Октябрь, который ноябрь (СИ)

В 20:10 отряд Михайловского артиллерийского училища стремительно и лихо атаковал по Литейному проспекту, практически опрокинул красногвардейцев 1-го городского района, но попал под плотный обстрел со стороны казарм Преображенского полка. Атака захлебнулась. Потери сторон неопределенны...

Красная гвардия Василеостровского района пыталась сбить противника с Николаевского моста. Подпущена на сто шагов, затем юнкерами и ударницами 1-го Женского батальона смерти открыт пулеметный и залповый огонь. Потери не подсчитаны...

21:20 Приказ ВРК на "Аврору": "Всеми имеющимися средствами, вплоть до артиллерийского огня, восстановить движение по Николаевскому мосту". Командир крейсера лейтенант Н.А. Эриксон категорически отказывается отводить крейсер от причала Франко-Русского завода. В перестрелке на корабле убиты лейтенант Эриксон и комиссар Балышев, погибло еще трое. Крейсер тщетно пытается отойти от причала...

21:50 Лежат во тьме на Троицком мосту ударницы - атаковали, попали под огонь установленных вдоль стен Петропавловки пулеметов. "Максимы" трещат наугад - прожектора разбиты пулями, но головы залегшим все равно не поднять. Раненых оттаскивать некуда, отстреливаться бессмысленно. От булыжной мостовой прет могильным холодом. Кончается ударная жизнь. Остается молча плакать, слышать стоны и уповать на обещанные броневики.

22:10 Спешит в Смольный бритый человек. Он очень нужен там, в основном штабе восстания, и его ведут трое товарищей с бомбами и револьверами. Тьма улиц, трамваи давно обесточены и составлены в баррикады, эхо близких выстрелов колотится о стены домов. На Нижегородской приходиться пережидать движущиеся казачьи сотни - 1-й и 14-й Казачьи полки все же вышли из казарм, хоть и не торопиться к пальбе.

Четверо неизвестных перебегают улицу - неудачно.

- Эй, а ну стоять! - орет есаул, отставшего казачьего арьергарда.

Подворотня заперта, двое бегут прочь вдоль дома, двое товарищей падают на колено, прикрывая отход, вскидывают револьверы... Трескотня короткой перестрелки. Казаки даже с седел бьют из карабинов точнее. Трупы неизвестных подберут только утром, если повезет. Слишком много в городе трупов...

Пожар на Центральном Телеграфе разгорелся - пылает уже все здание. Горит Адмиралтейство, универмаг "Эсдерс и Схефальс"^[20] горят склады на Варшавской-Товарной - боев там не было, просто день такой - пожароопасный. Кто-то гибнет за идею, кто-то ловит момент, ибо частную собственность еще не отменили и отчаянный-фартовый успеет хапнуть вдоволь.

* * *

Красногвардейцы патруля злы:

- Что ж вы, собаки, революция гибнет, а вы сахар тянете? Сладко ль будет, а? А ну, вставай сюды...

Безжалостно бьют прикладами, сгоняя задержанных к кирпичному забору.

- Да вы что?! - орет сутулый детина, цепляясь за липкий мешок. - Я же детишкам. Голодом нас заморят, во всех газетах то пишут! Насмерть ведь заморют!

- Господа, я здесь совершенно случайно! - в истерике вырывается гражданин в хорошем пальто. - Я же не со складов, у меня и мешка нет!

- Господ тут тоже нету! А твой мешок нам недосуг искать.

Неловкий и торопливый залп полудюжины трехлинеек - задержанных стояло больше, уцелевшие, воя, удирают вдоль забора. Повезло не всем - господин в неисправимо испорченном пальто корчится под забором, зажимая простреленный живот. Осиротел чайный сервиз саксонского фарфора. Прав был хозяин: хватит потакать, решительней нужно, не то погубим Россию.

00:01 Радио с Авроры: "Центробалту. Пришлите бойцов. И больше пулеметов. Восстание в опасности!"

Это все случится сегодня, но еще не случилось.

- Красочно. Но чой-то мне не нравится твоя версия революции. Мало в ней торжественности, - констатирует внимательно выслушавшая оборотень и вытирает селедочные руки. - Хорошо, что еще утро, есть время и силы подправить дело.

- Думаешь, еще не поздно? - Катрин отложила мерзкий карандаш.

- Попробуем, отчего не попробовать. Изложила ты все очень доходчиво и даже слегка достоверно. Как же наш Ильич и так вляпался? На него не похоже. Не-не, в этой сцене мы со Станиславским не верим! Кстати, что, этот саксонский фарфор действительно так хорош?

Ответить Катрин не успела, оборотень завопила "куда понес, живоглот?" и выскочила в приоткрытую дверь. С лестницы донеслось краткое кошачье рычание - отягощенный добычей хышник удирал со всех лап.

- Тебе что, селедочного хребта жалко? - спросила Катрин у вернувшейся напарницы.

- Отчего жалко? Но отчего не испросить селедочку воспитанно? Стаскивает со стола как какой-нибудь чумной грызун. Знавала я таких: оставишь на тропке удилище, через миг все сожрано до самого поплавка. Нет, зверью типа Чона нужна дисциплина!

- С чего котенок вдруг переименовался? - мимолетно удивилась Катрин.

- Обоснованно, поскольку он - Чучело Особого Назначения, - сумрачно объяснила оборотень. - Еще столица называется: не успеешь оглянуться, а тебе уже в кроссовок нассали. Кстати, "Мурзик" - это вообще женское имя.

Уточнять, с какими-такими женственными Мурзиками приходилось общаться напарнице, не имело смысла, да и вообще помыслы были заняты иными проблемами. С кем наводить контакты в Смольном, как вести переговоры с генералом, пока было непонятно. О поисках пришлых провокаторов пока речь вообще не шла. Ситуацию те гады раскачали, видимо, непоправимо, оставалось минимизировать потери.

- Карту убери, - посоветовала оборотень. - Шпионы в нашу роскошь вряд ли забредут, а вот нагадить на карту Чон вполне способен.

- Не имею привычки документы оставлять, - проворчала Катрин, складывая карту. Сгребла карандаши и вдруг замерла:

- Стоп! Давеча, когда ты автограф брала. Твой Алексей Иванович...

- Отчего мой?! - удивилась Лоуд. - Нам, революционным рыботорговцам эти самые писатели не особо близки как по духу, так и...

- Ты с него автограф требовала, так?

- И чего? Что в этом непристойного?

- А ты вот подумай, - зловеще посоветовала Катрин. - Хорошенько вспомни.

- Я "хорошенько" не умею. Я или помню, или не помню.

- Он чем писал?

- Карандашиком. Желтеньким. Да какой с него, с бухого, спрос? Если перо дать, так одних клякс насажает. А шариковых самописок еще не придумали.

- А именно такие желтенькие "кохиноры" с ластиками, значит, придумали?! Нет, карандаши-то были, и с резинками, но таких...

- Ага... - начала улавливать суть оборотень. - Не тем, значит, расписался академик?

- Ну, мы вообще дуры, - уныло признала Катрин. - Что стоило взять за галстук и расспросить? Ведь наверняка что-то знает Алексей Иванович. Мелькнуло же у меня что-то в голове, да отвлеклась.

- У нее "мелькнуло", а дуры мы, значит, обе?! Нет, я с себя ответственность решительно снимаю. Как существо иной цивилизации и мироощущения, я не обязана знать временный привязки образчиков канцелярщины. Не морщись, уладим с переговорами, живо к писателю метнемся - наверняка еще не проспался твой карандашевладелец.

- И куда мы к нему метнемся?

- Строго на Пушкинскую, - снисходительно ухмыльнулась Лоуд. - Я же сама дважды адрес извозчику повторяла, - никуда не денется, ухватишь сочинителя за галстук или что там сподручнее. Но сначала переговоры. Собирайся, собирайся. Враг не дремлет, не дадим революцию загадить!

- Мне кажется, у них, у провокаторов, не так много сил, - сказала Катрин, затягивая тяжелый ремень с оружием.

- Что, еще меньше, чем у нас? - удивилась оборотень. - Слушай, Светлоледя, ты зачем так утягиваешься? Ремень короткий или намек что не завтракала? И вообще, у тебя детей полный замок, а ты все талией фасонишь. Нескромно. Вот у меня талия может еще потоньше, но я же не выставляюсь.