Да не опустится тьма

— Где Невитта?

— Отец убит.

— Что?.. — Пэдуэй застыл, ошеломленный, потом произнес: — О черт, один из немногих моих друзей…

— Я знаю. Он погиб, как настоящий гот.

Пэдуэй тяжело вздохнул и отправился размещать войска. Дагалайф остался сидеть на месте, тупо глядя перед собой.

В Беневенто они прождали сутки. От Велизария никаких новостей не поступало; оставалось лишь вести отвлекающие боевые действия, чтобы до прибытия подкреплений задержать Кровавого Иоанна в южной Италии.

Намереваясь догнать византийцев, Пэдуэй с довольно крупными силами конных лучников отправился вслед за ними на север, оставив пехоту в Беневенто.

— Ах, хозяин, не правда ли, чудесные цветы? — произнес ехавший рядом Фритарик. — Они напоминают мне прелесть садов в моем прекрасном карфагенском имении…

Пэдуэй повернул голову и, несмотря на усталость, улыбнулся.

— Да ты, оказывается, поэт, Фритарик?

— Я — поэт?! None! Просто хотел бы скрасить последние часы бренной жизни сладостными воспоминаниями…

— Что это значит — «последние часы»?

— Последние — значит последние, и ты меня не переубедишь. У Кровавого Иоанна втрое больше людей. Зря мы мечтали о безымянной могиле — они вообще никого не будут хоронить. Ночью мне было пророческое видение…

Возле Калатии, где Троянская дорога, пересекавшая Италию слева направо, сходилась с Латинской, ведущей от Салерно к Риму, разведчики сообщили, что арьергард византийской армии только что покинул город. По приказу Пэдуэя эскадрон копейщиков и подразделение конных лучников пустились в погоню. Мартин поднялся на холм и стал наблюдать за ними в подзорную трубу. Вскоре они исчезли из виду в дорожной пыли; из-за оливковых рощ, скрывавших армию Иоанна, доносился лишь слабый шум передвижения огромной массы людей.

Потом вдали раздались крики и звон клинков, на таком расстоянии напоминающие битву между комарами и мошками. Пэдуэй не находил себе места от волнения. Звуки не утихали, над оливковыми деревьями поднялись столбы дыма. Это хорошо: значит, его люди подожгли вражеский обоз. Теперь главное, чтобы они, увлекшись грабежом, не забыли о плане операции.

Затем на дороге возникло какое-то темное пятно, ощетинившееся тоненькими, как волоски, копьями. Пэдуэй поднес к глазам подзорную трубу, с облегчением вздохнул и сбежал с холма вниз, чтобы отдать новые распоряжения. Большая часть конных лучников рассредоточилась вдоль дороги, с обеих ее сторон; неподалеку укрылись два отряда копейшиков.

Шло время. Наконец между рядами ждущих лучников пронеслись возвращающиеся готы. Они широко улыбались, некоторые восторженно размахивали запрещенными трофеями. Их командир подскакал к Пэдуэю.

— Победа! — доложил он. — Мы набросились на византийцев с тыла, перебили сопровождение и подожгли повозки. Когда они очухались и пустили на нас конников, мы сделали все, как ты сказал: понавтыкали в них стрел, а в самый разгар сумятицы ударили копейщики. Они возвращались еще дважды. Наконец Иоанн рассвирепел и повел на нас всю свою проклятую армию. Мы, естественно, решили отходить. Они вот-вот будут здесь.

— Хорошо, — ответил Пэдуэй. — Действуем по плану. Уводи людей в ущелье.

Ждать пришлось недолго. Вскоре на дороге показались несущиеся во весь опор вражеские кирасиры. Ради скорости Кровавый Иоанн пожертвовал всем прочим — ни развернуться, ни подтянуть так быстро резервы было невозможно.

Копыта византийских коней все громче звенели по вымощенной камнем дороге. Лавина атакующей кавалерии выглядела бесподобно: блестели кольчуги, бились за спинами короткие плащи, развевались по ветру плюмажи шлемов… Потом всадники вошли в зону обстрела, и готы открыли огонь. К шуму и гаму добавились резкий звон арбалетных тетив и свист стрел. Лошадь вражеского командира — великолепное белоснежное животное — вдруг встала на дыбы и повалилась на землю. Головная часть колонны кирасиров смешалась, в тугой узел сплелись кони и люди.

Пэдуэй отыскал взглядом командира своих копейщиков и подал условный знак. Линия конных лучников разомкнулась, в атаку пошли готские рыцари. Как всегда, тяжелые лошади тронулись медленно, но ударили в противника на полном скаку. Отчаянно защищаясь, кирасиры откатились назад.

Краем глаза Пэдуэй заметил на дальних холмах группу всадников — подтягивались фланги Кровавого Иоанна. Немедленно трубач подал сигнал к отступлению. Однако готские рыцари, чувствуя свое преимущество в весе и численности, продолжали теснить византийцев. Пэдуэй пришпорил лошадь и помчался на дорогу — если проклятых идиотов не остановить, подходящие силы перебьют их всех до единого.

Рядом просвистела стрела, и Мартин глубоко прочувствовал, что звук этот гораздо сильнее действует на нервы, чем ему представлялось. Наконец он догнал готов, каким-то чудом оттащил их командира в сторону и велел отходить.

— Ni! Nist! Отличная драка! — заорал ему в ответ рыцарь и, отшвырнув Пэдуэя, ринулся обратно в битву. Лошадь Мартина шарахнулась в сторону и понесла, поводья выпали у него из рук.

В это время готы начали отступать. Через несколько секунд они уже все, кроме отдельных окруженных врагом рыцарей, мчались прочь по дороге. У Пэдуэя, судорожно вцепившегося в гриву, мелькнула мысль, не останется ли он один на один с целой византийской армией, но тут, по счастью, его лошадь решила последовать за товарками.

В принципе, это было запланированное отступление. Однако глядя на готских рыцарей, Мартин невольно сомневался, что их удастся остановить по эту сторону Альп.

Едва Пэдуэй сумел подобрать поводья, как заметил пешего воина, без шлема, зато в золотистой кольчуге. Это был командир кирасиров. Пэдуэй направил на него лошадь; византиец побежал. Пэдуэй хотел вытащить из ножен меч, дабы красиво взмахнуть им над головой, и обнаружил, что махать нечем — очевидно, в суматохе меч каким-то образом потерялся. Тогда Мартин, недолго думая, схватил противника за волосы. Кирасир взвизгнул и покорно, огромными прыжками побежал за лошадью.

Византийцы тем временем расправились с неуспевшими удрать врагами и организовали погоню. В соответствии с планом отступления конные лучники-готы пристроились в арьергарде и стреляли назад, в преследователей.

До входа в ущелье было девять миль — вверх по склону. Ни за что на свете Пэдуэй не хотел бы повторить такую поездку. При каждом толчке ему казалось, что его живот вот-вот лопнет и все внутренности полезут наружу. Когда наконец показалось ущелье, лошади как отступающих, так и преследующих настолько выдохлись, что брели чуть живые. Некоторые воины даже спешились, ведя коней за собой. Мартину вспомнилась байка про жаркий денек в Техасе: кролик спасается от койота, и оба еле-еле переставляют ноги… Пэдуэй перевел эту историю на готский, превратив неведомого койота в лисицу, и рассказал ее ближайшему солдату. Шутка медленно стала передаваться по цепочке.

Солнце стояло уже высоко над головой, когда готы втянулись в ущелье. Потери были невелики, но любой свежий противник раскидал бы их, как котят. К счастью, византийцы выбились из сил ничуть не меньше. И все же они упорно шли вперед.

Пэдуэй огляделся и с удовлетворением отметил, что засада на месте — свежие люди, еще не участвовавшие в бою. Отряд, отбивший обоз, присоединился к ним; остальные войска поднялись выше по ущелью.

Кровавый Иоанн явно не готов был признать, что имеет дело с разумным противником. Сверкая кольчугами, с бряцаньем и клацаньем, византийцы втягивались в горловину ущелья.

Потом вдруг раздался дикий рев, с крутых склонов посыпались валуны и камни. Дико заржала лошадь. Византийцы бросились врассыпную, будто пчелы из растревоженного улья. Пэдуэй дал копейщикам команду атаковать.

Места хватало только для шести коней в ряд, да и то еле-еле. Камни не нанесли врагу существенного урона, однако создали завал, разрезавший их передовую колонну надвое. Теперь готские рыцари на полном скаку ударили по миновавшей горловину группе. Кирасиры, которые не то что маневрировать, а даже лука вытащить не могли, были прижаты более тяжелым противником к естественному барьеру. Побоище закончилось, когда уцелевшие византийцы бросили лошадей и на своих двоих кинулись бежать.