Аналогичный мир - 2 (СИ)

— Не такой уж ты старый. Седой только, — усмехнулся Тим. — Сколько тебе?

Усмехнулся и Чолли.

— Я без номера. Врач сказал, что тридцать. Я и не спорил. А седеть я ещё на тех ножницах стал. Ну, питомник добавил. И Хэллоуин.

— А в Хэллоуин что?

— А всё то же. Приехала опять вся кодла, чтоб им… И меня опять из конюшни. — Чтоб им всем… — Чолли длинно выругался. — И он мне говорит, что всё кончилось и чтоб сука со щенками завтра же в бараке были. Я только рот открыл, мне врезали. Как тогда. И опять меня сапогом за челюсть поддел. «Ты что, — говорит, — Бычок, про ножницы забыл? А раз ты так разлуки боишься, то и клейма недолго сделать. Будшь с рабами в бараке.»

— Ни хрена себе! — выдохнул Эркин.

У Тима еле заметно напряглось лицо.

— И что ты? — тихо спросил Тим.

— А ничего. Дети на мне. Смолчал. Побили они меня. Немного. Хозяин сказал им, чтоб без увечий. И говорит: «Иди, трахнись напоследок». Я, как положено, поблагодарил его…

— На колени встал? — хрипло от перехватившей горло судороги спросил Эркин.

— И встал, и сапоги ему поцеловал. Я б и не то сделал. Чтоб до дома дойти. Дошёл и… словом, в чём были, ушли. Через парк к дороге. Стёпка — дурак, сволочь. Я через парк шёл, нёс их обоих, Найси следом с мальцом на руках. Они ж, сволочи, чуть не настигли нас, домик мой подожгли, думал, нагонят, листвы-то ж уже нет, от пожара светло.

— Не нагнали?

— Раз я здесь, значит, не нагнали.

Чолли достал из кармана сигаретную пачку, заглянул в неё и удивлённо выругался.

— Кончились. Чёрт, я только… только вчера выкупил.

Эркин молча протянул ему сигарету. Чолли кивком поблагодарил и взял, закурил.

— Дальше что, дальше просто. На дороге русского грузовика дождались и до комендатуры. И стал я визу клянчить. Пока выпросил, пока ждал… как мы с голоду в этом чёртовом городе не подохли, сам не знаю. Это здесь… отъедаемся. Ладно. Это всё по фигу.

— А что? — спросил Эркин. — Тебя в промежуточный лагерь не отправили?

— Не пустили, — поправил его Чолли. — Я… сам не русский, ни жена, ни дети… и не хлопотал за меня никто. Ну ладно, тех восемнадцать моих и четверо Найси, их мне не спасти, ничего не знаю даже, но меня ж… меня ж как раба, а он свободный! — выкрикнул Чолли…

…Эркин вздохнул, словно просыпаясь. Невесомая тяжесть головы Алисы на его плече, мягкое теплое тельце, запах от её головки… Женя улыбнулась.

— Ты что, Эркин?

— Так, ничего. На обед скоро идти. Я думаю, Женя, я тогда в баню после обеда схожу, а как маршрутку получим, вещи заберём. А то после ужина можем и не успеть.

Женя кивнула.

— Хорошо. Сделаем так.

Алиса вздохнула.

— Эрик, а дождь когда кончится?

— Не знаю, — пожал он осторожно плечами. — Этого никто не знает.

— А почему?

— Началось, — рассмеялась Женя. — Потому что дождь от людей не зависит.

— А почему? — повторила Алиса с упрямо-лукавым выражением.

— Дождь из тучки идёт, — объяснила Женя, оглядывая рубашку Эркина. — Ну вот. Какая ткань хорошая. Ни сносу ей, ни чего ещё. Эркин, тут вот какое дело.

Она слегка понизила голос, и Эркин, не выпуская Алисы, подался к ней.

— Алиса растёт. Я все её вещи взяла. Я думаю, что получше, а её уже мало, я отдам Зине для Кати. Ты как? Не будешь против?

— Нет, конечно, — кивнул Эркин. — И… и если так, то, может, Найси, ну, жене Чолли, у ней совсем ничего нет.

— Женя кивнула.

— Да, я уже думала. У нас простыня есть, она стираная, мягкая, как раз на пелёнки малышу. И не Найси она, — улыбнулась Женя, — а Настя. Анастасия. Правда, красивое имя?

Эркин подумал и согласился.

— Да, красиво.

Алиса, не слушая их, держала двумя руками ладонь Эркина, перебирала его пальцы, что-то шёпотом приговаривая. Играла.

— Ну, — Женя посмотрела на свои часики. — Десять минут до обеда. Давай собираться. Алиса, одевайся.

Алиса нехотя слезла с колен Эркина и, сопя, стала натягивать ботики, шапочку, пальто. Женя помогла ей справиться с самыми трудными пуговицами, получше натянула шапочку, закрывая лоб и уши.

— А теперь иди и подождёшь у двери, на двор без нас не выходи. Поняла?

Алиса кивнула. Когда она вышла, Женя быстро пригладила волосы, надела пальто и повязала шаль. Эркин взял свою куртку и вышел следом за ней, одеваясь на ходу.

Оставшись одна, Нюся вылезла из-под одеяла и натянула платье. Спрыгнула вниз, обулась. И вместо того, чтобы надеть пальто, взяла с тумбочки маленькое круглое зеркальце. Тётя Женя добрая, разрешила ей брать его смотреться, даже специально на виду оставляет. Нюся придирчиво рассматривала себя в зеркальце. Конечно, тётя Женя красивая. Эрик недаром глаз с неё не сводит. А вот она… она некрасивая. И никому не нравится. И худая. Мощи, как её в бане назвали. Одни кости торчат, а женщина должна быть пухленькой. Нюся вздохнула и положила зеркальце на место. Взяла яблоко. Бананы свои — пять штук — она съела сразу в первый же день, как выдали. И апельсины за два дня, их тоже пять штук было. А яблоки ещё есть. Но это все так, в два дня всё съели. И по всем казармам теперь сушат апельсиновые корки. Для запаха и в вещи положить, чтоб не заводилась моль. И она сушит, хотя вещей у неё нет. Нюся поправила разложенные на тумбочке корки, переложила высохшие на свою подушку. Пусть подушка пахнет апельсинами.

На дворе холодный порывистый ветер, ледяная крупа и холодный дождь. Низкие серые тучи плотно затягивали небо. Всё мокрое, скользкое, холодное.

У входа в столовую Эркин увидел Тима.

— Привет, ну как?

Тим озабоченно кивнул.

— Привет. Врач был, говорит, что уже не страшно. Но ещё два дня чтоб не выходили.

Женя сочувственно вздохнула.

— Ну, ничего. Как это они ухитрились?

— Лужу измеряли, — хмуро ответил Тим и не выдержал, улыбнулся. — До колена там или нет.

— Дети, что с них возьмёшь? — сказала Женя и строго посмотрела на Алису.

— Я не мерила, — сразу сказала Алиса. — И там до колена нигде нет.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно спросила Женя.

— Ну, я ж видела, там дядя Антон прошёл, а его сапоги ниже коленки, а он не зачерпнул.

— Мой бы так соображал, — пробурчал Тим.

— Так Димка и спорил, что там неглубоко.

— Вы ещё и спорили? — удивился Эркин.

— Ага. Димка две конфеты выиграл, — Алиса, считая инцидент исчерпанным, побежала занимать место.

Тим и Эркин переглянулись и засмеялись уже оба. Так, смеясь, и вошли в столовую.

Женя за обедом особенно строго делала Алисе замечания, хотя о споре не вспоминала. Алиса, изредка поглядывая на Эркина, мужественно терпела воспитание.

С обеда пошли в барак. И пока Женя укладывала Алису, Эркин взял чистую смену и банный узелок. Алисе хотелось попросить его посидеть с ней, но, когда мама сердится, то лучше перетерпеть.

— А теперь спи, — строго сказала Женя и улыбнулась. — Игрок.

— Я не игрок, — глаза у Алисы закрывались, но стерпеть напраслину она не могла. — Я судья. Моя доля — укус с конфеты. Всё честно.

Эркин плотно сжал губы, чтобы не расхохотаться, и вышел.

На выходе из барака встретился с Чолли.

— Далеко?

— В баню.

Чолли смущённо кашлянул.

— Слушай, обмылка не будет лишнего? Свербит уже, а денег ни хрена.

Эркин кивнул.

— Талон при себе?

— Я мигом, — улыбнулся Чолли.

Эркин остался ждать его в холле, который здесь называли тамбуром. Из-за плохой погоды его использовали как курилку, и сизый дым плавал под потолком чуть выше человеческого роста. Хлопали двери казарм, бегали и суетились люди. Прошёл комендант, строго повёл глазом на курильщиков, дружно спрятавших сигареты в кулаки. Вышел Чолли с крохотным узелком из казённого полотенца.

— Пошли?

— Пошли, — кивнул Эркин.

На дворе холодный мокрый ветер ударил их по лицам с такой силой, что они невольно пригнулись. Чолли выругался.

— Вот хреновая погода, чтоб её…!

— Ага, — выдохнул Эркин, с тревогой думая, как по такой погоде ехать.