Боярская честь

Увидев меня, подъезжающего на мерине, народ засмеялся. Смеялись долго, от души, показывая на меня пальцами, хлопая себя по ляжкам, смеялись до икоты, до слёз.

Я с невозмутимым видом спешился.

Купец подошёл, отвесил поклон первым — всё-таки я был на ступень выше в сословной иерархии.

— Здрав будь, боярин.

— И тебе доброго здоровьичка на многие лета, купец!

— Готов ли состязаться, как мы уговаривались?

— Готов. Поехали на реку, на лёд.

Я сел на мерина, купец залихватски свистнул, и тройка сорвалась вперёд, обдав меня снежной пылью. Кони у купца были и впрямь хороши — гладкие, мощные, горячие.

Народ пошёл за нами.

Я намеренно ехал неспешно.

Люди на улицах интересовались — что происходит, и, услышав, что предстоят состязания на спор на большие деньги, присоединялись к толпе. Народу становилось всё больше, толпа обрастала новыми зрителями, как снежный ком.

Мы выехали за городскую стену. Толпа мигом выстроилась по берегу Сухоны, стараясь занять пригорки, чтобы было лучше видно.

Купец на тройке уже съехал на лёд, и кони его в нетерпении били копытами, высекая подковами ледяную крошку.

Я спустился на мерине на лёд.

— Гонки не на мерине будут — у меня лодочка с парусом.

Купец аж со смеху покатился.

— Боярин! Что-то ты какой-то странный. Сначала на старом мерине приехал, теперь про лодочку разговор ведёшь. На реку посмотри — где ты воду видишь? Али победить не сможешь, так отговорки придумываешь?

— Так ты согласен?

— Конечно!

— Тогда посылай своих людей, пусть отмеряют шагами расстояние, сколько хочешь — версту, полверсты.

Купец махнул рукой, что-то проговорил подручным. Я же подъехал к пристани, отдал мерина Федьке.

— Боярин, ты и вправду победить его хочешь?

— Вправду, а что?

— Это же купец Толмачёв. У него самолучшие кони, его ещё никто обогнать не мог. Спорили многие, да никто не выиграл. Зря ты, боярин, спор затеял.

— Я же не на коне обогнать его хочу.

Фёдор изумился.

— А на чём? Не бегом ли?

— Нет, вот на этой штуке. — Я показал на буер.

— На этой лодочке — да по льду? Воды же нет, как же вёслами по льду? Ты часом не заболел ли, боярин?

— Так, разговоры прекратить. Иди на берег, оттуда тебе всё видно будет.

— Эх, боярин. Я в тебя так верил, что рубль на тебя поставил.

— Постой-постой! Какой рубль, о чём ты?

— Дык, боярин, спорят на вас. Глядючи на мерина твоего, все поставили на купца.

— А на меня?

— Двое всего. Я, да ещё один дурак нашёлся.

— Федя, озолотишься сегодня! Не унывай!

— Ага, это ещё по воде вилами писано.

Фёдор сел на мерина и отъехал.

Я вытолкал лёгкий буер к старту, уселся. Купец на лёгких санях стоял рядом, поглядывая пренебрежительно.

Я послюнил палец и поднял его, пытаясь таким образом определить направление ветра и его силу. Слабоват ветер — посильнее бы.

Между нами встал один из друзей купца.

— Готовы?

Мы кивнули.

— Поехали!

Купец кнутом хлестанул коренного. Лошади рванули так, что купец чуть не опрокинулся на спину.

Я поднял за верёвку парус. Он хлопнул пару раз, надулся, и буер медленно стронулся с места, постепенно набирая скорость. Ох и медленно! Краем глаза я видел, как мужики на берегу Сухоны подбрасывают шапки, до меня доносились крики:

— Чудит барин, ни в жизнь не догнать!

Буер медленно, но верно наращивал скорость, и дистанция между мной и купеческими санями медленно, но верно сокращалась. Вот осталось пятьдесят метров, двадцать, десять. Кони шли ходко, а купец охаживал их кнутом и свистел, ровно соловей-разбойник. Буер же шёл бесшумно, и когда я сравнялся с санями купца, тот от неожиданности чуть вожжи не выронил. Лицо его из радостно-восторженного сразу стало озабоченным.

А буер всё набирал и набирал ход. На моё счастье, ветер подул сильнее, временами его порывы приподнимали правый задний конёк надо льдом, и мне приходилось всем телом ложиться на правый борт, чтобы буер не перевернулся. Можно было бы приспустить парус, но тогда бы упал ход, а купеческая тройка дышала в спину. Однако такую гонку и кони долго не вынесут — сани стали медленно отставать, я же ускорял ход.

Давно уже остались позади зрители, берега реки были пустынны, и лишь впереди стоял один из купцов и размахивал шапкой. Я пролетел мимо него, и лишь через несколько долгих секунд финишировали сани купца. Я приспустил парус, развернулся, подъехал.

Разгорячённый гонкой и раздосадованный поражением, купец сбросил шапку и топтал её ногами, потом заехал кулаком по морде кореннику.

— Животину-то за что бьёшь?

Купец перестал бить коня, выматерился, развернулся и поехал обратно.

— Эй, а как же я? — закричал купец, что замерял версту.

— Садись за мной, — великодушно разрешил я.

Лодочка буера была мала, купец смог лишь усесться сверху, свесив ноги.

Я поднял и развернул по ветру парус, мы тронулись и набрали ход. Ветер бил в лицо, выжимая из глаз слёзы. Очки-консервы бы сюда, вроде мотоциклетных, да где их взять.

По пути мы ехали рядом с Толмачёвым на тройке, он лишь обиженно отвернулся.

Купец, наблюдавший гонку на финише, спрыгнул с буера, вскинул руки, подошёл к берегу.

— Победил боярин Михайлов! — громогласно провозгласил он.

Толпа обиженно загудела, зато мои холопы и домочадцы радостно заорали.

Лена и Васятка бросились ко мне, но их опередили холопы. Они схватили меня за рукиг за ноги и стали подбрасывать в воздух.

— Отпустите, идолы! — захохотал я. — Уроните!

Меня поставили на ноги.

— Эй, а мои деньги! — вспомнил Федька и кинулся в толпу. Вскоре он вернулся с полной пригоршней денег. Лицо его сияло от радости и удовольствия.

— Надо же, боярин! А я тебе не поверил. Зато теперь я при деньгах. Справу себе новую куплю, пистоль как у боярина да седло украшенное. Все девки мои будут!

Холопы заржали.

— Кто о чём, а Федька о девках

Васятка забрался в буер.

— Здорово едет — мы видели, как ты его обогнал. Я говорил мамке, что ты первым придёшь, а она не верила.

Ко мне подошёл купец Толмачёв в сопровождении других купцов — свидетелей, присутствовавших в трактире при споре. Прилюдно купец вытащил мешочек с монетами и вручил мне.

— Это кто же такую мудрёную штуковину измыслил? — спросил он.

— В чужих странах видел, — соврал я.

— А не продашь?

— Зачем тебе буер?

— Буер — это что?

— Вот же он! — показал я на дело рук своих.

— Эх, боярин, выгоды своей не видишь. По-катушки детворе устроить зимой, а ежели по правде — почту возить. Места в нём мало, да идёт ходко. Посчитай сам — ежели за почтовых лошадей надо шесть денег платить за двадцать вёрст, то во сколько это до самой Москвы обойдётся? А лошадей на ямах менять? Тут же ветер сам гонит. За два дня до столицы добраться можно. Продай!

— Сколько дашь?

Купец поднял глаза к небу, подсчитывая что-то в уме.

— Два рубля.

— Побойся Бога, купец!

Мы поторговались, и за пять рублей я продал ему буер.

Купец отсчитал деньги, а я вкратце рассказал, как им управлять. Купец заулыбался.

— Вот поеду в Новгород, там у меня знакомец есть — с ним поспорю, кто первый придёт. Жаться не буду — сто рублей на кон. Глядишь — покупку окуплю, да с прибылью буду.

Я лишь подивился деловой хватке купца.

— Батя, ты же обещал меня на буере этом покатать, а сам продал, — заныл Васятка.

— Так мы себе новый построим — ещё лучше этого!

— Правда? Вот тогда снова утрём нос купцу!

— Утрём, Васятка.

Народ медленно расходился с берега реки, оживлённо обсуждая мою диковинную лодку и неожиданные результаты гонки. До меня доносились отдельные слова, но, как я понял, мысли всех были сосредоточены на выигранных мною деньгах.

Как ни странно, после этих гонок меня стали узнавать на улицах, а на торжище я стал прямотаки уважаемым человеком. Вот ведь странность — деревню из руин поднял, а как был просто боярином, так им и остался. А тут — сделал буер да выиграл на нём в гонке деньги — и популярен, как какая-нибудь нынешняя поп-звезда.