Подменный князь

А в данном случае все не так. У человека тяжелое хроническое заболевание. Я понимаю его характер, но сделать ничего не могу, потому что нет лекарств. Никаких. А, кроме того, при диабете необходим регулярный контроль сахара в крови. А как его осуществить, если невозможно сделать анализ крови?

– Нужно соблюдать диету, – сказал я, отпуская руку Феодора. – Следи за тем, что ты ешь. Некоторые продукты тебе есть нельзя.

А поскольку диакон смотрел на меня с все возрастающим недоверием, я решил объяснить ему свой совет. Пусть он поймет меня.

– Тебе сегодня лучше, чем обычно, или хуже? – спросил я.

– Хуже, – мрачно заявил он. – С утра было нормально и днем тоже, а к вечеру стало гораздо хуже. Я думаю, это оттого, что принесли дурные новости: Владимир стал князем киевским. Не жить больше христианам в Киеве…

– А что ты ел сегодня днем? – поинтересовался я.

– Как что? Мяса я не ем, – ответил Феодор. – А сегодня ел морковь в меду – самая полезная пища.

– Ну да, – кивнул я. – Самая полезная, только не для тебя. Для тебя это как раз сочетание недопустимых продуктов. Тебя нельзя есть ни морковь, ни мед. Совсем ни капли, ни крошки.

«А иначе будет сахарная кома, – хотел было добавить я для убедительности. – И тогда тебе точно крышка, причем быстрая».

Но говорить вслух не стал, потому что эта самая кома и так не минует моего пациента. При отсутствии контроля сахара, как ни старайся соблюдать диету, а шансов на долгую жизнь нет.

– Чудак ты, – покровительственно усмехнулся Феодор, пожав плечами на мои слова. – Уж не знаю, из каких краев ты пришел сюда, но только вряд ли кто-то захочет здесь у тебя лечиться.

– Почему? – сразу не понял я такого категорического суждения.

Вероятно, наш хозяин проникся сочувствием к такому придурку, как я, и потому снизошел до объяснения.

– Ну, ты хоть сам послушай, что ты говоришь, – сказал он. – Морковь и редька – это же главная еда человека, она дает бодрость и полезна всем, от ребятишек до стариков. А мед дает силу, в нем целебные свойства, он дает здоровье. Кто же этого не знает? А ты говоришь, что этого мне нельзя есть. Ты, наверное, плохо учился своему ремеслу лекаря или просто самозванец.

Я уныло промолчал. А что можно возразить? Рассказывать про функцию поджелудочной железы и выработку инсулина? Про свойства продуктов содержать в себе сахар?

А поскольку я растерянно молчал, диакон истолковал это по-своему.

– Ладно, – сказал он, махнув рукой. – Если уж тебя брат Захария прислал и ты из наших, хоть и странный какой-то, то не гнать же тебя на улицу. Но в доме вас оставить не могу. Девка твоя – поганая, и потом, чувствует мое сердце, что ты с ней блудишь. Ведь блудишь?

Мы с Любавой ничего не ответили, и Феодор, найдя в этом подтверждение своим догадкам о нашей порочности, сокрушенно вздохнул.

– Так что в доме вас не оставлю. Идите на сеновал, там и ночуйте.

На сеновал нас конвоировали старший сын Феодора и его жена с двумя маленькими детьми, цеплявшимися за подол ее платья. Сын по дороге дал нам напиться из колодца, вырытого посреди двора, а невестка молча сунула Любаве большую плоскую лепешку из пшеницы и несколько длинных огурцов с пупырышками.

Во дворе, несмотря на темноту, мы увидели двух огромных лохматых собак, которые были привязаны у забора. Это были настоящие волкодавы, и очень яростные. При виде нас они принялись рваться, явно намереваясь растерзать пришельцев, и если бы сын хозяина не прикрикнул на них, дело могло закончиться плохо – веревки, которыми псы были привязаны, выглядели довольно ненадежно. Вообще, здесь принимались серьезные меры безопасности. В доме у входа мы увидели два топора с длинной рукояткой, вполне пригодные к бою, а также железный кистень – грозное оружие.

Едва мы вошли в сарай, где хранилось сено, молодой хозяин ловко захлопнул дверь и подпер ее с внешней стороны здоровенной дубиной.

Мы были в гостях, и нам дали приют, но в то же самое время мы как бы находились под арестом. Хотя как не понять хозяев: чужие люди, неизвестно кто, а в доме столько добра!

Сено было свежим, недавно скошенным, от чего благоухание его забивало все остальные запахи: конюшни, расположенной с одного бока, и летней кухни – с другого. Аромат свежескошенного сена и молодая красивая женщина, с которой у тебя только вчера завязался роман: разве этого недостаточно для того, чтобы хоть на время забыть всякие свои злоключения?

Забравшись на высокий сеновал, мы поужинали хлебом с огурцами. Не слишком сытная трапеза, к тому же огурцы были исключительно уродливыми на вид – кривыми и бугристыми.

«Зато уж точно без всяких нитратов и пестицидов», – подумал я, с хрустом откусывая. Огурец оказался сладким и очень сочным. Уже после я понял, насколько иным может быть вкус овощей и фруктов, которые выращиваются без химических удобрений.

– Он скоро умрет, если не будет лечиться, – сказала Любава, когда мы заговорили о нашем новом знакомом. – Почему ты сказал ему только о еде и ничего не сказал о лечении?

– Какое может быть лечение? – буркнул я, давясь черствой лепешкой. – Если нет лекарств…

– А травы? – улыбнулась девушка. – От этой болезни хорошо подходит отвар из почек сирени или девясила. Разве ты не знал? А еще лекарь…

Она засмеялась, и мне стало обидно.

– А ты знаешь, что за болезнь у Феодора? – спросил я. – Ну, коллега, каков ваш диагноз?

– Болезнь у него от пищи, – ответила Любава, не заметив моей иронии. – Что бы ни съел, все будет плохо. Эту порчу домовой насылает. Я, как вошла, сразу заметила, что во всех углах подметено. Ни соринки, ни пылинки, уж не говоря о крошках еды. Жадные они, здешние хозяева.

Любава осуждающе покачала головой, а мне стало интересно послушать дальше.

Выяснилось, что вокруг человека всегда много всякой невидимой живности. В доме – домовой, в сарае – сарайный, на сеновале – сенной. И живность эта хочет есть, причем вполне материальную пищу. А если остается голодной, то злится и может наслать на людей разные виды порчи, которые и есть болезни. Поэтому всякий здравомыслящий человек должен не жадничать и оставлять домовым пищу – крошки хлеба или обрезки овощей. Одним словом, домовые очень приветствуют, если в доме редко метут полы.

А лечение бывает трех видов. Первое, самое простое – это лечение травами. Нужно знать их все и знать, какая трава помогает при каких признаках болезни. Еще нужно уметь приготовлять отвары и делать мази.

– Если захочешь, – великодушно предложила девушка, – то я как-нибудь покажу тебе некоторые травы и покажу, как готовить из них лекарства.

Зато о двух других средствах целительства Любава хоть и знала хорошо, но рассказывать мне наотрез отказалась. Сказала только, что одно – это окуривание порченого, больного человека специальным составом курений, а второе я даже не сразу понял.

– Бел-горюч камень Алатырь, – так сказала Любава и, несмотря на мои расспросы, ничего более не пояснила. – Всему этому меня мама научила, – сказала она. – Мама была знаменитая ворожея и целительница, а я с детства у нее училась. Князь Рогвольд давно болел, поэтому для него лечение было очень важно. Вот он и взял меня себе в ключницы ради этого.

Она засмеялась, показав снова свою очаровательную улыбку.

– Другие князья и бояре ключницами всегда берут своих наложниц, – поведала она лукаво. – Но старый Рогвольд не нуждался в этом. Правда, он очень боялся, что об этом станет известно людям.

– Его мужская слабость помешала бы ему оставаться князем? – уточнил я, на что Любава уклончиво заметила:

– Людям не нравится, если князь слабый. Все хотят быть под защитой сильного господина.

Когда мать Любавы умерла, Рогвольд пригласил к себе ее дочь и предложил сделаться ключницей вместо матери, а заодно и целительницей своего престарелого хозяина.

– Ты будешь спать со мной? – спросила тогда семнадцатилетняя Любава, с опаской глядя на хилое тело и трясущиеся руки Рогвольда.