Любимая игрушка судьбы

Эртхиа решил предварительно переговорить с Ханисом, а самой девушке дать время приглядеться к жениху. Как трудно свататься к невесте, когда не знаешь обычаев ее народа!

— Сколько времени тебе понадобится, чтобы выучить наизусть мой ответ царю Ханису? — спросила Ханнар.

— Если он будет такой же длины, как его послание, то я выучу быстро.

— Завтра я сообщу его тебе. Сможешь ли ты сразу отправиться в путь?

— Твои люди хорошо ухавивают за лошадьми. Думаю, к утру Веселый будет готов к новой дороге.

— Что ж, посол, отдыхай. Утром мы увидимся.

Уже сидя верхом, Эртхиа в последний раз для верности пропел заученное наизусть послание Ханнар.

Она провожала его, посла.

Кочевники одобрительно зацокали и закивали головами, когда Эртхиа завершил песню особенно высоким и долгим звуком, искусно, с оттяжкой оборвав его.

Ханнар досадливо ковырнула сухой дерн носком сапога.

— Судя по тому, что мне удалось разобрать, ты все запомнил правильно.

Эртхиа, уязвленный, непроизвольно напряг колени. Чуткий конь прыгнул вперед, и Эртхиа пришлось остановить и развернуть его, красиво подняв на дыбы. Пусть увидит сердитая красавица, как ловко он держится в седле. Лучше него нет наездника в Хайре, он и со степняками готов состязаться.

Ханнар равнодушно глядела в сторону, туда, где над краем земли узкой синей полоской виднелись горы. Туда, куда лежал путь Эртхиа.

Коршуном наклонившись над ней, Эртхиа отчаянно выпалил:

— Пойдешь за меня?

Искоса глянула на него Ханнар — только бровь дрогнула.

— Третьей женой? Или десятой? — и, отметая все возражения, вкрадчиво добавила: — Привезешь царя — тогда и поговорим.

С места галопом рванул Веселый, так сжали его бока ноги всадника. Обернувшись, Эртхиа крикнул:

— Скоро жди! Готовь приданое! — и припал к золотому пламени, бившемуся вдоль шеи коня.

Глава 13

Истомленные зноем, мучительно благоухали розы. Вяло повевал ветерок, распространяя волны аромата по всему покою.

Царь полулежал, откинувшись на подушки, наслаждаясь прохладой и тишиной, нарушаемой только меланхолическим журчанием фонтана. Там, в саду, уже удлинялись тени, приближался блаженный час, когда полдневная жара уступает вечерней свежести.

Закрытые глаза и ровное дыхание могли бы ввести в заблуждение, но Акамие знал, что дремота еще не овладела царем.

Пот высыхал на лице, на теле. Если бы царь спал, и рука его не лежала бы на спине Акамие, можно было бы выйти, умыться, поплескаться в фонтане. Но сейчас нельзя было этого сделать, и Акамие лежал смирно, поджимая живот, чтобы не впивались складки покрывала и нити жемчуга, составлявшие все его одеяние.

Он лежал смирно и улыбался тихо-тихо, удивляясь, как Судьба преображает жизнь, не меняя ее обстоятельств. Теперь повелитель приходил под вечер, и только уже в темноте уходил на балкон или в опочивальню составить свой ежедневный свиток, но вскоре звал к себе Акамие. Как сказал тот, кто сказал: «Не встретил вечерней зари, утренней зари не встретил я без тебя.»

Спали и бодрствовали они теперь в одно время. Пока царь занимался делами управления, Акамие проводил время в беседах с учителем Дадуни и чтении, только послеобеденные часы, когда царь отдыхал в саду с приближенными, и время вечернего сидения царя были добавлены для Акамие ко сну. Никакая краска ведь не скроет теней, которые оставляет на лице усталость и изнеможение.

Еще другое изменилось.

Акамие был искусен и слыл на ночной половине знатоком нежной науки. Царь был не менее сведущ в ней, но в этом и заключалось несчастье: даже внутри себя не мог укрыться наложник от своей участи и был принужден разделять с господином наслаждение, которого не хотел. Так раньше полагал Акамие и не мыслил, что может быть по-другому.

Теперь они с царем складывали половинки своих знаний и искусства в одну радость на двоих, и Акамие не тяготился тем, что проводит с повелителем времени вдвое больше прежнего.

Царь провел рукой вдоль спины, щекотнул наложника пальцами.

— Чего ты хочешь? — ласково проворчал, как мурлыкают львы.

Акамие потянулся, прижался лбом к его плечу.

— Ничего не хочу. Мне хорошо.

— Нет, — веско возразил царь, — Ты не понял. О другом я спросил. Есть у тебя желание, о котором ты не осмеливаешься сказать? Скажи сейчас. За то, что ты сделал для меня сегодня, я сделаю для тебя все, о чем попросишь.

Акамие поторопился возразить:

— Я уже вознагражден твоей радостью, мой господин.

Царь прихмурил брови.

— Не говори пустых слов.

Акамие приподнялся, заглянул в лицо повелителю. Тот ждал, не открывая глаз. Акамие вздохнул.

— Ты не исполнишь моего желания.

Царь мрачно усмехнулся.

— Нет такого, что невозможно для меня. И нет такого, в чем я откажу тебе сегодня.

Акамие подумал еще с минуту, перевернулся на бок. Крепко зажмурился.

— Я хотел бы быть воином.

Тишина.

Акамие боязливо открыл глаза. На лице царя отразилось разочарование.

Переведя дух, Акамие повторил, хотя и не так решительно:

— Я хотел бы быть воином.

— Ты хотел бы быть воином… Ты хочешь стать воином?

Царь провел ладонью по его груди, по бедру. Акамие обиженно охнул, тело само покорно изогнулось под уверенной лаской господина. Рука вернулась и, едва касаясь пальцами, скользила по животу. Акамие стиснул зубы.

— Это ли твое желание? — настаивал царь.

Стать воином.

Покинуть навсегда ночную половину, расстаться с покрывалом, скакать на горячем коне, натягивать тугой лук и слушать певучий звон тетивы и дробный топот копыт, принимать открытым лицом удары сухого степного ветра или тугие струи дождя, смеяться вместе с Эртхиа, пускать коней наперегонки, пить мурра у ночного костра, быть свободным, свободным!

И никогда уже не заснуть рядом с царем и не просыпаться рядом с ним, не ласкать его, разленившегося льва, не танцевать ему томительных ночных танцев, не опускать покорно голову на его плечо, когда царь среди ночи вздумает гулять по саду с ненаглядным мальчиком на руках…

— Нет, — еле слышно выдохнул Акамие, — не хочу стать воином.

Царь стиснул рукой его бедро.

— Чего же ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты любил меня всегда.

— Нашел, о чем просить! — недовольно откликнулся царь, поглаживая следы своих пальцев на тонкой коже. — Это и так твое.

И открыл глаза.

Так все и было, как он хотел увидеть: Акамие, весь опутаный золотисто-белыми косами и нитями жемчуга, светлый и тихий.

— Чего же ты хочешь? Назови мне твое желание. Но будь осторожен. Я спрашиваю в последний раз.

Два желания сразу пришли в голову Акамие, и он выпалил на одном дыхании:

— Когда Эртхиа вернется, прости его! — и дай свободу Ханису…

Царь не ответил ничего. Наклонив голову набок, разглядывал Акамие, как редкостную диковину. Расхохотался. И оборвал смех.

— Хорошо. Отложим это. До возвращения Эртхиа. Ты так сказал, не правда ли?

И встал с ложа.

— Ночью придешь ко мне. И больше не говори со мной об этом.