Торпедой - пли!

— Может, звезды видел? Ты Полярную звезду знаешь? Или координаты запомнил?

— Это ты сейчас с кем разговаривала? — попытался отшутиться Артем. Но, увидев мрачное лицо Габи, начал оправдываться: — Не было звезд. Солнце садилось. Вилли что-то говорил про секстант, но я не запомнил.

— Да… Так куда нам плыть? Где садилось солнце?

Артем покрутил головой и не очень уверенно показал вперед:

— Там.

— Что ж ты за моряк такой, если в море как слепой котенок.

— А это уж кто на что учился! — вспылил Артем.

— Я на матроса не училась, но что такое курс, знаю.

— У тебя наследственное. Говорю, плыви прямо, а там разберемся.

Габи пожала плечами и двинула вперед ручку газа двигателя. Катер поднял волну и побежал в скрывающую горизонт темноту.

— Мы примерно час плыли! — пытался хоть как-то помочь Артем, но тут же с сомнением добавил: — Или больше? Не помню.

Габи, ничего не говоря, улыбнулась и, взглянув на указатель, запомнила курс, которым они отошли в море. Низкие облака постепенно светлели, в разрывах показалась утренняя звезда, и позади забрезжили первые признаки рассвета. Предоставив Габи управлять катером и чувствуя, что разговор не получается, Артем втиснулся в тесную каюту и пошарил по столу и темным полкам. Рука наткнулась на термос. Он еще был теплый. Вспомнился Вилли. Всего несколько часов назад адъютант предлагал ему кофе. Всего несколько часов, а столько событий и перевернувшийся вверх ногами мир.

«Жаль его, — подумал Артем. — Хороший был парень, несмотря на то, что немец. Мы вполне могли бы стать друзьями».

Отвинтив крышку-чашку, он плеснул из термоса. В нос ударил запах жженого ячменя. Скривившись, Артем выглянул в раскрытую дверь и протянул кофе.

— Будешь? А настоящего кофе нет? Я привык к настоящему.

Габи удивленно взглянула на него и спросила:

— В России растет настоящий кофе?

— Не растет. Но там он есть.

«Господи, что я несу! — вдруг сообразил Артем. — Какой сейчас в России кофе? Я все время забываю, где я нахожусь!»

Затем ему пришло в голову, что уже полгода, как длится блокада его родного Санкт-Петербурга.

— Габи, а ты знаешь о блокаде Ленинграда?

— Где это?

— У меня в России. Я видел фотографии — это ужас. Изможденные дети, люди, превратившиеся в тени. Крыса на обед была деликатесом. А сделали это твои соотечественники. Ты съела бы сейчас крысу?

— Ты объявишь мне войну за то, что я немка? — оборвала его Габи.

— Нет. Это я так, к слову.

От безделья и запаха ячменя Артема потянуло на столь любимые на русских кухнях разговоры о глобальной политике, войнах и катаклизмах.

— Ваш фашизм — это тупиковая ветвь развития. Он долго не продержится. Впрочем, наш коммунизм тоже. И то, и другое разделяет людей, делают врагами. Но в одном ты права: мы сейчас по одну сторону баррикады.

— А что потом? Ты мне припомнишь Ленинград?

— Какой же ты тяжелый человек! Давай лучше я, наконец, займусь твоим лечением. Подставляй вену.

Показалось солнце, и стало гораздо теплее. Артем сбросил куртку, затем не выдержал и снял майку.

— Мы в море уже три часа. Где же твоя лодка?

— Не знаю. Вилли бросал в воду гранаты. Говорил — так нас услышат.

— Логично, но у нас нет гранат.

— Тогда давай будем вдвоем смотреть на воду. В прошлый раз я первым заметил перископ.

— Ты меня поражаешь, — вздохнула Габи. — С кем только я связалась?

Артем промолчал и с удвоенным вниманием принялся рыться в сумке. Бодро резавший волны катер вдруг затих и, пробежав еще немного, остановился. Габи прошла в корму и отвинтила крышку бака. Опустив вниз длинный щуп, она произнесла:

— Бак пуст. Что дальше?

Солнце начинало припекать голову, и, прямо пропорционально его подъему, мозги Артема ворочались все ленивей и ленивей.

— Давай ждать. Скоро нас заметят и спасут.

— Ты думаешь, можно вот так легко найти в море катер? И с чего ты взял, что твоя лодка где-то здесь, а не ушла куда-нибудь еще?

— Они ждут меня!

— Да… — вздохнула Габи. — Попробуй с тобой поживи еще. А впрочем, какая разница: чуть позже или чуть раньше.

— Да что ты все заладила одно и то же! — встрепенулся Артем. — Вилли говорил, с моей лодкой связывались по рации.

— Ты знаешь частоту, на которой дежурит ваш радист? — удивилась Габи.

— Наш радист? Да у нас их целая боевая часть! Ты даже не представляешь, какое это огромное стадо с отвисшими ушами! Не может быть, чтобы они не прослушивали все частоты! Хотя — знаешь… Я припоминаю! Вилли говорил, что моя лодка связывалась с вами в диапазоне работы вашего порта!

Артем гордо взглянул на Габи. Не такой уж он безнадежный дилетант в море. Но Габи грустно покачала головой.

— Я не знаю частоту нашей базы. Она меняется каждый месяц.

И вдруг Артема осенило. Он приник к приборной панели и погладил стеклянный глаз рации.

— Ты здесь ничего не крутила?

— Нет.

— Когда мы возвращались, Вилли говорил по рации с дежурным по рейду, каким-то Мартином! Сейчас здесь стоит эта же частота! Как включается эта шарманка?

Дождавшись, когда Габи оживит рацию, Артем двумя руками схватил микрофон и, путая русские и немецкие слова, произнес:

— «Дмитрий Новгородский», это я, доктор! Ответьте! Товарищ командир, это я, Артем! Вы где? Мы ждем вас где-то в море. Там, где встречались в прошлый раз.

С надеждой глядя на молчащий динамик, Артем повторил еще раз. Почему-то он был уверен, что рация в ответ немедленно взорвется радостными возгласами командира связистов Вовы Кошкина. Но из динамика по-прежнему доносился только шорох помех. Он позвал еще несколько раз, затем перешел на крик.

— Брось, — положила руку ему на плечо Габи. — Тебя не слышат. Только аккумулятор разрядишь зря. Да и далеко мы уже от того района. Здесь течение. Оно уносит катер в Бискайский залив.

— Отстань! — раздраженно отмахнулся Артем.

Не отпуская микрофон, он опять начал бубнить:

— Товарищ командир, ответьте, это я, доктор Петров.

Солнце, между тем, поднялось в зенит и пекло так, что Артем чувствовал, как у него трещит кожа на затылке. Градус закипания мозгов давно перемахнул предельную черту. Габи переносила жару вполне сносно, но Артем чувствовал, что начинает терять нить разговора и заговаривается.

— Тебе так плохо от жары? — участливо спросила Габи.

— Ничего, ничего, — попытался улыбнуться Артем. — Я человек северный, а ты пожарься, тебе полезно.

Не раздеваясь, он бросился в воду. Ненадолго помогло, но брюки мгновенно высохли и соль теперь жгла кожу, как кислота. Раскалившаяся рубка превратилась в духовку. Артем попытался скрыться в ней от солнца, но тут же выскочил, едва не потеряв сознание. Затем проснулся голод. Он порылся в сумке и нашел два расплавленных батончика гематогена.

— Возьми.

— Что это?

— Считай, что конфета.

Артем разорвал зубами фольгу и почувствовал, как в рот брызнула горячая масса. К горлу тут же подкатила тошнота.

«Этого еще не хватало», — подумал он.

Мало-помалу равномерное пошатывание катера начинало его укачивать. Теперь мысли о еде вызывали отвращение, но появилась жажда. Перегнувшись через борт, Габи намочила куртку и обвязала ее вокруг головы Артема. Стало значительно легче. Он даже попытался сесть, облокотившись о сиденье.

— Спасибо.

Распухший язык еле ворочался. На несколько минут вернулась ясность сознания, и он опять схватил микрофон, вызывая лодку. Но на этот раз из динамика не было слышно даже шума помех.

— Ты разрядил аккумулятор, — объяснила Габи.

В последней попытке привести себя в чувство Артем достал из кармана телефон и воткнул в уши наушники. Но от жары даже любимый «Сквилер» превратился в тягучее и нудное завывание.

— Что ты делаешь? — удивленно тронула его за плечо Габи.

— Тебе не понять, — из последних сил отмахнулся Артем. — Металл не для женского уха.

— О чем ты говоришь?

— Ладно, сейчас поймешь. Подставляй уши.