Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия
Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия читать книгу онлайн
«Вести ниоткуда или Эпоха спокойствия» — одно из самых значительных произведений Морриса, наиболее полно отражающих его политические взгляды. Моррис написал книгу в ответ на утопию американца Беллами «Оглядываясь назад или 2000 год», имевшую невероятную популярность у читателей и раскритикованную Моррисом в печатном органе Социалистической лиги «Коммуноил». Беллами нарисовал будущее общество как торжество урбанизации, механизации, централизованного управления. По Беллами высокая концентрация капитала приводит к мирному объединению всех граждан в один трест в качестве акционеров под руководством единого правительства. Всем обеспечено комфортное существование, однако потребление контролируется властью, всё механизировано до предела, но в то же время существует трудовая повинность: солдаты «промышленной армии» выполняют тяжёлую и грязную работу. Страх голода исчез и, чтобы заставить человека работать, необходимо принуждение.
По мнению Морриса, книга Беллами могла лишь оттолкнуть одних людей от идей социализма, а другим указать ложный путь. Моррис считал, что социализм должен представить большую степень свободы, чем капиталистическое общество. Стимулом полезного труда по Моррису должна быть радость, исходящая из самого труда. Он изложил собственное видение будущего — это был взгляд поэта и художника. В «Вестях ниоткуда» царит гармония человека и окружающей его среды. Это сон современника, весьма похожено на самого Морриса, о будущем, поэма в прозе. Автор описал идеал, к которому сам стремился всю жизнь — это человек, преобразивший мир своим трудом. Нет более голода и принуждения, стимулом к работе является жажда творчества и каждое произведение человеческих рук — произведение искусства. Города превратились в огромные сады, нет более частной собственности, классов, в любви следуют своему чувству, исчез институт брака, порождённый корыстью. Отмирает государство, так как нет необходимости в насилии, общество состоит из небольших самоуправляемых общин. А. Л. Мортон сказал о «Вестях», что «многие писали утопии, в которые можно было поверить. Но Моррису удалось изобразить такое утопическое государство, в котором хочется жить». Моррис не сбрасывал со счетов научный прогресс — новые достижения приводят к повышению производительности труда, однако, как только заканчивается «переходная эпоха» — ручной труд вытесняет механизированный. Моррис отдаёт дань своему идеалу — медиевизму. По собственному опыту Моррис знал, как непроизводителен и дорог ручной труд, но в обществе, где наступил расцвет личности, потребности человека в материальных благах будут невелики. Однако и здесь не всё гладко. Гость из прошлого застаёт «эпоху спокойствия», передышку, наступившую после «переходного периода». Моррис предсказывает грядущий конфликт между патриархальной общиной и «людьми науки», приверженцами научного прогресса.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Описание жизни людей двадцать первого века поражает уже не столько прекраснодушием, сколько мещанством. Все живут так же, как жил средний обеспеченный бостонский интеллигент конца XIX века, только бытовых удобств стало больше, а страхов меньше. В описании бытовых удобств Беллами поистине неистощим. Тут и пневматическое устройство, при помощи которого товары подаются прямо со склада в дом, тут и радио, дающее возможность не ходить в церковь, а слушать проповеди дома, тут и общественная столовая, в которой каждая семья имеет отдельную комнату, и т. п.
Описанные Беллами формы организации общества, впрочем, заставляли забыть о мещанском уюте. Дело в том, что в двадцать первом веке, по мнению Беллами, сохранится немало тяжелых и неприятных форм труда, и государство вынуждено будет ввести трудовую повинность. Из числа офицеров и генералов "промышленной армии" будет формироваться правительство. В этот вот мир принуждения и мещанской скуки настойчиво приглашал Беллами своего читателя.
Моррис был не из тех, кто мог согласиться за ним последовать. В июне 1889 года он выступил со статьей в "Коммонуил", в которой подверг обстоятельному разбору и резкой критике "Взгляд назад". Эта книга опасна в двух отношениях, говорил Уильям Моррис. Если принять на веру пророчество Беллами, то найдется немало людей, которые, прочитав его книгу, отвернутся от социализма, в подобном социалистическом государстве не очень хочется жить. Другие же, согласившись с Беллами, ложно употребят свои усилия, ибо общество подобного типа не стоит строить. Социализм, заявляет Моррис, тогда только будет настоящим, а не по одному названию, социализмом, когда он обеспечит неизмеримо большую меру свободы, нежели буржуазное общество. Беллами кажется, что это невозможно, потому что в обществе, где исчез страх голода, человека иначе не заставишь трудиться. Однако Беллами не понимает, насколько изменятся условия жизни и сам человек при социализме. "Беллами напрасно хлопочет, отыскивая какойнибудь стимул для труда, чтобы заменить страх голода... так как, и вряд ли нужно это слишком часто повторять, истинным стимулом для полезного труда должна быть радость, исходящая из самого труда", писал Моррис. В этом пункте построения Беллами столкнулись с одним из основных положений всего мировоззрения Морриса. Ответить Беллами журнальной статьей Моррису было мало. Его собственная мечта о грядущем требовала более полного выражения. И, кроме того, сколько бы ни сделал Моррис как полемист, он прежде всего был художник. Так появился роман "Вести ниоткуда". Он начал печататься в "Коммонуил" в январе 1890 года, восемь месяцев спустя после того, как Моррис прочитал "Взгляд назад". В 1891 году роман вышел отдельным изданием.
"Вести ниоткуда" очень необычная утопия. Она написана не столько социальным мыслителем, сколько поэтом. В ней нет той сухости и дидактичности, которые отличают многие прославленные произведения этого жанра, она согрета душевным теплом и лирическим чувством. Да и сам лирический герой лишь в незначительной степени отвечает условному типу "путешественника" прежних утопий. Конечно, и он задает множестве наивных вопросов, ответы на которые адресованы не столько ему, сколько читателю. Но герой не только рассказывает по пунктам о новом мире. Он передает свое восприятие этого мира.
Читатель, знакомый с немалым числом фантастических романов, вышедших после Морриса, может упрекнуть его книгу в известной элементарности и доле искусственности. Но "Вести ниоткуда" нельзя судить по меркам, прилагаемым к повести или роману, это скорее поэма в прозе. Может быть, никто после Коббета и романтиков "Озерной школы" не мог с такой любовью и пониманием описать английский пейзаж, и никто от Морриса до Гарди тоже поэта и тоже архитектора не сумел так говорить об архитектуре. Рассказ о путешествии вверх по Темзе, занимающий добрую половину книги, принадлежит к высоким образцам прозы, ставшей поэзией, или поэзии, забывшей на минуту, что ей положено выражать себя в строгих размерах. Никаких приключений, почти никаких происшествий одна лодка нагнала другую, гребец пересел с лодки на лодку, заночевали в маленьком домике у реки, а читатель не утомляется ни чередованием пейзажей, ни обрывками речей под мерные взмахи весел, потому что в обеих лодках сидят живые люди. Сказано о них немного, а всетаки это живые люди. Среди них и главный герой двойник автора книги.
Мы узнаем его по большому числу примет. Ему, как и Моррису в момент написания книги, пятьдесят шесть лет. Он тоже любитель гребли и утреннего купания. Он живет в том самом доме на берегу Темзы, где жил автор, и, подобно ему, сам готовит себе обед. Система воспитания, принятая в утопическом мире, который он посетил, мало чем отличается от воспоминаний детства Морриса. У героя те же пристрастия и вкусы, что и у автора книги, и, подобно ему, он смотрит на окружающий мир глазами человека, влюбленного в землю, в труд, в поэзию. Он находит ее повсюду в живописных изгибах реки, архитектурных формах, загорелых телах косарей. В нем, как и в Моррисе, живет смутная тоска по тому, что уже не удастся увидеть в действительности. Он чувствует, что все это лишь сон и что в реальной жизни ему не дано наслаждаться красотами природы, не испорченными безвкусием нуворишей, пользоваться всеми благами, не испытывая чувства вины перед теми, кому достались на долю одни лишь страдания и горе, узнать любовь живой, мягкой и понимающей женщины. Все это сон.
Поэтичность утопии Морриса оправдала даже этот избитый прием фантастов. Вещие сны особенно часто стали являться фантастам с тех пор, как были исчерпаны другие способы перенестись в неведомый мир. То, что былой "путешественник" видел воочию в какойто впервые им открытой земле, герой романа восьмидесятых годов чаще всего видел во сне. У Морриса этот прием органичен потому, что его сон увиден поэтом и поэтом рассказан. Яркость красок, определенность форм и вместе с тем какаято зыбкость картины, которая в любой миг может рассеяться, оставив после себя лишь воспоминание и щемящее чувство грусти, таким является мир только поэтам. Это мир их мечты. Моррис рассказал о своем идеале не выдуманном, а выношенном и выстраданном, ставшем частью его самого.
Этот идеал преобразованный человек, очистившийся от скверны буржуазности и переделавший своими руками мир вокруг себя. В мире утопии Морриса исчезли такие внешние стимулы для труда, как страх голода или внешнее принуждение. Остался один великий стимул человеческая потребность в творчестве. Она ничем не стеснена, и потому труд людей, избравших дело себе по сердцу, приносит удивительные плоды. Каждое творение человеческих рук произведение искусства. Жители нового мира способны понимать искусство, потому что они сами его творцы. Они наконецто почувствовали землю своей и вновь обрели утраченную людьми XIX века способность наслаждаться природой, замечать краски заката, чувствовать бесчисленные ароматы земли. Вся Англия превратилась в цветущий сад. Исчезли прокопченные грязные города. Исчезли заборы, огораживавшие помещичьи парки. Англия во всей возродившейся своей красоте принадлежит каждому, в ней живущему.
У тех, кто живет в обстановке бесклассового общества, где нет ни нужды, ни угнетения, ни соперничества изза власти и денег, и взгляды на жизнь и все мироощущение иные, нежели у людей конца XIX века. Даже внешне они не похожи на своих предшественников они здоровее, одухотвореннее, на их лицах всегда играет улыбка. Человек сделался человеку другом и братом. Женщины стали настоящими подругами мужчин. Исчезли буржуазные формы брака, порожденные корыстью, и люди следуют своим естественным влечениям, даже не представляя себе, что их отношения должны быть кемто санкционированы. Моррис очень подробно касается этой стороны жизни в своей утопии и это не случайно.
Для английского интеллигента конца XIX века вопрос о формах брака стоял очень остро. Слишком опошлены были отношения между мужчиной и женщиной соблюдением внешнего благоприличия и развратом исподтишка. Слишком глубоко проникла в семью корысть. Слишком фальшивой сделалась приторная викторианская сентиментальность. Душевно здоровый человек, бунтовавший против буржуазного общества, неизбежно возмущался и против буржуазной семьи верного сколка этого общества. В восьмидесятые девяностые годы люди передовых взглядов все чаще отказывались официально оформлять свои семейные отношения. Именно атмосферой передовых интеллигентских кружков восьмидесятых девяностых годов и объясняется то, что Моррис в своей книге решительно порывает с традицией утопической литературы, которая, как правило, подчиняла отношения полов очень строгой регламентации, вплоть до запрещения личного чувства, как это сделал Кампанелла в своем "Городе солнца".
