вела нас через довольно густой лес, и там я с изумлением заметил, что повсюду под деревьями разбросаны какие-то вещи. Скорее всего, тут когда-то стоял заградотряд, который конфисковывал проходящий транспорт, вытряхивая из грузовиков и повозок все ненужное. Повсюду валяются какие-то мешки, ящики, стопки книг, рулоны, толстые стопки портретов. Сейф с распахнутой дверцей, вероятно когда-то хранивший секретные бумаги и бутылки с коньяком, различная мебель, и даже целый рояль, который пытался увести с собой какой-нибудь ответственный работник, большой любитель музыки. Под снегом угадывались еще какие-то предметы, выделявшиеся своими прямыми линиями и ровными углами,

   Заглядевшись на раскиданные вокруг вещи, ставшие во время войны никому ненужным хламом, я не сразу заметил стоящий впереди мотоцикл и двоих фельджандармов, нетерпеливо притоптывающих на холоде.

   Что-то их маловато для блок-поста. Правда, у них есть автоматы, а в коляске мотоцикла установлен пулемет, но все равно, стоять в лесу вдвоем не очень разумно.

  -- А номер-то на мотоцикле у них не местный, - задумчиво протянул Леонов. - Он принадлежит группе армий Центр. Что они могут здесь делать?

  -- Да и расположились они как-то странно. Позади нас село и мост, впереди перекресток с большаком, вот там бы им самое место, а не здесь, в глухомани.

   Фельджандарм со знаками различия унтера повелительно махнул рукой. Подчиняясь жесту немецкого гаишника, я остановился в нескольких метрах от него, даже по привычке съехав на обочину. Леонов быстро подвигал рукой, похоже, перекрестившись, нахлобучил шлем и полез к выходу, на ходу застегивая ремешок каски.

   Конечно, не годиться офицеру выходить из машины для разговора с нижними чинами, но у нас не тот случай, чтобы демонстрировать свою заносчивость. Толстенький фельджандарм с идеально круглым лицом тоже был о себе высокого мнения. Он только в последний момент сделал символический шажок навстречу старшему по званию, и лишь нехотя поднял руку, отдавая честь. Странно, до этого я был лучшего мнения о соблюдении субординации в вермахте. Или, может быть, эти "цепные псы" всегда так себя ведут, пользуясь своей безнаказанностью.

   Разговор мне было слышно хорошо, и хотя я понимал только с пятого на десятое, но по отдельным словам примерно мог догадываться, о чем идет речь.

   - И куда же это мы такие смелые направляемся, одни и без охраны? - ехидным тоном начал допрос унтер.

   - На станцию Дно.

   - А зачем?

   - Щас прям, так и скажу. Мы каждому встречному унтеру секретные тайны разбалтывать не собираемся.

  -- Да, а вы в курсе, что здесь в лесах, - взмах рукой, - бандитов полно?

  -- У нас куча автоматов и два пулемета.

   Странно, что немцы нас пугают, а сами спокойно стоят тут, посреди леса. Наверняка где-то здесь затаился целый отряд солдат. Как бы в подтверждение моих мыслей, унтер показал на свою тонкую шинель, потом на утепленную леоновскую, в которой слабенькие морозы были не страшны, и одобрительно закивал. - Холодно... долго сидеть... засада, - удалось мне разобрать из его бормотания.

   Что это еще за панибратство такое, - мелькнула несвоевременная мысль, - надо его начальству пожаловаться на неуставные отношения. Впрочем, Алексей, который встал так, чтобы мы видели его лицо, пока совершенно спокоен. Но где же эта проклятая засада может быть, где она? С моего места мне ничего подозрительного не видно. Повернувшись к бойцам, я вопросительно взглянул на них. Опасаясь говорить вслух, они только отрицательно помотали головой.

   Развернув документы, на которые он до сих пор еще не смотрел, унтер сочувственно покачал головой. - Опаздываете, до вечера можете не успеть. У вас в предписании написано, что должны явиться сегодня.

  -- У нас тут война, знаете ли. Не успели одних русских окружить, как тут же другие полезли. Все дороги перекрыли, негодяи.

  -- Значит, ваше начальство сегодня вас не ждет, - с полувопросительной интонацией произнес унтер, возвращая документы. Это очень хорошо.

   Вернув Леонову документы, и оставив его недоумевать, что же тут хорошего, унтер не спеша подошел к Ганомагу, обошел вокруг и заглянул внутрь десантного отделения через любезно распахнутые бойцами дверцы. Увиденное ему явно понравилось, и он что-то весело спросил. Из его тирады я уловил только "офицеры". Не знаю, понял ли Авдеев смысл вопроса, но в ответ раздалось его бодрое - Яволь, унд комиссарен.

   Видимо, унтер заметил на снайперской винтовке Авдеева, сидящего с краю, многочисленные зарубки, и поинтересовался, кого это он столько настрелял. Ну что же, с офицерами немец угадал совершенно точно, как раз их мой ординарец и отстреливал. А вот насчет комиссаров он приврал, правильнее было бы сказать фюрюнгсофицире, кажется, именно так немцы называли своих политработников.

   Также не торопясь, жандарм продолжил обход, и поравнявшись с кабиной, посмотрел в открытую смотровую щель. Встретившись со мной глазами, он медленно растянул губы в хищном оскале, и я вздрогнул. Конечно не от вида его толстых щек, растянутых в гаденькой улыбке. Зрелище это хотя и весьма неприятное, но само по себе могло вызвать только брезгливость, а не испуг. Вздрогнул я оттого, что побывав на фронте, прекрасно знал значение такой ухмылки. Так улыбаются, когда собираются кого-нибудь убить.