Последняя торпеда Рейха. Подводные асы не сдаются!

— Хельмут! — Визг тормозов слился с визгом Анны. Она не успела сказать, что должен сделать Хельмут. Wyvern занесло, он вильнул кормой, и не снижая скорости, умчался в неизвестном направлении. Ford ушел на обочину, его тряхнуло, и машина замерла.

Замерли и оба в машине. Пассажир и водитель. Ройтер тупо-вопросительно смотрел на перепуганную Анну. На капот оседала пыль. Анна не менее тупо смотрела на него. Как будто что-то щелкнуло в мозгу, как будто система «Ипсилон» перенесла их. Только во времени, а не в пространстве. И они снова были вместе, и на дворе был какой-нибудь 35-й… И тут Ройтер понял — испуг Анны вызван не критической ситуацией, не страхом за свою жизнь и здоровье. Она испугалась того, что она выкрикнула. Понялли он? А если понял? Ее тело было напряжено, как натянутая струна.

— Кто такой Хельмут? — неожиданно сам для себя уверенно спросил Ройтер. В пыльном душном воздухе кабины как будто пролетел легкий ветерок. Натянутая струна слегка ослабла. Но ослабшие струны фальшивят. Фальшивила и эта.

— Нет-нет, — шептала Анна, — Все в порядке… Не обращайте внимания. — Ее голос наконец обрел обычную твердость. — Вы сейчас только что спасли нас обоих. Спасибо вам, Диего… Вы, оказывается, еще и хороший водитель.

Наступило долгое молчание. Надо было что-то сказать, но Ройтер не знал что. Надо же, сколько лет прошло, а она все еще помнит его, Ройтера, за рулем своей машины. Не припоминал он что-то у Демански водителя по имени Хельмут. Если не знаешь что говорить — надо действовать. Для того, кто за рулем, действовать — это заводиться и крутить баранку.

— Вы не заметили номера машины? — спросил он. — Вроде бы как это дипломатические…

— Заметила. Это английское посольство. Мои хорошие знакомые — спокойно сказала Анна и усмехнулась.

— Английское посольство? Что им нужно в этой глуши?

— Англичане есть англичане. Ничего хорошего от них не жди…

Она не хотела больше говорить об этом.

* * *

По случаю покупки и заодно чудесного спасения от аварии было устроено некое подобие «званого ужина». Были поданы ребрышки на гриле, с насыщенным аргентинским соусом «чими-чури», красное вино, грибные закуски. Все, что могло дать ранчо, кроме красного вина, разумеется, оно доставляется с севера. Был собран весь «бомонд» ранчо — семья Фернандес-Очо в полном составе, Анна, Ади, Ройтер, трапезу разделила и креолка-экономка.

— Ну что ж, Диего, — начала Анна тост, поигрывая бокалом. — Вы сегодня — герой. Не просто решили нашу проблему с машиной, но и, можно сказать, спасли меня.

— Вы бы посмотрели еще, как он обращается с клинком, — заметил Густаво.

— Что ж, значит, теперь у нас есть защита.

— А нам разве нужна защита? — переспросил Ройтер. — От кого?

Густаво похлопал Ройтера по плечу. — Защищаться всегда найдется от кого, если только что-то собой представляешь. Странная фраза. Ройтеру казалось, что о безопасности этого места он может позаботиться куда лучше, чем тот же Густаво. Он рассчитывает на аргентинских батраков-стригалей, а Ройтер на боевое соединение, прошедшее спецподготовку.

Ройтер сегодня был героем дня и даже заслужил внимание Ади, который тоже захотел научиться фехтовать, особенно на японских мечах. Но его вскоре отправили спать, невзирая на протесты. В общем, для деревенского досуга было довольно весело. Наконец гости стали расходиться по своим отсекам. Ройтер задержался дольше других. Он внимательно изучал Анну. Насколько она изменилась? Что в ней осталось от прежней Анны? Может быть, это уже совсем другой человек, и смена имени — это знаковое событие. Он не Ройтер, она не Анна, а значит уже никогда не будет над ними колыхаться неведомый огненный столб страсти, значит, и нет ничего такого, ради чего стоило преодолевать полмира и ходить под пулями…

На пальце Анны блеснул солнечный лучик Ройтер узнал этот блеск. Париж. Ювелирная лавка на Грегори-де-Турс. Что могло быть дороже сознания того, что через столько лет на другом конце вселенной на ее пальце сейчас — егокольцо.

— Красивый бриллиант, — отметил Ройтер, кивнув в сторону драгоценности.

— Это память, — равнодушно ответила Анна, бросив беглый взгляд на руку.

— О чем?

— Так… об одном подонке. Видимо, мужчины появляются в моей жизни только для того, чтобы сделать ее невыносимой. Этот сделал невыносимой мою молодость.

Анна улыбнулась. Ройтер знал ее, знал, когда она шутит, сейчас она шутила. И это была большая редкость. Такое настроение обычно обещало страстную ночь… Впрочем, когда она злилась, как тысяча чертей, ночь бывала не менее страстной…

— Наверное, вы очень любили этого подонка, если носите кольцо спустя столько времени после его смерти…

— А кто сказал о смерти? — Анна неприятно прищурилась и начала сверлить взглядом Ройтера.

Идиот! Проговорился…

— Простите, мне так показалось, — начал исправлять ситуацию Ройтер. — Вы — немка, я — немец. Мы пережили страшную войну, многие погибли. И я решил, что ваш… друг тоже погиб, как большинство настоящих мужчин в Германии…

— Да? А почему вы решили, что он был настоящим мужчиной?

— Полагаю, другого бы вы не выбрали…

— Да… уж… — задумчиво процедила Анна, нервно кусая сигаретный фильтр. — Скотина… — Вдруг ее голос обрел металлические нотки гестаповского следователя, — Где вы воевали?

— В Люфтваффе. 6-й воздушный флот — Восточный фронт. До этого Франция…

Анна с большим интересом рассматривала его.

— У вас карие глаза…

— Это от мамы. Она у меня южанка. Бавария, Альпы…

— Ну да, пожалуй, на баварца вы похожи. На немца нет… А когда вы научились фехтовать?

— До войны жил в Японии. Я из семьи дипломатов. Хотел тоже посвятить себя дипломатической карьере, но в планы вмешалась война…

«Что такое я несу!» — думал Ройтер. Анна, если захочет, может быть редкой занудой и начнет выспрашивать, чего доброго, номер эскадрильи или группы, а затем может узнать имя группенкоммандера, а он ведь не летчик и легко запутается.

— У вас тут, я смотрю, просто посольский квартал какой-то. Густав тоже был дипломатом, — заметила Анна. — И очень крутым разведчиком, — добавила она после паузы. — Еще не поздно, Диего, осуществить детскую мечту.

— Увы, чтобы представлять интересы государства, нужно его иметь… То, что сейчас находится на месте Германии, трудно назвать таковым…

— Пожалуй, да… — Анна встала из-за стола и с бокалом в руках подошла к балкону, как бы приглашая гостя проследовать за ней. Огромная равнина открывалась с балкона, посверкивающая закатными бликами уже у самого горизонта. Длинные тени от холмов легли на дорогу и низкорослые кустарники. Овцы сбились в кучи в своих загонах, готовясь к ночлегу.

— Извините, я сегодня вас назвала чужим именем. — Она его снова пристально изучала. — А как ваше настоящее имя?

— Дон Диего…

— Нет. Настоящее. Как вас называли в той жизни?

— Какое это имеет значение? Той жизни нет.

— Простите, но я не могу называть вас Диего. Это какой-то маскарад. Тупой и пошлый. Баварец Диего. Смешно… Кстати, ваше произношение не похоже на баварское…

— В немецкой колонии в Токио было много северян. Я ведь только родился в Баварии.

— Так как вас называть, Диего?

— Мне вполне нравится имя Хельмут, но если у вас оно вызывает неприятные воспоминания, тогда называйте меня Конрад.

— А знаете, Конрад, — повернулась к нему Анна — Вы чем-то похожи… Не могу точно сказать чем… Нет, лицо у вас совершенно другое, но… Вы сигару закуриваете, как он… машину ведете, как он… меня это немного пугает… Хотя… нет… мне все это кажется. Просто прошлое крепко удерживает меня…

— Нас всех удерживает прошлое, и мы должны жить ради него, ради того, что нас объединяет.

— Вы — член Партии?

— Почему вы так решили?

— Говорите как агитатор. Прошлое… объединяет… Мое прошлое вон — она ткнула недопитым бокалом в сторону спальни. — И прошлое, и настоящее, и будущее. А с тем прошлым я порвала раз и навсегда.