Аргентина: Крабат

— Господин Хинтерштойсер!..

Голос был негромок, но Андреас услыхал сразу. Вероятно, потому, что прозвучало совсем рядом, пусть и не под ухом, но почти.

Обернулся.

— Присаживайтесь! Я уже ухожу.

Столик — как раз за спиной, маленький, только для двоих. Первый, крепыш лет тридцати, стоит, второй, в пиджаке штучной ткани, сидит, причем спиной, лица не разглядеть.

Хинтерштойсер думал недолго. Отчего бы не присесть, если приглашают? Подошел к тому, что стоял, хотел сказать «спасибо»...

— Роберт! — Крепыш протянул руку. — Кстати, если понадобится самолет, смело обращайтесь!

Рукопожатие — сильное, фигуре под стать, улыбка.

— Счастливо — и удачи!

Андреас не без опаски поглядел на свою ладонь. Не почудилось ли? Только что был здесь, руку пожимал — и сгинул, словно в табачном дыму растворился. И лицо... Совершенно не запомнилось, а ведь рядом стояли.

— Присаживайтесь!

Это уже сзади. Андреас, кивнув, обернулся, поглядел на толпу у стойки.

— Я... Я что-нибудь закажу.

— Уже.

Хинтерштойсер настолько удивился, что послушно присел.

***

— Имеется чисто техническая трудность. У меня есть привычка — обращаться к своим клиентам по фамилии. Ваша очень длинная...

Черная рубашка под темно-серым, из лучшего магазина, пиджаком, часы на серебряном браслете. Плечами широк, вполне под стать сгинувшему Роберту.

— Мне не трудно выговорить «Хинтерштойсер» нужное количество раз, но... Это вас не будет напрягать?

Лицом же, если не приглядываться, чистый азиат — раскосые глаза, короткие темные волосы. Нос, правда, подгулял — утиный, да еще слегка кривой. Годами неизвестный обременен, однако умеренно. Далеко за тридцать — или даже под сорок.

— По имени прошу не предлагать. Не тот формат.

Андреас открыл было рот, дабы разъясниться, особенно по поводу «клиента», но откуда-то сверху на столик спикировали две маленькие рюмки. Глиняные, в легкой белой изморози.

Рот сам собой захлопнулся. Тут бы неизвестному улыбнуться, самое время, но раскосые темные глаза глядели серьезно.

— Давайте по порядку. Итак?

— Х-хинтерштойсер! — решился Андреас. — Я, знаете, привык. Но...

Взгляд разрубил фразу, словно удар стального айсбайля.

— Прошу ознакомиться.

На широкой ладони — небольшой белый четырехугольник. Визитка... Хинтерштойсер осторожно приподнял ее за краешек, попутно сообразив, что своей не обзавелся. Повода не было. Не господину же обер-фельдфебелю вручать!

Ознакомился, взглянул недоуменно.

— Просто «Лекс», — кивнул владелец серебряного браслета. — Так и обращайтесь. Следующий пункт, Хинтерштойсер, эти рюмки. «Уникум», венгерский горький ликер. Обычно я говорю, что он проясняет разум и успокаивает нервы, но в данном случае ликер поможет вам слегка согреться. Не обращайте внимание на изморозь, его так пьют. Приступим?

Андреас сглотнул. Потом глотнул и прочувствовал. Г-горько, даже с избытком!

— Отменно, — рассудил Лекс, ставя пустую рюмку на стол. — Пункт следующий... Вас удивило слово «клиент». Могу все объяснить, однако... Оно вам надо?

— То есть? — совсем растерялся Хинтерштойсер.

— Я мало понимаю в альпинизме. Но мне почему-то кажется, что вам и вашему товарищу сейчас нужно смотреть на молоко — и только на молоко.

***

— Индийская притча, Хинтерштойсер. Кажется, из детского учебника, уже не помню... Некий магараджа, тамошний курфюрст, выбирал себе министра. Он объявил, что возьмет того, кто пройдет по стене вокруг города с кувшином, доверху наполненным молоком — и не прольет ни капли. Пробовали многие, но по пути их отвлекали, и они проливали молоко. Но вот пошел один. Вокруг него шумели, стреляли, пытались пугать, кричали, что горит его дом, что сына укусила змея. Но молоко он не пролил. «Ты слышал выстрелы? Слышал, о чем тебе кричали? — спросил победителя магараджа. — Видел, что творилось вокруг?» — «Нет, повелитель, я смотрел только на молоко!».

***

Бармен поставил новую пластинку — бесшабашную «Puttin’ on the Ritz» Ирвинга Берлина.

В баре шумно, в баре душно, никому нет дела до сидящих за маленьким столиком у самой стены. Немолодой, хорошо одетый мужчина что-то негромко рассказывает, его спутник, парень 23-х лет в старой спортивной куртке, слушает, время от времени вставляя короткие реплики.

— На все можно взглянуть иначе, Хинтерштойсер. Политики, военные, репортеры... Пусть их! Вы сейчас у цели, вы — стрела, вам ничего уже не может помешать. Вперед! А по поводу «ничего» побеспокоятся ваши друзья. Не удивляйтесь, они есть.

— Стрела, говорите? А я себя больше с пулей... Разницы, конечно, нет, Лекс. И... вы правы. Но как-то все совпало. Гитлер, Муссолини, Судеты, аншлюс, войска на станциях...

— Не ваша забота. Смотрите на молоко, Хинтерштойсер! Смотрите только на молоко!.. Кстати, из последних слухов. Бартоло Сандри сказал репортерам, что «двойкой» Норванд не взять. Только двумя «двойками». Понятия не имею, что это означает...

— Это означает, Лекс, что Сандри не думает, как подняться на Северную стену. Он думает, как остаться в живых.

Их не слушают, некому и незачем. Для того и встречаются в баре поздним вечером. За стенами дождь и сырая мгла. Мать-Тьма распростерла над миром свое покрывало.

Эйгер...

Старому Огру незачем напрягать слух. Отель стоит на его каменной плоти, и каждое слово глухими раскатами отзывается в темноте ущелий.

«Двойка» — два трупа. Две «двойки» — четыре.

5

Заметка оказалась в четвертой из просмотренных ею утренних газет. Женщина как раз успела допить чашку кофе по-венски. Последний глоток... «La Vie Mondaine», Ницца, раздел «Происшествия», под черной, словно траурной чертой.

На всякий случай (береженого Бог бережет) она велела доставлять в номер газеты не только с юга Франции, но также и нормандские и бельгийские. Лишние сразу откладывала в сторону, еле сдерживаясь, чтобы не сбросить на пол, на пестрый гостиничный ковер.

«Происшествия»... У репортеров из Ниццы с добычей было не очень, поэтому они не преминули заглянуть к соседям. Монако, суверенное княжество, династия Гримальди, знаменитое казино в Монте-Карло...

Вот!

Площадка признаний, она же Площадка самоубийц на горной трассе. Вид на залив, любимое место американской киноактрисы Мэдлен Кэррол, обменявшейся здесь обручальными кольцами со своим очередным будущим мужем. Два трупа с начала года, этот, свежий, уже третий. Оставшиеся ни с чем игроки бросают последний взгляд на погубивший их город. Традиция...