И снова дядя Жора

Оказалось, что у владельца театра есть брат, работающий инженером в судоремонтных мастерских, и в основном он там занимается электросваркой. А в свободное время что-то изобретает. Сделал вот из резака прибор, которым можно напылять одни металлы на другие и на стекло. Он, кстати, финансово поддержал Михаила Климовича, когда тот только собирал свою труппу, а теперь – наоборот, театр дает неплохие сборы, а брату нужны деньги на доработку своего изобретения.

– Он что, хочет сделать все сам?

– Не то что хочет, но так получается. В мастерских такая установка не нужна.

Я взял кошачьи очки и рассмотрел повнимательней. Да, качество напыления для атмосферной установки очень высокое, ничего не скажешь.

– Передайте ему, что на Георгиевском моторном заводе большая нужда в подобных специалистах, – попросил я. – Даже не спрашиваю, сколько он получает в своих мастерских, но в Георгиевске выйдет больше. Кроме того, там вообще положительно относятся к изобретателям, даже если те придумывают что-то в данный момент не животрепещущее.

Тут мне в голову пришла еще одна мысль.

– Но давайте снова вернемся к вашему театру, – озвучил ее я. – Наверняка ведь у вас есть вполне определенные трудности, связанные с тем, что кошки не всегда играют в полную силу, а некоторые сценки вообще удаются раз-другой, и все?

– И не говорите, – вздохнул собеседник, – видели бы вы, какие находки иногда случаются на репетициях! Но вот повторить их удается далеко не всегда. Я даже хотел купить киносъемочное оборудование, но больно уж оно дорогое.

– А зачем все делать самому? Чтобы снимать кино, существуют киностудии. В том же Георгиевске, например, она есть. Попробуйте для начала сделать киноверсию вашей трактовки Шекспира, деньги я вам выделю. Ну, а потом можно будет замахнуться и на что-нибудь более эпохальное. «Анну Каренину», например, снять. Или «Преступление и наказание». Вы сами прикиньте, какой из Тимофея получится замечательный Порфирий Петрович! Да у него любой Раскольников сознается через пятнадцать секунд и без всяких мозгокрутных рассуждений. А этот, пегий, кого он играл, я что-то не очень понял?

– Родриго, – просветил меня несколько обалдевший от развертываемых перспектив кошачий Станиславский.

Кто это такой, я вообще-то не очень представлял, до знания Шекспира наизусть мне всегда было очень далеко. Но заострять внимание на таких мелочах не стал и проложил:

– Вот-вот, а с каким неподражаемым французским акцентом он мявкал! Мундир ему покрасивше, и получится вылитый Андрей Болконский.

Глава 16

Интересно, подумал я, когда мой мини-поезд лязгнул единственной сцепкой и остановился на задворках Георгиевского грузового терминала. Саму цитату помню, а откуда она, не представляю. «За окном шли дождь и рота красноармейцев». За окном действительно шел дождь. И снег. А Тринклер с Полозовым никуда не шли, они стояли и ждали моего выхода. Причем если бы меня встречал кто-то один, можно было бы посомневаться, о чем именно со мной хотят поговорить в неофициальной обстановке, и побыстрее. Но раз пришли оба, то размышлять тут особенно не о чем.

– Как я понимаю, вы решили составить мне компанию за ужином? – уточнил я сразу после приветствий. – Тогда поехали. Кстати, хочу намекнуть, что завидовать нехорошо. Тем более такому пожилому человеку, как граф Цеппелин. У вас же все впереди, какие ваши годы! Или я ошибаюсь и вы хотите поговорить со мной вовсе не на тему предполагаемого кругосветного перелета?

– Нет, Георгий Андреевич, не ошибаетесь, – вздохнула живая легенда русской авиации, коей являлся бывший аэродромный казачонок, а ныне генерал-майор и кавалер чуть ли не полного комплекта орденов империи, ас-истребитель Миша Полозов. – Ну как же так, мало того что первый трансатлантический перелет слили англичанам, так теперь и в кругосветный пойдет Цеппелин!

– Дедушка старый, пусть слетает, – еще раз напомнил я, – и, кроме того, первый бортинженер там будет наш.

– Ага, и второй штурман японец. Ну не то это, совсем не то!

Первый перелет через Атлантику в этом мире действительно совершили англичане. В принципе уровень развития авиации позволял сделать это еще в десятом году, если не раньше, но тогда все были заняты подготовкой к войне и на посторонние вещи не отвлекались. Но сразу после ее не очень радостного для себя окончания англичане решили поднять национальный дух и устроили этот перелет.

Он представлял из себя самую настоящую авантюру. Взяли старый «либерейтор», еще с неубирающимся шасси, потому как новые к тому времени уже утонули или сгорели. Во все свободные пространства напихали эрзац-бензобаков и полетели. Перегруженная машина каким-то чудом оторвалась от земли и только где-то в районе Азорских островов смогла преодолеть километровый рубеж высоты. Малейшая непогода на маршруте стала бы фатальной, не говоря уж о неполадках в любом из четырех движков, но англичанам повезло.

В какой-то мере перелет действительно способствовал поднятию национального духа, но немножко не в ту сторону. Экономика Англии после года войны и полугода бомбежек на фоне морской блокады пребывала в коллапсе, продукты и товары повседневного спроса распределялись по карточкам, и уровень жизни, мягко говоря, был весьма невысок. В такой обстановке нам не составило большого труда найти и простимулировать недовольных, которые завопили о приоритетах в экономике. Мол, в столь тяжелые времена, когда голодают дети, преступно вбухивать огромные средства в не сулящие немедленной отдачи проекты.

Бред, конечно, этот перелет произошел на чистом энтузиазме и чуть ли не на личные средства участников, но признаться в таком правительство не могло. И вынуждено было слушать вопли про то, что вместо бомбардировщиков надо выпускать дюралевые миски с вилками, а вместо танков – садово-огородный инвентарь. Тогда, мол, страну в ближайшие же времена ждет невиданное процветание. Во всяком случае, слово «конверсия» средний англичанин слышал уже много раз.

Однако у графа Цеппелина взыграло ретивое, и он выступил с идеей беспосадочного кругосветного перелета, которая встретила горячую поддержку у кайзера. Россия, ясное дело, не смогла остаться в стороне и предложила свою помощь. В частности, поставку магниевых сплавов, производство которых мы наладили заранее, в преддверии появления реактивной авиации, а особого спроса на эту продукцию пока не было. Опять же криогенное оборудование, потому как граф собирался восполнять неизбежную в полете утечку гелия водородом, запас которого в жидком виде предполагалось иметь на борту дирижабля. Нам оно тоже было нужно для магнитопланов, работы над которыми вышли уже на стадию условно летающих макетов. Ну, а тринклеры повышенной экономичности лишними в любом случае не будут.

В моей пристройке к дворцу главкома ИВВФ великого князя Михаила нас уже ждал стол, накрытый на три персоны, однако только одна из них отдала должное искусству поваров, а Полозов с Тринклером с плохо скрываемым нетерпением ждали, когда же я наконец наемся.

Полозов в настоящий момент работал летчиком-испытателем в Георгиевске, потому как уходить с летных должностей он не хотел категорически, а высшей из них, командира полка, он достиг уже давно. Всю войну Миша командовал первым ИАП, сформированным из лучших асов России и направляемым туда, где в данный момент командованию было необходимо полное господство в воздухе. Неплохо, надо сказать, командовал, но в значительной мере это была заслуга его начштаба, который практически полностью взял на себя все наземные дела полка, оставив Полозову только тренировать своих летчиков в воздухе и водить их в бой.

Увидев, что я отодвинул последнюю пустую тарелку, Михаил встрепенулся и начал:

– Георгий Андреевич, «Гриф тип 4», который сейчас заканчивает государственные испытания, при небольших доделках вполне пригоден для кругосветного полета!

– Со своей дальностью в восемь тысяч, которую, если насовать в машину дополнительных баков, можно максимум удвоить, но не более того? – усомнился я, наливая себе чая. – Беспосадочного все равно не выйдет. И даже с одной посадкой не получится.