Стройки Империи (СИ)

— Свидетель? — спросил у Корина высокий седоватый мужчина в синей тройке.

— Он самый, Геннадий Михалыч. Не нашли?

— Ищут.

— Проигрыватель еще не смотрели?

-...Подойдите, пожалуйста...

Понятые обступили столик. Из нижней крышки, оклеенной коричневым павинолом, один за другим вылезали тронутые ржавчиной винты. Но пыли, обычной спутницы бытовой радиотехники и системных блоков, внутри не было видно.

— Что скажете? — Корин обратился к Виктору.

— Похоже, его таскали на дачу, или что-то в этом роде.

— А насчет начинки?

— Думаю, это не серийный. Механизм сильно облегчен и сделан компактным. Шасси из алюминия, вместо асинхронного двигателя маленький коллекторный с пассиком. Вместо трансформатора миниатюрный блок питания с ферритовым кольцом, работает на высокой частоте. Ну и усилитель транзисторный, а был, скорее всего, ламповый. Но совать в такой большой чемодан такую мелюзгу нет смысла.

— Детали, я гляжу, с советской маркировкой?

— Да. Но обратите внимание, платы залиты эпоксидкой. В бытовке так не делают — ремонтировать плохо.

— Ваши выводы?

— Либо это оригинальная любительская конструкция, либо проигрыватель сознательно облегчен и в нем сделано пространство для устройства тайника. Скорее всего, что-то вкладывалось — видите, тут упоры-кронштейны, которые сейчас ничего не несут.

— Ну что ж, наши эксперты, скорее всего, придут к сходному выводу.

— Такое вроде было в кино?

— В кино был муляж. Но в зарубежных спецслужбах есть подразделения, которые изучают книги и фильмы, узнать что-то полезное... Геннадий Михайлович, пока, наверное, мы со свидетелем вряд ли тут будем еще полезны, есть смысл, пока не стемнело, проехаться еще в одно место, а потом вернемся для завершения формальностей.

— Добро.

2. Йеху войны.

-...Здесь лучше пойти пешком.

— Зачем? Машина проедет.

— Я не уверен, что дорога идет так же, как... как я это представляю.

— Как же вы найдете?

— По рельефу. Он не менялся... в смысле, он лучше запомнился.

Они шли по глинистой, утоптанной тропе посреди дороги с заросшими колеями и невысокой, задавленной колесами, сухой травой. Под ногами хрустели корочки льда; после дневной оттепели снова прихватывал мороз. В полутьме гаснувших сумерек, за тянувшимися вдоль дороги кривыми шеренгами посадок обрезанной малины виднелись аккуратненькие стандартные домики-хозблоки под рубероидными крышами, выкрашенные во все цвета радуги.

— Что-то заметили?

— Они все одинаковые.

— Если пустить на самотек, будут тащить с предприятий. Лучше уж всем типовые, в кредит.

Виктор оглянулся, пытаясь за облетевшими ветками яблонь, слив и вишень увидеть шоссе.

— Где-то тут. Хотя тут немного по-другому... не так, как я себе представлял... Тут слева должна быть тропинка, проход между участками на ту сторону. Осторожно, дорога подмерзла.

Тропа, заросшая невысокой травой, вела по откосу промоины на дно оврага. Слева в овражный склон словно врезался небольшой круглый водоем, из середины которого подымались кусты ивняка; тонкий ледок покрывал почти всю поверхность кроме края, от которого через тропу тянулась тонкая полоска ручейка.

— Похоже на воронку, — заметил Корин.

— Это и есть воронка. Бомба попала в твердый грунт, а вторая угодила в низину, где болото.

Миновав серую будку общественной уборной и пройдя метров десять, Виктор остановился.

— Где-то здесь. Участок поиска в длину между двумя тропами к переходам через ручей. В ширину — от малины до ручья.

— Здесь какие-то ямы. В одной недавно разбит лед. Как будто там что-то утопили.

— Садоводы берут торф на удобрение, затем яма заполняется грунтовой водой и они берут на полив и на разные нужды.

— Откуда вы это знаете?

— Нетрудно догадаться.

Корин обломил веточку невысокой ивовой поросли, поднявшейся у развилки тропинок, и теребил ее в руках. Было тихо, и только журчание незамезшего ручья, срывавшегося с корней срубленного когда-то дерева, и отдаленный шум машин на дамбе не позволяли сделать это молчание природы мертвым и зловещим.

— Как вы думаете, война будет? — неожиданно спросил Корин.

— Не знаю. Не хотелось бы. А вы как думаете?

— Скорее всего, да. Одиннадцать процентов годового роста убеждают другие народы гораздо сильнее, чем Маркс с Энгельсом. Только вот для одних мы — пример, а для других — добыча. Идемте обратно. Завтра пришлем саперов. По ночи еще куда-нибудь провалятся.

Корин пропустил Виктора вперед, и они стали вместе подыматься к дороге.

— И еще, — добавил Корин. — Запад слишком долго жил фобией ядерной катастрофы. Их ученые спрогнозировали, что гонка вооружений приведет к гибели человечества. Помните фильм Хичкока "Энни должна умереть"?

— Не смотрел такого.

— Не помните или не смотрели?

— Не помню, и не смотрел. Американцы не видели наших ужасов.

— Ну вот он как раз приезжал, изучал блокаду Ленинграда.... Западные политики с конца сороковых через прессу, литературу, кино и телевидение, воспитывали в массах ядерную фобию, чтобы обеспечить сторонникам конвергенции голоса избирателей. А всякая фобия в конце концов превращается в эйфорию, в желание играть с опасностью. Они и начали играть. Скаутские игры, кинобоевики, книжные бестселлеры... Американский обыватель сегодня верит, что при нынешнем пороге стратегических вооружений он будет смотреть войну по телевизору, что взрывы вулканов равны тысячам бомб, и Землю это не погубило. И что наконец-то он избавится от этих русских азиатов, устраивающих войны против демократии и превративших Европу в концлагерь. Что вы смеетесь?

— Ну, тупы-ые...

— Если бы. Они умные, но они стали заложниками мировой сети банкиров и военных корпораций. Это доходы, это рабочие места на заводах, это налоги, за счет которых строят школы и больницы. Советская угроза позволила США просто напечатать бумажные доллары и наводнить ими страны Европы. Это как организм наркомана, который уже не может прожить без морфия. И ради этого морфия европейские реваншисты из людей делают йеху. Помните у Свифта — человекообразные существа, которые живут не разумом, а примитивными чувствами и эгоизмом? Йеху войны. В той же Чехословакии дело не в евреях: в самой Германии стремятся показать, что реваншизм — это нацизм с человеческим лицом, евреи — это основатели Германии, а гомосексуалисты — это вроде национальности. Им нужно расшатать чешское государство, вызвать недовольство советскими войсками и вообще русскими, которые якобы насаждают во власть воров и мошенников, а потом сделать тихий переворот и призвать немцев, чтобы те принесли порядок.

— Ну, наши-то вмешаются?

— Вмешаться — будет война, и не вмешаться — будет война. Потому и готовимся к обоим вариантам с одним исходом.

— Понятно. А куда сейчас едем?

— Придется оторвать у вас еще немного времени. Оформим протокол допроса, как свидетеля, с выездом на место преступления, покажете, где и что было. Это тоже в ваших интересах...

3. "А народ — это мы".

— А мы уже вчера созывали комсомольское собрание, и решали, то ли писать поручительство от коллектива, что вы не могли умышленно, либо, если вдруг неумышленно, просить, чтобы вас направили в спецКБ, потому что можете принести большую пользу стране!

Лара, свежая от утренних холодов, как юные актрисы в цветных фильмах середины пятидесятых, застегивала белый халат. Вокруг толпились коллеги по работе.

— С чего вы взяли, что меня хотят забрать?

— У коллектива чутье. Ведь бывают ошибки? И товарищ Берия на двадцатом съезде говорил, что были ошибки и нарушения соцзаконности. И с этим будут бороться, опираясь на народ, а народ это мы.