Легенды мировой истории

Она видела сейчас: римляне собрали самое большое войско из всех, что когда-либо сражалось против кельтов. И порой уже думала, что прав был Прасутаг: римлян — что листьев в лесу той далекой земли, о которой она ничего не знает. К счастью, у нее еще оставались лучшие воины, которые хотели гораздо большего, нежели набрать римских золотых чаш, — они хотели отобрать у римлян всю свою землю. Но таких становилось все меньше…

Девочки спали тут же, на земляном полу хижины. Этой ночью они не кричали и не метались во сне, что с ними бывало теперь часто. Словно оттуда, из прошлого опять ворвался жалящий свист плетки и — вкус крови во рту, смех солдат, мерзкий запах их семени. А потом — холод реки. Боудикка думала, что со временем эта память уйдет, но она не уходила. Слишком много накопилось боли, и жить с нею становилось все труднее. Может быть, думала она, когда все римляне будут преданы богам рек, все злое исчезнет и с ее земли, и из ее памяти? Жадно вдохнув зеленый дым курений, Боудикка закрыла глаза и снова стала молить богиню о завтрашней победе и пыталась расслышать ее голос.

Богиня молчала. Только потрескивало пожираемое огнем дерево.

Две армии, две цивилизации, две культуры, «первый» мир и «третий» мир сходились на этом поле.

И почти так же, через много столетий, под барабанную дробь, поддерживаемые артиллерией, будут идти на зулусов шеренги британцев с ружьями наперевес. Тогда «римлянами» окажутся уже они сами. А зулусы, кроме луков и палиц, будут надеяться только на свирепый боевой раскрас и ужасный боевой клич…

Римляне завершали укрепление лагеря, из него доносились отрывистые строевые команды и бой барабанов. Занимался тревожный серый рассвет. Легионы уже строились, все занимали свои места — конники, лучники, копейщики, обслуга огромных баллист.

Воины Боудикки тоже готовились. Они выглядели устрашающе: синие, татуированные, волосы выбелены известью. Поднимали коней на дыбы конные амазонки, выкрашенные вайдой. Кельты кричали, что-то скандировали, и ритмично били мечами о щиты, и трубили в рога. Эти звуки сливались и доносились до лагеря римлян как рев штормового океана.

Вот в лагере римлян зазвучали трубы, и к легионерам обратился сам Светоний:

— Не обращайте внимания на их рев. Это пустые угрозы. Посмотрите, там больше женщин, чем воинов! — Бывалые солдаты криво усмехнулись: вот это-то и хуже всего. — Держите сомкнутыми ряды, — продолжал Светоний, — пусть каждая «черепаха» станет неприступной крепостью. Когда мы столкнемся с ними, они не выдержат! Они сломаются и побегут. Мы ведь видели и раньше, как быстро умеют бегать от нас варвары. Так или нет, воины Великого Рима? — Легионеры одобрительно загудели. — Они сражаются без доспехов, они мягкие, как живот ягненка! Держите сомкнутыми ряды, поднимайте дикарей на копья, валите их щитами и рубите мечами! В их повозках — награбленное в наших колониях имущество. Но не думайте о добыче во время боя, так делают только варвары! И помните: в ваших руках — честь Великого Рима!

Дружный рев «Roma Victrix!» эхом раскатился по утренней долине.

А кельтов между тем охватила эйфория и ощущение собственной непобедимости. Они шли на битву с семьями и скарбом в повозках. «Вот разобьем римлян — и пойдем домой…» Повозки с семьями поставили в тылу, полукругом, ограничив поле битвы. И — возможности для своего маневра…

Развевающаяся грива огненных волос, копье в сильной руке, «многоцветное» кельтское платье. Бледные ее дочери вцепились в поручни колесницы за спиной матери так, что побелели костяшки пальцев.

Боудикка окинула взглядом свое войско. И прокричала голосом низким, глубоким, завораживающим:

— Я сражаюсь как человек, у которого отняли свободу! Я мщу за свое унижение и поруганные тела моих дочерей! Подумайте, ради чего вы идете на эту битву! Победить или погибнуть! Так решила я, женщина. Вы, мужчины, можете жить в рабстве, если желаете!

Тацит приводит нам речь Боудикки, произнесенную с неизменной колесницы. Будущий тесть историка, Агрикола, тоже был со Светонием в этой битве и писал в Рим подробные донесения.

…Камни из тысяч баллист и горящие стрелы смешали ряды кельтов. Битва была короткой. Потом началась кровавая бойня.

Легионеры рубили профессионально, деловито, по-акульи молча. И вязли по колено в земле, превратившейся в кровавое болото. Путь к отступлению кельтам преградили их повозки. Воины Боудикки оказались зажаты между врагами и собственными семьями. «Черепахи» неумолимо двигались по полю, устланному телами мужчин, детей и женщин.

Римляне потеряли четыреста человек, кельты — все свое многотысячное войско. Догорали перевернутые колесницы и повозки. Спастись удалось единицам. Стаи воронов с хриплым карканьем уже кружили над полем, ожидая окончания битвы. Скоро они дождались небывалой поживы.

Светоний приказал захватить Боудикку и ее дочерей живыми. Одним способом полностью искупить свой позор для него было — привезти их в цепях императору.

…Она налила три чаши только до половины. Больше — не нужно. И половина принесет смерть. Старшая дочь взяла свою чашу первой. Боудикка сделала ей знак подождать. Лицо младшей было мокрым, и мать ладонями вытерла ее слезы. День угасал. В хижине пахло теплой землей, обструганным деревом. И — ядовитым настоем.

— Наша жизнь — как этот день, — тихо сказала Боудикка. — Один ушел, придет новый. Мы станем деревьями, реками, травой. Римляне ничего не смогут с нами поделать. Светлая богиня Андраста ждет нас. И мы идем…

От усталости и лихорадки лицо у Светония стало землисто-серым. Он ждал.

Наконец ему донесли, что Боудикку — нашли.

Светоний вошел в хижину с факелом. За ним — быкоподобный легат Веспасиан. На полу они увидели три убранных венками из сухой омелы женских трупа. Они лежали головами на запад. Светоний догадался: в направлении острова Мона. Они выглядели спящими. В хижине пахло каким-то зельем, от которого кружилась голова.

Итак, Рим бросил на повстанцев лучшие легионы и победил. Кого? Толпу дикарей и вот эту странную женщину с огненной гривой и татуировкой на щеках, распростертую теперь на земляном полу хижины.

Веспасиан наклонился и задрал на Боудикке платье, потом выпрямился и изумленно заметил:

— Всё на своих местах, как и у них у всех… А я, признаться, сомневался… — И с солдатской прямолинейностью добавил: — Вот это баба! Заставила-таки нас с тобой, консул, обосраться! И живой не далась. Самое поучительное было бы, конечно, за города и порубленный легион «Испана» прилюдно скормить ее гарнизонным собакам, чтоб никому из варваров впредь неповадно… Но я думаю так: сражалась она храбро. И тем, стерва, заслужила погребение чуть подостойнее. Как полагаешь, консул?

Светоний устало кивнул. И бросил факел на волосы мертвой королевы иценов. Они сразу занялись огнем. Через некоторое время, уже из седел, они оглянулись на полыхающий лагерь поверженной Боудикки. Теперь Светоний желал одного — спать…

Говорят, кельты выкрали обугленный труп своей предводительницы и с почестями предали, по обычаю, реке. Историки точно не знают какой, но, скорее всего, Темзе.

Вента Иценорум римляне сравняли с землей и уничтожили последние остатки племени иценов.

Прямолинейный консул Тит Флавий Веспасиан стал императором и, помимо других дел во славу империи, заложил огромный амфитеатр для гладиторских боев, какого Вечный город никогда не видел.

Что сталось со Светонием Паулином? Он вернулся в Рим. Во время гражданской войны, что началась сразу после смерти Нерона, Светония обвинили в предательстве. Говорят, по навету. Дальнейшая судьба его историкам неизвестна. Он просто исчез в маленькой деревне Локус Касторум, недалеко от Кремоны, где, как загнанный волк, скрывался от преследователей. Судьбы людей так переменчивы!

Памятник Боудикке скульптора Томаса Торникрофта на Вестминстерской набережной в Лондоне

У Вестминстерского моста по берегу Темзы летит гигантская бронзовая колесница мятежной Боудикки. Она грозит копьем непобедимой Римской империи, которой давно уже нет.