Ракетчики (СИ)

— Александр, я строил Байконур, строил заводы, гостиницы, мосты. Построил тебе подземную страну. Если бы Лена не вышла за тебя замуж, и ты не подлечил меня, то я уже давно был бы на небесах. В долг живу. Наверняка, там придётся облучаться, как ни берегись. Лучше это буду я, чем кто-то молодой. Ум ещё работает, хоть и медленно. Позволь сделать последнее полезное дело в жизни? Я устал. Сильно устал от рутины.

Тут Валентин Андреевич не лукавил: он действительно хорошо соображал, для его возраста. Свои обязанности выполнял, должности соответствовал. Радовался внукам. Это к делу не относится. Разговаривал он раза в два медленнее, чем в молодости, реакция ушла. Но ему в теннис не играть. Как Корибут мог отказать человеку пойти на подвиг? Пусть, даже, и трудовой? По праву озабоченного родственника? Чтоб тёща и жена не заругали? Тем более что как муж и воин, Корибут тестя понимал. Чем тлеть ещё три-пять лет, лучше закончить жизнь достойным последним делом. Хотя в этом желании Диктатор усматривал элементы своеобразного дезертирства, но произносить это слово язык не повернулся.

— Отпущу, если пообещаете беречься, если будете соблюдать правила поведения в зоне заражения. И тётю Надю сами будете уговаривать. И с Леной поговорите. Тогда — возражать не буду.

Корибут не соблюдал клише: не называл тестя с тёщей мамой и папой. Не мог, будучи, фактически, более старым человеком. В соответствующих случаях он говорил «тётя» и «дядя». Ещё чаще — обращался по имени-отчеству. Тесть был честным, условия выполнил. Через час Корибуту позвонила тёща. А через полтора — жена.

— Саня, я поеду с Валей. Мы всю жизнь вместе. Что мне тут одной делать? Я поеду с ним.

— Тётя Надя! Вы там не нужны! Вы же — повар! Там есть кому еду готовить! Миллионный город. Половина — бабы.

— А за Валей — кто присмотрит? Пушкин?

— Мама Надя! Меня Ленка прибьёт! Останьтесь. Будете внуков нянчить…

— Нет. Я поеду с Валей.

Корибут не стал дальше спорить. Вместо этого он позвонил Лене и Виолетте. А те, в четыре руки и два языка атаковали «противника», склонили его к капитуляции. И тёща осталась в Киеве.

— Саня, папа уезжает. Мне страшно. Наверняка, облучится, заболеет. Что мне делать?

— Леночка, успокойся. Всё будет нормально. Он будет не в самой зоне, а рядом. Папа будет руководить, а не руками радиоактивные кирпичи ковырять. Приеду домой — всё расскажу. Занимайся детьми, и мамой, а? И не переживай, а то молоко горькое станет. Лена! Не смей плакать! Молоко пропадёт! Лена! Тфу!

На этом энтузиазм масс не иссяк. Через время позвонила мать. Мать Корибута. Поскольку, для родителей, дети остаются детьми всю жизнь, то Корибуту легче было минимизировать общение, чем терпеть опеку матери-малолетки. Ему-то реальных лет значительно больше, чем биологических! Корибут дал своей энергичной маме фронт работы: старостат области, и звонил по праздникам. И всё. С Ковалёвым тоже общаться было лень. Идейным он был. Авантюристом и карьеристом. А это было не совсем то, что нужно в новом обществе. Разжаловать из генералов его Диктатор не стал. Но и в команду не взял. Должность Ковалёв имел немалую: начальник особого промышленного района Запорожья, аналогичную должности Рубана. Но! В Горний Совет Ковалёв не входил, в выработке решений участия не принимал. Рубан и Лариса с ним общались больше, чем Корибут.

Раз уж зашёл разговор, поясню, что собой представляли особые промышленные районы. Это сеть подземных заводов, размещённых на глубине около километра, в толще гранитных пород. (В Днепропетровской — в базальте). Уровень автоматизации доходил до 98 процентов. Впрочем, начисление процентов производилось по аналогии: сравнивалось количество работников другого завода, выпускающего аналогичную продукцию. Если не умничать цифрами, то можно просто сказать, что на них было автоматизировано и роботизировано всё, что позволяли современные технологии. Виртуальные операторы в число работников не засчитывались. Предполагалось, что со временем, их заменит искусственный интеллект. В подземных промрайонах размещались высокотехнологичные предприятия: электроника, точное машиностроение, в том числе: роботостроение, биохимия, и т. п. Новые цеха по производству вооружения размещали тоже под землёй. Если начинали делать «Касаток» и «Дельфинов» на поверхности, то в 2000-м их перевели в Запорожье под землю. А «Божьих коровок» собирали сразу под землёй в Днепре. Хотя, безусловно, большая часть компонентов выпускалась на поверхности. Тот же Запорожский Алюминиевый завод никто под землю не тащил. И Титаномагниевый — тоже. Под землю перевели часть профильных НИИ.

Вернёмся к событиям. Зинаида Николаевна тоже решила ехать в Терем. В Запорожье у неё всё работает как часы, заместители толковые и исполнительные, детей она уже рожать не может, скучно. Нет, не так, не скучно, а неуёмная энергия не давала покоя. Она вникала во все дела мужа, Николая Ковалёва. К примеру, дронов выпускали на подземном филиале Запорожского Автомобильного завода. Мать Корибута разговаривала со строителями, операторами, выясняла трудности, прямо дома, мужу отдавала пожелания: что и как переделать, усовершенствовать. Такой же самый подход к работе у неё был и в других местах. Лезть самому в каждую дырку — не идеальный способ руководить. Но Зинаида Николаевна справлялась, поэтому сын терпел. В Терем он попробовал её не пустить, но… Разве можно остановить ураган? Испытать в реальных условиях каких-то новых роботов Николая, проверить стандартное навесное оборудование, отработать меры, на случай, если в Запорожье попадёт бомба — примерно такие доводы «сыпала» на голову сыну энергичная руководительница. Обычный человек сдался бы из-за напора. Корибут сдался по другим причинам. Обычной, в человеческом понимании, любви к матери он не испытывал, то есть её жалел умом, а не душой. Была и другая причина: политическая целесообразность. Тем более что есть Центр Гаряева… Корибут согласился. А мама разошлась: она не просила, она приказывала. Не глупо-спесиво, а конструктивно и конкретно. Указывала: что ей нужно выделить из того, что не в её власти. А то, чем она распоряжалась сама, она уже отправила в Терем своей властью. Мать — это стихия, горная река. Лучше не сопротивляться течению. Корибут удовлетворил её требования по списку.

— А детей на кого оставляешь?

— На Таньку, она уже большая, забыл? Кстати, дед с бабкой тоже едут.

— На… Зачем?!

— Бабка, говорит, что по специальности. А дед — за компанию с бабкой.

— Дурдом…

— Ба, ты уже старая! Ноги плохие. Зачем? Тебе 84 лета! Что ты там напомогаешь?

— Саня, я 32 года работала на «Запорожстали». С радиацией дело не имела, но ожоги, отравления, переломы, раздавления, прочие травмы — мой профиль. Я столько крови видела, что твои вояки в Турции не видели. А самое главное: я присмотрю за Зиной. Других детей у меня нет. Буду рядом. Удержать, конечно, её ни от каких авантюр не удастся, но…

— Дедушка, а ты зачем едешь? Кто Шарика покормит?

— Соседи. У бабушки — ноги. Я — с ней. А ещё, минёром, могу, учили.

— Дед, нету там мин. Там — завалы.

— Всё равно. Лида и Зина едут. Я не могу остаться.

— Дурдом…

— Саня, я тоже поеду в Терем.

— А тебе зачем, Ковалёв?!?

— С Зиной.

— Не ожидал.

— Время идёт, люди меняются, Сань.

— А ты не подходишь. Ты ещё можешь детей делать.

— Во-первых, если ты не забыл, у тебя есть сестра и три брата от меня. Во-вторых, ты мне вторую жену брать не даёшь. Так что…

— Мда… Носи там свинцовые трусы. А жену, наверно, разрешу вторую. Только… Её мать будет одобрять.

— Садист!

— А как ты хотел? Раз ты туда рвёшься, назначаю тебя нашим военпредом. Будешь согласовывать, фильтровать, взаимодействовать.

Из всех этих «энтузиастов» Корибут понимал и одобрял только тестя и мать. Остальные были балластом. Не то, что они не помогут. Но там людей и без них достаточно.