Стратегия обмана. Политические хроники (СИ)

— Что, Ватикан снова разрешил католикам вступать в масонские ложи? Кажется, три года назад это постановление поспешили отменить.

Манола резко подняла глаза и посмотрела на Сарваша. Чем-то это напоминало фирменный взгляд её брата — пристальный и прожигающий, но в более смягченном варианте.

— Папа посетил римскую синагогу, — с надрывом произнесла монахиня.

Сарваш задумался.

— Да? — только и смог ответить он, больше для приличия и поддержания разговора, ибо не очень понимал, что собеседница вкладывает в эту фразу.

— Да! — резко выпалила она.

Сарваш даже смутился:

— Послушайте, сестра Мануэла, вы так смотрите, как будто не папа посетил синагогу, а я вломился в собор Святого Петра. Простите мне моё невежество, всё-таки уже лет триста я живу вне религиозной общины, а в синагоге в последний раз был лет пятьдесят пять назад, и то, когда меня пригласили на свадьбу, поэтому не очень понимаю, в чём тут трагедия. Разве апостол Павел не проповедовал в синагоге?

Взгляд Манолы немного смягчился:

— Вот именно, он проповедовал. А папа пришёл в синагогу, чтобы назвать иудеев нашими старшими братьями. Он сказал, что Иисус Христос был сыном еврейского народа и ни слова о том, что он, прежде всего Сын Божий. Католическая вера запрещает нам религиозное общение с иудеями, а папа переступил через каноническое право. Иудеи считают христиан язычниками. Талмудисты нам не старшие братья, и не братья вовсе, они потомки Каиафы, который отдал Христа на казнь. А папа забыл об этом. Он обманулся и стал обманывать других. Как теперь жить христианину, если папа, непогрешимый в вопросах веры, поступает так?

Сарваш не знал, чем утешить бедную монахиню. Когда-то он действительно был иудеем, правда после двадцати трёх лет охладел к вере предков настолько, что в последующие годы жизни так и не нашёл пристанища ни в исламе, ни в христианстве, так и остался безразличным к любым религиозным практикам. Вряд ли он сумеет найти весомые аргументы для монахини с семивековым стажем.

— Относитесь к этому спокойнее, — произнёс он. — Папа всего лишь человек, и всем людям свойственно ошибаться.

— Но ведь согласно решения Первого Ватиканского собора он непогрешим.

— Вы сами-то в это верите? — спросил Сарваш, хотя побоялся показаться грубым. — Нынешний папа ушлый политик. Он ездит по миру больше для саморекламы, чем из желания пообщаться с верующими, особенно в Польше. Вряд ли он и в синагогу приходил для того самого религиозного общения. Это показывали по телевидению?

— Да, — кивнула Манола.

— Значит, визит освещала пресса, а пресса появляется на официальных мероприятиях, чтобы подавать нужные сигналы вовне. Помните, сюжет, о том, как папа римский приходил в тюрьму к своему несостоявшемуся убийце Агдже? — Монахиня охотно кивнула, и Сарваш продолжил — Я бы поверил, что это был чистый порыв души — простить того, кто желал тебе зла. Но это снимало телевидение, и получился даже не душевный стриптиз, а чёткий сигнал организаторам покушения — Агджа сказал папе на ухо, кто его заказал, и теперь папа всё знает. А потом, как помните, был этот отвратительный суд над болгарином Антоновым, который кончился пшиком. Так что, не надо расстраиваться, сестра Мануэла, нынешний визит папы в синагогу примерно такая же политическая акция, как и все предыдущие. Или повод для заигрывания с государством Израиль, или ещё что-то в этом духе.

Монахиня смотрела на Сарваша с невысказанным интересом и надеждой:

— Вы действительно так думаете?

— Разумеется. Я вижу, вы и так очень расстроены, зачем же мне вас ещё и обманывать?

— Не знаю, — честно призналась она, потупив взор — может вам претит моё положение. Я же знаю, как… как многие не терпят монахинь просто потому… потому что не понимают, почему мы выбрали другой путь.

Сарваш мягко улыбнулся и произнёс:

— По-моему, это вы всегда косо смотрели на меня.

— Я? — неумело изобразила удивление Манола.

— Вы, сестра Мануэла. Не знаю, что вы за мной подозреваете, но поверьте, я не возношу традиционных иудейских молитв и имя Христа не хулю. Жизнь между исламским и христианским миром научила меня терпимости и вниманию. А к вам и вашему брату я всегда относился с уважением, хотя бы в силу ваших почтенных лет.

Улыбка на лице монахине заметно потеплела, и Сарваш решил, что самое время спросить о главном:

— Так отец Матео ушёл в монастырь по своей воле?

— Да, — тут же погрустнев, кивнула она, — не смог больше смотреть на поругание веры.

— Он уехал за пределы Италии?

Монахиня кивнула и тут же спросила:

— А не надо было?

— Напротив. В сложившейся обстановке, думаю, чем отец Матео дальше от неусыпного ока архиепископа Марцинкуса, тем лучше.

— Вы про того банкира?

— Прошу вас, сестра Мануэла, не надо оскорблять профессию банкира, причисляя к ней таких людей как архиепископ. Он умеет выпутываться из, казалось бы, безысходных ситуаций, но его методы явно выходят за грань десяти заповедей. Поэтому я и хотел предупредить отца Матео быть осторожнее.

— Не волнуйтесь, Господь его не оставит, особенно теперь, когда он покинул этот богопротивный Град.

— Это вы о Ватикане? Неужели из-за одной единственной синагоги всё так резко стало плохо?

— Если бы. Папа ездит в Индию, ездит в Африку, и везде идёт не в христианскую общину, а к местным язычникам, чтобы участвовать в их колдовских ритуалах. Он осквернил себя, когда позволил приложить к своему лбу прах и участвовал в жертвенном подношении даров языческим идолам. Он тогда сказал, что семена веры заложены во всяком веровании, и Церковь должна идти к нему навстречу. Мой брат был миссионером и ходил на встречу с азиатскими язычниками, но он приносил с собой Слово Божие, а не уносил обратно идолопоклонство в душе, чтоб распространять его среди христиан.

— Это всего лишь политика, сестра Мануэла, политика мультикультурализма. Не стоит придавать слишком уж глубокий смысл поступкам Иоанна Павла II. Он всего лишь хочет нравиться всем народам и общинам, и потому спешит им угодить.

Манола только грустно покачала головой.

— Вы не христианин, вы не понимаете….

— Увы, — развел руками Сарваш.

— Вы хотите узнать адрес Тео? — внезапно спросила она, и Сарваш понял, что монахиня над ним смилостивилась, раз решилась выдать столь секретную для неё информацию.

— Нет, — всё же ответил он, — раз отец Матео принял решение уйти в монастырь, думаю, не стоит его беспокоить. Я ведь человек сугубо мирской, и все мои интересы сосредоточены исключительно здесь.

Покинув дом, где жила Манола, Сарваш отправился в аэропорт. Только пройдя регистрацию на рейс до Лондона, он вспомнил о комиссионных, что достались ему после изъятия из банка сокровищ П-2, и пожалел, что не предложил их Маноле. Может, она нашла бы применение этим деньгам, например, вложила бы их в строительство детского приюта или школы, ведь монахиня всегда была привязана к детям.

Но время было упущено. Перед посадкой Сарваш приобрел в киоске пару свежих номеров газет. Только в салоне он принялся за чтение и успел пожалеть, что покидает Италию — на первой полосе красовалась фотография Микеле Синдоны и заголовок с исчерпывающим слово «мёртв».

Оказалось, на следующий день после того как Сарваш побывал на свидании в тюрьме, на завтрак Синдоне подали кофе, он его выпил, закричал «отравили» и упал без сознания. Пока Сарваш ездил в Рим и беседовал с Манолой, Синдона умирал в госпитальной тюрьме. Как показал анализ кофе из чашки, он отравлен цианидом. Вердикт следствия был ещё причудливее, чем предположение Скотланд-Ярда о том, что Роберто Кальви повесился под мостом Чёрных Братьев сам. По мнению итальянских сочинителей-фантастов от следствия, смерть Синдоны — это самоубийство, замаскированное под убийство. Воистину, более закрученного и лицемерного определения и не придумать. Видимо был прав покойный дон Микеле — не все члены П-2 ещё выкорчеваны из государственного организма Италии.