Чужое место (СИ)

А теперь Георгий хотел учиться летать, но просил у меня русские двигатели для немецких дельтапланов. И в самом конце письма сообщил, что его жена просит о том же.

Вот ведь зараза, подумал я. Не «Марина», а «моя дорогая жена»! Даже тут не упустил случая поддеть. И почему она ничего не написала своей рукой, доверив пересказ своей просьбы Георгию?

Но сердиться на Марину я просто не мог. Против воли я вдруг ясно представил ее такой, какой она была на одном из последних свиданий, и аж зажмурился. Потом открыл глаза, и тут…

И тут в кабинет зашла Рита. Кажется, она хотела что — то срочно выяснить или сообщить, но, увидев меня, только широко раскрыла глаза и пискнула:

— Алик, что с тобой?

Я попытался было придумать, что бы такое получше соврать, но махнул рукой. Во — первых, врать жене у меня пока получается плохо. А во — вторых — зачем? Все уже прошло, вот только иногда это прошлое о себе напоминает.

Рита прочитала письмо очень внимательно, даже чуть ли не обнюхала его. После чего спросила:

— Его жена — это та самая, единственная, которую ты любил?

— Вообще — то я сейчас тебя люблю.

— Знаю. Но не так, как ее. Наверное, это к счастью, что я тебе не заслоняю весь мир, как когда — то она. Я про нее что — то слышала, что — то разузнала сама, но только сейчас поняла, кто это. Та черноволосая сероглазая девушка, что в самый первый раз помогала Людмиле меня причесывать. Так?

— Да, только у нее глаза не совсем серые, а скорее зеленые. И как ты догадалась?

— Зеленые? Да, возможно. А догадалась я очень просто — это письмо пахнет ее духами. Не знаю, какими именно, но теми самыми, какие она использовала тогда. Похоже, и ты их вспомнил, только не смог этого понять, поэтому на тебя и произвело такое впечатление письмо брата.

А ведь она права, подумал я, именно поэтому мне Марина и померещилась.

— Мне кажется, — заметила супруга, — что ты пока разбираешься в моторах все — таки лучше своих инженеров. И, наверное, именно тебе следует отобрать те несколько штук, которые ты отошлешь Лилиенталю.

Я об этом тоже успел подумать, но, честно говоря, сначала в несколько противоположном ключе. То есть уже начал было прикидывать, что бы такое привнести в движки, чтобы они казались абсолютно исправными, но при эксплуатации быстро вышли из строя, причем резко и в самый неподходящий момент, однако вовремя опомнился. Да мне же сейчас с Георгия надо пылинки сдувать! Потому как случись что с ним, и куда денется Марина? В Россию, больше ей некуда. Что явно не принесет пользы ни ей, ни мне. Так что действительно придется самому все проверять не менее тщательно, чем в свое время перед полетами Николая. Потом мне пришло в голову, что Марина ведь тоже может начать летать, а это значит, что движки придется проверять не как перед полетами брата, а еще дотошней.

— Я тебя ни за что не упрекаю и не испытываю к Марине никакой неприязни, — вздохнула Рита, — но все же ей, как мне кажется, лучше быть счастливой в Германии, нежели несчастной в России. Ведь тут, как только прознают, кто она такая, все твои родственники к ней слетятся, как мухи на… на мед! И во что — нибудь обязательно втянут, а она хорошая девушка и ничего такого не заслужила. Хочешь, я напишу Вилли, чтобы он повнимательнее отнесся к их охране? Тебе, наверное, про это писать не стоит, брат просто не поймет, с чего это ты так озаботился безопасностью Георгия, а мне можно, причем и Марину упомянуть будет к месту.

— Да, дорогая, конечно. И не волнуйся — что было, то прошло, я тебя ни на кого уже не променяю. И как ты себя чувствуешь, беременность нормально проходит?

— Хорошо. Если ты имеешь в виду, будут ли еще истерики вроде той, что случилась после твоего падения с мотоцикла, то постараюсь не допустить. Сама не понимаю, что на меня тогда нашло, ты уж извини. Но Боткину все равно почаще показывайся, а то мало ли.

— Да на здоровье, — сделал широкий жест я, — и к доктору буду регулярно ходить, и ты, если понадобится, можешь устраивать такое хоть каждый день. Переживу, коли тебе так легче. А если по расписанию, так оно будет и вовсе замечательно. Можно прямо в распорядке дня записать — с двадцати трех до двадцати трех пятнадцати плановая истерика ее императорского величества.

— А потом что?

— Потом я тебя утешаю.

— Каждый вечер? Ой, Алик, а вдруг надорвешься, мне же хуже будет, я ведь не знаю, где императрицы любовников ищут. Как — то не до того до сих пор было. И, кстати, пришла я к тебе вот зачем. Помнишь, ты просил уточнить, всерьез Мария Федоровна поссорилась с Владимиром Александровичем или они только делают вид? Так вот, по моим сведениям — всерьез, но это еще не все. Девочки вчера зафиксировали уже вторую встречу дяди Володи с начальником питерской охранки Секеринским, причем обе были не просто не афишируемыми, а прямо — таки тайными. Согласна, Владимир Александрович давно имеет репутацию театрала, хотя ранее он в большой любви к Михайловскому театру замечен не был, но чтобы этот полковник туда просто так пошел — такое даже представить трудно.

— Вот гады! — совершенно искренне констатировал я. — Тебе для продолжения наблюдения помощь нужна? Причем не только текущего, но и вообще.

— Да, назначь меня попечителем Смольного института благородных девиц. Сейчас этот пост занимает Мария Федоровна, но ее отставку с него можно прекрасно объяснить твоей сыновней заботой о больной матери. Ей ведь действительно теперь трудно туда приезжать.

— Ага, кто б еще поверил в эту самую сыновнюю заботу. Маман такое уж точно в голову не придет, но, разумеется, указ я напишу. И, пожалуй, перед этим съежу в Аничков и попрошу мать, чтобы она мне пожаловалась на здоровье, дабы все смотрелось прилично. С этим понятно, а денег тебе хватает?

— Пока да, но скоро, пожалуй, перестанет. Все — таки у императрицы в России не такое уж большое содержание.

— Так ты что, свои деньги тратишь?

— Дорогой, а ты чьи?

— Э — э–э…

— Вот именно. Я же не наемный работник, чтобы требовать возмещения каждого потраченного на дело рубля. В общем, я поручу рассчитать, сколько надо добавить для обеспечения нормальной работы моих девочек и их мальчиков.

— Давай, не задерживай. И ты не знаешь, кто из сотрудников охранки обеспечивает встречи дяди Володи с полковником? Не сами же они договариваются, где, когда и как.

— Пока удалось выяснить только одного — некоего Ивана Манасевича — Мануйлова. Он совсем молодой, ему всего двадцать три (тут мы с Ритой синхронно улыбнулись, ибо ей — то вообще двадцать), но уже считается перспективным агентом.

Я почесал в затылке. Разумеется, в прошлой жизни роман Пикуля «Нечистая сила» мимо моего внимания никак пройти не мог, а там этот самый Манасевич был описан весьма красочно. Правда, Валентин Саввич частенько позволял себе разбавлять скучные исторические факты художественным домыслом, причем так, что история в его описаниях иногда присутствовала в гомеопатических дозах, поэтому я тогда не поленился прояснить биографию Маначевича — Мануйлова из других источников. И убедился, что Пикуль описывал своего героя довольно близко к истинному положению дел. Даже, пожалуй, немного недолил черной краски — в частности, сэкономил на описании внешности. А зря, столь противную морду еще поискать надо! Это каким же талантом надо обладать, чтобы с подобным рылом еще и ухитряться втереться к кому — то в доверие? И, между прочим, внешне он здорово похож на небезызвестного Евно Азефа — у того табло тоже настоятельно просит кирпича. Интересно, а этот уже работает в охранке или его пока еще не привлекли? В общем, дело, похоже, серьезное, и пора, не отстраняя от наблюдения Ритины кадры, привлекать канцелярию, причем всю, включая Зубатова.

Однако с Михаилом и Петром Маркеловичем насчет внезапно вспыхнувшей у начальника питерской охранки любви к искусству я побеседовал в тот же день.

— Вот такие дела, дорогие мои, — так было закончено мое краткое выступление. — Миша, тебе, пожалуй, придется съездить в Москву, пусть Сергей с Бердяевым тоже подключаются. И проверьте, не проходил ли по каким — то документам некто Евно Фишевич Азеф. Ему должно быть около двадцати лет, точно не знаю.