Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»

Москва, улица Дзержинского, дом 2.

22 августа 1941 года. 10:28.

За сутки, прошедшие с памятных посиделок у замнаркома, Павлу так и не удалось вернуться к работе над проблемой «Странников». Внезапно, хотя вряд ли это слово уместно употреблять служащему их наркомата в военное время, навалилось огромное количество совершенно неотложных дел. И хотя тетрадь с заметками Новикова он постоянно носил с собой в папке, открыть ее удалось раза два. Причем оба раза — в туалете.

До совещания у наркома оставалось чуть больше получаса, а донесений за ночь радиоцентр принял и расшифровал не меньше дюжины, и потому пришлось вместо чтения новиковской писанины заняться разбором свежей «корреспонденции».

Открыв папку, Судоплатов начал перебирать сероватые листы расшифровок:

«Так, запрос о переводе личного состава в распоряжение командования Юго-Западного фронта. А почему с пометкой „Особо срочно“? Неужели сами решить не могут? Ладно, потом Наум займется. — Листок с шифрограммой скользнул по столу. — Благодарность за методические и учебные материалы для истребительных групп… И снова с пометкой „Срочно“! Охренели они, что ли? Надо узнать, кто начальником смены у радистов был». — И это послание присоединилось к предыдущему.

— Черт! — увидев следующую бумажку, Павел не удержался и выругался вслух.

— Что стряслось? — спросил, приподнявшись с дивана, Серебрянский. Вчера вечером он решил еще немного поработать с личными делами кандидатов в диверсионные группы, да так и заночевал в кабинете.

— Доброе утро! Не знаешь, случаем, кто сегодня ночью старшим у радистов был, Яков Исаакович?

— А там, в сопроводиловке, разве не написано?

— Нет.

— А что случилось-то? Давненько я тебя злым поутру не видал, — с хрустом потянувшись, заявил Серебрянский.

— Чушь какая-то лежит сверху, причем вся заляпанная пометками «Срочно», а сообщение Новикова, что они приступили к конечной стадии «Ледостава», сунули четвертым сверху. Хотя я недвусмысленно на узле сказал, чтобы все сообщения от него проходили вне очереди. Так, черт побери, и сказал: «Звоните в любое время! Хоть домой, хоть куда!»

— Слушай, Паша, а не слишком ли быстро этот твой Трошин управился? Прям метеор какой-то.

— У них уже почти все готово было, когда мы им взрывчатку забросили. Как я понял, они уже давно что-то похожее учинить задумали, только тола не хватало. Погодь минутку, я армейцам сейчас позвонить должен. — Судоплатов быстро подошел к своему столу и снял трубку одного из многочисленных телефонов: — Оперативный дежурный? Старший майор Судоплатов на связи. Соедините меня с Фитиным. Что, не пришел еще? Тогда примите телефонограмму! — Он на секунду задумался, как лучше сформулировать сообщение. — Операция по блокированию северных путей подвоза центральной группировки немцев вступила в завершающую стадию. Необходима воздушная разведка. Судоплатов. Записали? До свидания.

— Слушай, командир, а что ты так легко такую благодатную тему отдал? — неожиданно спросил Яков.

— В каком смысле «отдал»?

— Ну, Фитин сейчас сам наверх доложит, а то и армейцы подсуетятся. Все пряники соберут, помяни мое слово. Неужто не жалко?

— Ты что же, Яков Исаакович, завидуешь, что ли? — Времени до совещания оставалось всего ничего, и разговор Павел продолжал, уткнувшись в бумаги.

— При чем тут завида? Тема наша, а если выгорит — в фаворе у начальства другие оказаться могут. А нам сейчас много чего выбивать надо. Работы навалили выше крыши, а снабжением что-то не озаботились. Ты только представь, Паша, что если бы в прямом нашем подчинении была хоть пара таких вот самолетов, что давеча к немцам в тыл летали, а? Не клянчить у ВВС или ГВФ, а просто твоим приказом? Что, плохо разве?

— Может, ты еще и пароход выцыганивать будешь, Яков? — усмехнулся начальник группы.

— На текущем этапе пароход нам без надобности, но еще пару лет назад суда мы широко использовали, как ты помнишь. Или в Аргентину агенты пешком пойдут? Да и нормировки по той же взрывчатке ты видел?

— Нет пока.

— На, взгляни на эти слезки. — Серебрянский быстро подошел к шкафу и, достав тоненькую папочку, принес ее Павлу. — Хотя у тебя своих бумаг хватает, так что я лучше словами… Если коротко, то наш заказ на ВэВэ и средства взрывания выполнен по первой позиции на шестьдесят процентов, а по второй — едва на четверть. И учти, товарищ начальник, что речь идет только о тех заявках, что подавали мы, Особая группа при Наркомвнуделе. А для наших групп при штабах фронтов цифра колеблется где-то в районе пятнадцати процентов. Так что послушай старого еврея, Паша, и сейчас же наркому про нашу удачу расскажи! Все одно через пятнадцать минут его увидишь.

— Так они же еще ничего не взорвали! — возмутился Судоплатов. — А я уже об успехе докладывать буду! Ты в своем уме?

— В своем, в своем, — дробно рассмеялся Яков. — У этого Трошина, если меня склероз не подводит, были намечены для взрыва семь объектов. Уж парочку-то на воздух точно поднимут. Я, Паша, в них верю — все ж таки твоих любимых «Странников» ученики.

— Которые, в свою очередь, вполне могут быть твоими учениками, Яша.

— С хрена ли? Я ж сказал, что таких не помню.

— Нет, конечно, если ты сказал, то где уж мне тебя шпынять, — развел руками Павел. — Но давай еще разочек, для освежения памяти, так сказать…

— И как освежать будешь? — язвительно хохотнул Серебрянский.

— По параметрам, — спокойно ответил Судоплатов. — Пять минут у меня есть, а тебе информация к размышлению будет.

— Ну-ну… — протянул его собеседник.

— Я просто напомню тебе, Яша, что должны были знать и уметь агенты твоей Особой группы… Итак, — Павел загнул один палец, — хорошо владеть одним как минимум иностранным языком.

— Как минимум двумя, — немедленно поправил его Серебрянский. — Здесь, Паша, никто с объектами на иностранном не разговаривал.

— Немецкий? Испанский? Английский? У нас все ходы записаны! — парировал Павел и тут же продолжил: — Опыт нелегальной работы должен был быть, так?

— Тут их на это никто не проверял.

— Конечно, конечно… А у немцев в тылу они по путевке из рейхсканцелярии живут.

— Слушай, что с тобой такое? То рычишь с утра пораньше, то меня на счет моих же сотрудников проверяешь…

— Ты с разговора не соскакивай! — почти прикрикнул на своего наставника Павел. — Мое поведение, как мне кажется, к делу сейчас ни малейшего отношения не имеет! Лучше на вопрос ответь.

— Есть у «Странников» опыт нелегалки, есть, — смирился Серебрянский. — Про боевые навыки и владение гражданскими специальностями можешь не спрашивать.

— Общительность?

Гримасу на лице Якова вполне можно было счесть выражением согласия, и разговор продолжился:

— Связи за границей?

— А вот это не ко мне вопрос, — пожал плечами бывший начальник Особой группы.

— А если на косвенных?

— Тогда есть. По крайней мере, с жизнью за кордоном некоторые из них знакомы… Ладно, начальник, — Яков примирительно поднял руки, — иди, тебя еще большие начальники заждались, а я еще лысину тут поморщу.

Район села Буденичи Борисовского района Минской области, БССР.

22 августа 1941 года. 10:41.

— Товарищ Новиков, никаких новостей пока нет! — Этот ответ Сергей слышал уже раз двадцать. Понятно, что сам виноват, поскольку спрашивать, не слышно ли чего от подрывников, он начал задолго до предполагаемого времени диверсий. Еще его очень раздражало то, что бойцы и командиры отряда обращались к нему по званию или по фамилии, как в данном случае. Безусловно, повод для огорчений более чем странный, но отчего-то Сергею хотелось, чтобы партизаны считали его за своего. Но сложившаяся всего лишь за месяц существования отряда традиция этого не позволяла. Комиссар Белобородько специально пояснил, когда Новиков спросил, почему кого-то из бойцов все называют по фамилии, а кого-то по прозвищу: