Антинюрнберг. Неосужденные...

Всему этому гигантскому объему нефти немцы (и примкнувшие к ним итальянцы) в 1941 г. могли противопоставить один миллион шестьсот тысяч тонн собственной нефтедобычи и семь миллионов тонн добычи в союзных и оккупированных странах — всего, таким образом, германо-итальянские агрессоры в 1941 г. располагали восемью миллионами шестьюстами тысячами тонн нефти. Потребность же в жидком топливе только у немцев была более двенадцати миллионов тонн в год — но, к счастью для держав Оси, в начале двадцатого века немецкие химики Франц Фишер и Ганс Тропш разработали технологию перегонки угля (коего в Германии было более чем достаточно) в жидкое топливо. И в 1941 г. недостающее жидкое топливо (более четырех миллионов тонн синтетического бензина и дизельного топлива) немцы получали путем газификации (и последующего затем сжижения образовавшегося синтез-газа) обычного угля, тем самым, оттягивая свое неминуемое поражение.

Которое после 7 декабря 1941 г. все равно было неизбежным — ну нельзя же, в самом деле, надеяться на победу при столь мизерных шансах…

*

Обычно считается, что ставка Гитлера на синтетическое топливо — одно из наиболее очевидных свидетельств подготовки нацистами войны; дескать, проклятые немцы умыслили затеять в 1939 г. вселенское смертоубийство, но, понимая, что для оного их бронетанковым ордам потребуется огромная масса топлива — развернули его производство из угля. И постройка гидрогенизационных заводов — самое достоверное доказательство нацистской агрессивности. Спорить с этим утверждением мы не станем — обратимся к фактам.

Зачем в тридцатых годах Германии нужно было моторное топливо (бензин и солярка)? Для того чтобы на нем работали моторы внутреннего сгорания — и более ни для чего. Топить дома, двигать железнодорожные составы и корабли, вырабатывать электроэнергию — немцы в то время предпочитали с помощью угля. Да что там тридцатые годы! Служившие в ГДР срочную службу мои сверстники помнят, чем топились дома в Восточной Германии еще в восьмидесятых годах прошлого века, через сорок лет после окончания Второй мировой (это теперь бюргеры обленились и предпочитают сжигать для отопления своих жилищ не свой отечественный уголь, а сибирский газ, щедро гонимый в Европу Россией по многочисленным трубопроводам).

В 1933 г. автопарк Германии едва ли превышал полтора миллиона автомобилей и сотню тысяч тракторов — всяких-разных; посему потребность в топливе для их двигателей была, по современным меркам, смехотворной — для «прокорма» своих машин немцам достаточно было трех миллионов тонн нефти. Из них пятьсот тысяч тонн добывалось в Рейхе (на месторождениях под Ганновером), остальное импортировалось — главным образом, морем из дальних стран; Румыния, как источник нефти, в это время была на третьих ролях.

Нацисты, пришедшие к власти в разгар экономического кризиса, довольно долго вопросу топлива особого внимания не придавали — на фоне остальных проблем эта была второстепенной. Но когда титаническими усилиями им удалось восстановить германское народное хозяйство и поставить его на рельсы интенсивного развития — топливный вопрос встал крайне остро. Количество автомобилей росло, соответственно росло и потребление бензина и солярки (к 1938 г. потребность в моторном топливе превысила четыре миллиона тонн в пересчете на нефть), плюс к этому, Германский трудовой фронт начал строительство огромного автомобильного завода «Фольксваген». Он с 1939 г. ежегодно увеличивал бы количество бегающих по дорогам Рейха (по тем самым построенным бывшими безработными автобанам) машин на полмиллиона штук. Да к тому же и вновь созданный вермахт (главным образом, армия и люфтваффе, кригсмарине пока скромно стояло в стороне) начал требовать свою долю топлива, растущую пропорционально новым дивизиям, разворачиваемым в Германии.

А в топливном балансе Рейха в это время львиную долю составляла нефть, приобретаемая за валюту — коей все годы существования НС-Германии хронически не хватало.

В 1938 г., например, в Германию было ввезено 3 640 000 т нефти и нефтепродуктов. И из них 2520 т поступило из США (на 84,4 млн марок) и Голландской Индии (на 76,8 млн); в Румынию за нефть было перечислено 36 млн марок, в Мексику — 19,8 млн, в Венесуэлу — 8,2 млн, в Иран — 8,1 млн. Причем все эти миллионы (кроме клиринговых “румынских”) в реальности были свободно конвертируемой валютой!

Посему далее зависеть от импорта нефти — потребность в которой с ростом автопарка также непрерывно увеличивалась бы — Гитлер посчитал невозможным. Во всяком случае, от импорта нефти, поставляемой танкерами из Вест-Индии и Южной Америки и приобретаемой за наличную валюту. Тем более, что имелась уже отработанная технология получения моторного топлива из угля, недостатка в котором Германия не испытывала ни разу. А поскольку избежать импорта нефти Германии все равно не представлялось возможным — то куда выгоднее и разумнее было начать ее полномасштабный ввоз из Румынии, которая была готова поставлять свое “черное золото” в рамках клиринговой торговли — не требующей остродефицитной валюты.

То есть переориентация импорта нефти с заокеанских месторождений на румынские стала следствием не желания Германии обезопасить себя от “нефтяного голода” в случае войны, а, в первую очередь, острой нехватки свободно конвертируемой валюты. О лавинообразном росте экспорта румынской нефти в Третий Рейх свидетельствуют сухие цифры: 1939 г. — 848,6 тыс. т, 1940 г. — 1147,8 тыс. т, 1941 г. — 2748 тыс. т.

*

Как известно, в 1936 г. в Германии был принят четырехлетний план, основной задачей которого было обеспечение экономической независимости Германии от импорта — в рамках которого доселе сугубо академические “процесс Фишера-Тропша” и “процесс Бергиуса” получили статус стратегических технологий. Первая промышленная установка по газификации угля “по методу Фишера-Тропша”, кстати, вошла в строй еще в 1935 г. и носила, скорее, экспериментальный характер — немецким химикам не терпелось узнать, возможно ли получение полноценного топлива в промышленных объемах из угля. Оказалось — вполне даже возможно!

Поначалу, правда, стоимость этого получаемого топлива была запредельно высокой — в мире бушевал экономический кризис, нефть была дешева, и литр синтетического бензина обходился немцам едва ли не в сорок раз дороже литра того же бензина, полученного крекингом нефти. Но к 1938 г. ситуация резко изменилась — нефть изрядно выросла в цене, а массовое производство синтетического топлива значительно снизило его себестоимость. На основе технологии Фишера-Тропша было налажено производство синтетического бензина (когазин-I, или синтин) с октановым числом 40–55, синтетической высококачественной дизельной фракции (когазин-П) с цетановым числом 75-100 и твердого парафина.

Всего к исходу 1938 г. новые заводы дали более двух миллионов тонн топлива!

Дальше — больше. К началу нападения Германии на Польшу в Германии работало уже четырнадцать гидрогенизационных заводов и в течении года было построено еще шесть (на которых выпуск топлива планировался методом Бергиуса) — давших Рейху в 1939 г. 3 895 000 т топлива. Дефицит топлива, таким образом, составил чуть более миллиона тонн — и немцам пришлось решать эту проблему путем жесткого нормирования и перехода везде, где это возможно, с жидкого топлива на его эрзацы (так появились широко известные газогенераторные автомобили, работавшие на березовых чурках). Таким образом, надо признать, что самую острую проблему современной войны — проблему топлива — немцы ни в 1939-м, ни в 1940-м, ни в 1941-м гг. так и не решили, ибо потребности Рейха в жидком топливе с шести миллионов тонн в 1939 г. выросли до двенадцати миллионов в 1942-м.

Впрочем, все же надо отметить, что 1942-й был не самым худшим. В этом году рейх имел 1 680 000 т собственной добытой нефти (в основном — на австрийских месторождениях) и 6 350 000 т синтетического горючего, а импорт и прямые передачи вермахту нефти и нефтепродуктов (в основном из Румынии и Венгрии) составили 2 800 000 т.