Развилка (СИ)

Первую Мировую Кондрат провоевал от начала до конца. Все это время бился с турками в пластунском батальоне и рядом был брат Семен. Вот только счастливчик Кондрат прошел войну без ранений, а моего отца крепко приложило под Эрзерумом, и он вернулся домой.

Началась революция и Кавказский фронт развалился. Кондрат оказался на родине, немного передохнул, и тут Гражданская война. Естественно, он встал на сторону белых. За пару лет получил только одно легкое ранение и дослужился до сотника. А когда белогвардейцы отступали к Новороссийску он заехал домой и позвал брата с собой. Но Семен к тому времени женился, кстати, на девушке, которая очень понравилась Кондрату, и он, махнув рукой, ушел к морю. Это была последняя встреча братьев. Но не последнее появление лихого вояки в Уманской.

В Новороссийске было плохо. Белогвардейцы бросили казаков на произвол судьбы. Большая часть генералов сбежала, подразделения распались и каждый оказался предоставлен сам себе. Красные окружили казаков, предложили сдаться и пообещали возможность искупить вину перед новой властью на полях сражений, которых еще хватало. Казаки этому в основе поверили и поплатились. Кого расстреляли, кого замучили, кого-то послали на фронт и сознательно подставили под удар. Потери казачьего народа были огромными, но Кондрата это не коснулось. Он посулам большевиков не доверился и с небольшой группой казаков смог вырваться, а затем уйти в Грузию. Оттуда перебрался в Крым и снова воевал. А когда Белая Гвардия окончательно сдулась, Кондрат Погиба, уже есаул, оказался в эмиграции.

Судьба моего старшего родственника не щадила и постоянно била. Но он не ломался. Участвовал в рейде белогвардейцев в Албанию, когда там свергали коммунистический режим. Смог устроиться в Югославии, трудился на строительстве дорог и на сезонных уборках урожая. Потом по заданию вождей белоэмигрантов два раза посещал Россию, отстреливал большевиков и воевал против коммунистов в составе небольших повстанческих отрядов. Тех самых, которые новая власть называла бандами. Всегда имелась надежда, что народ, наконец-то, поднимется против Красного террора. Однако сил не было. Люди бунтовали много и часто, особенно когда у них забирали последнее, но все заканчивалось небольшими вспышками, которые легко тушили карательные отряды чекистов, интернационалистов и наемников.

Во время своих скитаний по Северному Кавказу дядька пытался посетить родовую станицу. К сожалению, неудачно. И снова он оказался в Уманской только в 34-м году. Опять нелегально перешел границу и проехался по населенным пунктам, которые больше всего пострадали от Советов в период проклятых "черных досок". В Уманской казаков к тому времени почти не осталось, а наша семья погибла. Кто уцелел в Гражданской войне, умер от болезней в 22-м году, от голода зимой 32-го года или от пули комиссара, который выгребал из амбаров припасы и обрекал на смерть не только взрослых, но и детей. В живых остался только я, однако отыскать меня Кондрат не смог, и опять ушел заграницу.

Вскоре дядька женился, и у него появились свои дети. Супруга тоже из казачьего рода, только не кубанского, а донского. На время наступило затишье, и Кондрат даже устроился на службу в югославскую пограничную стражу. Однако вскоре началась война в Испании и, бросив все, он уехал воевать за франкистов. Судя по всему, сражался справно и не впустую, потому что домой вернулся с испанскими орденами и при деньгах. После чего купил небольшую ферму и занялся сельским хозяйством. Но как только батька Шкуро позвал старых казаков под свой черный значок с волчьей головой, Кондрат расцеловал жену и уже через час сел в поезд на Париж.

С той поры есаул Погиба рядом с Андреем Григорьевичем Шкуро. Из Парижа вместе с ним перебрался в Берлин, где узнал обо мне. А когда представилась возможность оказаться на Восточном фронте, он последовал за атаманом и не прогадал. Шкуро личность среди казаков легендарная. Про него и плохое скажут, и хорошее. Но одного не отнять - он воин и настоящий казак, плоть от плоти и кровь от крови нашего народа. Этим сказано все и отряд знаменитого атамана, который прикрывал тылы группы армий "Юг", очень быстро разросся до бригады. У него много свободы и хотя формально Шкуро подчинялся штабу РОА и Управлению Казачьих Формирований, по сути, он сам по себе. Однако такое событие как формирование 1-й казачьей дивизии мимо него пройти не могло, и он прислал в военный лагерь РОА своих "волков", среди которых был Кондрат Погиба. И они, осмотревшись, вскоре собирались вернуться к своему атаману, который ждал доклада.

В общем, я встретил родственника, узнал, что у меня есть братья и сестры, слушал Кондрата и рассказывал о себе. Вечер и ночь пролетели незаметно, а утром дядька повез меня обратно в расположение дивизии и предложил перейти под его командование. Если он попросит, ему не откажут и меня отпустят из полка. Но я засомневался. В первую очередь по той причине, что полк Кононова стал для меня родным, здесь меня знают, и я всех знаю. Дядька, конечно, родня. Однако, по сути, мы пока еще чужие один другому, и я его немного опасался. Больно суровый мужчина. Несмотря на свой относительно небольшой жизненный путь, я таких людей на своем пути уже встречал и прекрасно понимал, что смерть всегда рядом с ними. Как бы меня косой не зацепила. Да и не ожидал я такого предложения, немного растерялся. Поэтому ответил отказом.

Кондрат меня не уговаривал и принял мои слова как должное. Но обронил, что замолвит за меня словечко. Я попросил этого не делать, и он опять со мной согласился. Вот только поступил по-своему и спустя два дня после нашего расставания меня вызвали в штаб полка. Я отправился туда в сопровождении сотника и нас проводили к заместителю Кононова майору Пуговкину. Он ходить вокруг да около не стал и предложил мне отправиться на краткосрочные офицерские курсы. Времени на размышления не было. Ответ требовалось дать сразу и, с одобрения Тихонова, хорошо все обдумав, я согласился. Как ни крути, это мой шанс, а Пуговкин заверил меня, что через три месяца я вернусь обратно в полк Кононова, как раз к тому моменту, когда казачья дивизия отправится на фронт.

Остаток дня я сдавал дела новому командиру взвода пожилому вахмистру Сенчину. Он вояка бывалый, из 5-й сотни нашего полка, и меня особо не дергал. Пришлось немного побегать, собирая потерянное имущество. Но мне помогал Савельев, и я справился быстро. А на следующий день за мной и еще двумя десятками будущих слушателей офицерских курсов, как правило, молодых и крепких парней не старше двадцати пяти лет, прибыл грузовик. В сопровождение был выделен хмурый Тихонов. Он приказал грузиться, автомобиль тронулся и через полчаса мы оказались в Киеве.

Где именно находится школа, никто не знал. Скорее всего, в городе или в предместьях. А поскольку компания знакомая и люди одного возраста, всю дорогу мы фантазировали о том, как после занятий будем гулять по Киеву, знакомиться с девушками и посещать пивные. Однако мы ошибались.

Проехав по окраине города, грузовик оказался на аэродроме. Здесь Тихонов приказал не отходить от машины и отозвал меня в сторону.

- Андрюха, - сказал сотник, покосившись на моих попутчиков, - сейчас я скажу тебе то, что тебя, скорее всего, не обрадует.

- Говори, командир, - я улыбнулся.

- Вас отправляют не в офицерскую школу.

- Как так?

- Это просто прием, чтобы отвести от вас глаза. Я сам об этом узнал случайно. Перед самой отправкой. Поэтому ничего изменить уже не мог.

- И куда мы теперь?

- Ты когда-нибудь слышал такую фамилию - Фрейтаг фон Лорингхофен?

- Нет.

- Он белоэмигрант, полковник, служит в Абвере. Это под его начало вас передают. Отправитесь на курсы. Тут все верно. Только не офицерские. Полковнику нужны молодые казаки. Для чего, не знаю. Даже командир дивизии не в курсе. Поэтому совсем не факт, что ты вернешься обратно в полк. А я ведь твоему родственнику обещал...

- Так это с его подачи меня решили отправить на учебу?