Охота на Сталина

Предводитель начал читать что-то непонятное нараспев. Сначала Тихо, потом все громче и громче. Остальные подхватили.

Это было похоже на заклинания.

Боже! Куда я попал? — Орловский почувствовал, как пот струйкой стекает по его спине. — Секта! Надеюсь у них тут не принято делать жертвоприношения.

Все взгляды были обращены на Виктора, и он, в буквальном смысле слова, ощутил на своей шкуре всю ненависть к Вождю народов, которую источали эти странные люди в странных одеяниях. Наконец эти жуткие песнопения достигли своего апогея, и ближайший к Орловскому сектант вскочил и вонзил в затылок бюста Сталина огромную сапожную иглу. Двенадцать глоток выдохнули что-то вроде «Иесы».

Это было уже слишком! Сейчас они еще начнут втыкать иголки в него! — Орловский вскочил и, выхватив «наган», выстрелил в потолок. Отступая, он опрокинул стол и задел свечу. Льняная скатерть мгновенно занялась огнем, а Виктор занялся предводителем. Весь недавний хмель как рукой сняло, и Орловский начал действовать как обычно — то есть безжалостно прокладывать себе дорогу к намеченной цели. Сейчас такой целью у него была входная дверь. Виктор воткнул ствол пистолета в ухо дрожащего от страха Владимира и попятился к двери. Бросившегося к нему что-то объяснять перепуганного толстяка со съехавшим на затылок колпаком, Виктор просто ударил рукояткой «нагана» по голове. Остальные в ужасе отшатнулись. Они были настолько парализованы страхом, что даже не пытались тушить стол.

Орловский выскочил на лестничную клетку и отпустил, наконец, предводителя, который тут же без чувств рухнул на ступени. Выскочив из сумрака, Виктор зажмурился от яркого солнца. Пистолет к тому времени Орловский уже пристроил обратно в наплечную кобуру. Как он проскочил несколько домов, Виктор не понял. В себя его привел звук сирены пожарной машины. Брандмейстеры спешили туда, откуда он только что бежал. Значит, не справились-таки сектанты с огнем. Погорели, одним словом.

В этот раз Виктор очнулся не как обычно за несколько минут до своего «исчезновения» из тридцать девятого. Нет, на этот раз его зашвырнуло на несколько недель вперед. Сейчас Орловский вспомнил себя — беспомощного, с раскалывающейся напополам головой. Он просто проснулся в постели в какой-то холостяцкой квартире. На столе стояла пустая бутылка из=под водки, на засаленной «комсомолке» валялись остатки селедки. В мутном рассоле в трехлитровой банки притаился одинокий огурец. Тоже со страхом ждет своей участи.

Трогать его Орловский не стал. Просто с жадностью припал к краю пузатой емкости. Видимо «это» его тело хорошенько погуляло сдесь, и теперь Виктор должен «полечиться».

Он обвел взглядом комнату: помятый шевиотовый костюм, небрежно брошенный на стул у кровати, потертый кожанный портфель, из приоткрытой пасти которого вывалились на пол какие-то чертежи, пыльная мебель, неразобранный диван и… ботинки с завязанными шнурками на ногах. Серьезно!

Потом он пришел в себя, освоился. На новой службе в каком-то строительном тресте, в который по легенде его якобы прислали со стройки из Комсомольска-на-Амуре на повышение, даже завел интрижку с секретаршей. Ничего такого — просто кино, арки, мороженное. Приводить кого-либо домой ему запретили. Тратить деньги налево и направо, тоже. Хотя в средствах не ограничивали. Первый же заявившийся к нему гость «оттуда», по хозяйски развалившись в кресле, завалил его устными инструкциями и советами лично от себя. Хотя черт его знает, может он уже и бывал здесь. Ведь кусок в полтора месяца просто выпал из жизни Орловского образца тридцать девятого года. Но невелика оказалась потеря. Каждый последующий месяц был похож один на другой, и если бы не то приключение на Котельнической, с тоски можно было бы повеситься. Виктор даже думал спровоцировать еще что-нибудь в этом духе. Да что думал? Он не раз бродил по кривым московским улочкам, но больше чудаковатых колдунов и гениальных ученых ему не попадалось. Набил рожи двум неудачливым гопникам, которые надеялись облегчить его толстый кошелек, и все.

Эх, смотаться бы в Сочи, Пицунду или Батуми. Но из Москвы никуда отлучиться ему не позволят. Даже на недельку-другую. Орловский даже пить бросил неделю назад. Во-первых, начальство уже косо смотрит, а во-вторых, просто надоело. Всю эту неделю Виктор так и ходил, словно рыба выброшенная на берег, хлопал глазами и таращился на витрины магазинов с их московским изобилием. Что говорить,

Но вчера, когда он стоял в очереди к киоску с газированной водой, за Виктором пристроился старший майор госбезопасности. Орловский покосился на два ромба в петлицах и, купив стакан с малиновой шипящей жидкостью, так и пошел с ней в руках, пока его не окликнула киоскерша.

Конечно если бы его пасли, это выглядело по-другому. Не будут же такую шишку, да еще при полном параде вот так вот открыто подсылать к нему. Так что беспокоиться тут нечего. Нечего, но весь вечер его трясло в каком-то непонятном ознобе и, не выдержав, Орловский отправился за «лекарством».

Москва Кривоколенный пер. д. 10 19.05.1940 г

Он уже думал, что и на этот раз ему придется битый час сидеть на скамейке на Садовом, потом выбросить обязательную «вечерку» в урну и тащится в такое опостылевшее гнездо одинокого госслужащего. Он даже в нарушение инструкции купил бутылку жигулевкого. Но едва он откупорил пиво, к нему подсел все тот же любитель раздавать бесплатные советы.

— Опять пьянствуем?

— А что, за это меня выгонят из вашей конторы? — виктор невозмутимо отхлебнул холодненького.

— Я бы посоветовал вам…

Ну вот, опять! Сейчас начнется лекция о вреде злоупотребления и все такое. — Орловский проводил взглядом набирающий скорость трамвай. На его заднюю площадку вскочил взмыленный толстяк с портфелем. Наверное тоже инженеришка какой-нибудь. Загулял с сослуживцами, а тперь спешит домой предстать пред светлые очи супружницы. Ну или в театр опаздывает, куда его опять же, под угрозой лишить его воскресного футбола, вытащила благоверная. Возле газетного киоска наискосок по аллее прогуливались две мамаши с колясками, интеллигентного вида старичок читал журнал «Нива» на скамейке через одну от киоска. Больше в сквере никого не было. Ничего подозрительного. Если конечно не предположить, что старичок — это ветеран ВЧК на задании, а мамаши — два кадровых офицера в юбках и с пластмассовыми младенцами в колясках. — Виктор едва не засмеялся.

— На Кривоколенный выйдете с другой стороны, — донесся откуда-то издалека голос советчика. — Итак; дом десять, третий этаж, одиннадцатая квартира. Один длинный звонок и потом три коротких. Запомнили? Уходите отсюда через десять минут после меня. — связной поднялся и бросив взгляд на дворника, подметающего проулок между домами напротив, скрылся за афишной тумбой.

Орловский допил пиво, аккуратно положил бутылку в урну и, отряхнув штаны от спикировавших сверху желтых листьев, пошел вслед за связным. Заходить в переулок с другой стороны он не стал. У парадного сидел местный общественник, который не преминул поинтересоваться к кому идет гражданин и зачем. После того, как Орловкий ничего ему не ответил, добровольный помощник управдома разразился гневной тирадой:

— Опять к Зарубиной в десятую на гулянку, нэпманы проклятые. Все бы вам народные денежки проматывать, спекулянты. Что ни день, то шабаш у них…

Виктор захлопнул входную дверь, отсекая таким образом поток брани.

А что, удобно замаскировать сходняк борцов с режимом за ширмой разгульной московской богемы. Народу шляется тьма. До позна музыка и танцы. — Орловский медленно поднимался по ступенькам, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за дверей коммунальных квартир.

Вот на первом залаяла собака, и сердитый голос хозяина заткнул псу пасть, вот, на втором, в квартире справа загремели посудой. Ужинать собираются.

Виктор представил себе двоих офицеров НКВД, замерших с револьверами в руках на верхней площадке, остановился на секунду и, пожав плечами, двинулся вверх.