Развилка (СИ)

- Вот они, смотри взводный, - подал голос Савельев и кивнул в сторону леса.

Действительно, на окраине леса показались всадники. Примерно, семьдесят-восемьдесят человек. Они выскочили на опушку, осмотрелись и разделились. Половина рысью направилась через поле к хутору, а остальные двинулись по дороге. Расстояние между нами быстро сокращалось. Двести метров. Сто пятьдесят. Сто. Вот-вот красные кавалеристы нас заметят. Пора открывать огонь.

Посмотрев на три гранаты, две ручных и одну противотанковую, которые заранее выложены из рюкзака на плащ-палатку, я выдохнул, прижал приклад к плечу и отдал команду:

- Огонь!

Первого всадника я срезал легко. Дистанция сократилась до пятидесяти метров. Он был впереди, рослый мужчина в папахе и черной бурке на саврасой лошади. Возможно, командир. Кавалерист остановился и слегка приподнялся на стременах. Понятно, разглядел на дороге наши следы. Но поздно. Очередь прошлась по его груди, лошадь дернулась в одну сторону, а он вывалился в другую и рухнул на землю.

Взвод окатил противника свинцом, и всадники попытались уйти обратно под прикрытие леса. Повернув лошадей, они помчались назад, но скрылись немногие, три-четыре человека. Я свалил еще одного красного кавалериста, опустошил магазин и хотел отдать команду прекратить огонь, но опытным пластунам подобные команды не нужны и опять наступила тишина. Относительная, конечно. Вороны летают над лесом. По-прежнему слышится шум приближающихся моторов. А еще ржут подраненные лошади, и где-то в поле громко стонет раненый красноармеец.

До назначенного сотником срока еще двадцать минут. Продержимся или нет? Успеет Тихонов? Как дальше пойдет бой?

В голове много мыслей и вопросов. Они мне мешали, и я постарался сосредоточиться на том, что есть здесь и сейчас. Чему быть, того не миновать.

Спустя десять минут появились танки. Всего три, но зато Т-34, которые я уже видел в бою. Машины хорошие. Получше немецких "троек". С недостатками и проблемами, как говорят. Однако нам от этого не легче.

Танки выкатились из леса и, набирая скорость, два лихо устремились к хутору. Третий остался на месте и начал стрелять.

Бум-м! - снаряд попал в один из домов и он начал разваливаться.

Бум-м! Бум-м! - еще два выстрела, на этот раз от танков, которые находились в движении. Попадания в амбары. Метко бьют. Хотя промазать сложно, здание не человек, который сидит в укрытии, и спрятаться не может.

Мы молчим. Ждем.

Боевые машины влетели в хутор, и на мгновение я пожалел, что не оставил Кувикову свои гранаты. Мне они прямо сейчас ни к чему, а ему в самый раз. Но ничего не изменить и бой в самом разгаре.

Пластуны 2-го отделения справились. Они не побежали, не испугались танковой атаки, и закидали одну "тридцатьчетверку" гранатами. Удачно. Танк без пехотной поддержки относительно легкая добыча.

Передовая "тридцатьчетверка" загорелась. Вторая выскочила из хутора и смогла смять пулеметное гнездо. А третий танк дождался пехотинцев, которые оказались спешившимися кавалеристами, и медленно двинулся по дороге.

Мы стали отсекать пехоту, боеприпасов не жалели и противник залег. Танки сами по себе пойти вперед уже не решились и попытались подавить нас огнем.

Выстрел! Взрыв в лесу. Пластунов из отделения Кирюхина вроде бы не задело.

Выстрел! Взрыв на дороге. В овраг залетели дымящиеся комья земли.

Выстрел! В хуторе взрыв. Примерно там, где позиции Кувикова.

Выстрел! Под обстрелом овраг. Попадание! Взрыв совсем рядом и часть склона обвалилась. Завалило двух казаков, а я упал наземь. Неудачно. Рухнул лицом вниз и разбил его в кровь.

Короткая пауза. Это хорошо - мы тянем время.

Стирая с лица кровь, я поднялся и осмотрелся. Полицаи, как я и предполагал, побежали. Не все, а только четверо. Они попытались проскочить в лес, но для этого следовало пробежаться по открытой местности и парням не повезло. Вражеский пулеметчик срезал их, и они остались лежать на дороге.

Противник снова пошел в атаку. Танки поползли вперед, оба нацелились на дорогу, а пехота пошла за ними и попала под пулемет Кувикова. С хутора бил только один "максим" и его поддерживали пять-шесть стрелков. Однако они смогли положить красноармейцев и заставили их вжаться в грунт. А когда пехота попыталась спрятаться за танком с другой стороны, она попала под огонь из леса.

Впрочем, это было отсрочкой и не более того. Врагов становилось все больше. Красные командиры видели, что мы выдыхаемся и гнали бойцов вперед, а танки снова стали бить по хутору.

Атака. Очередная и, судя по всему, последняя. Час уже давно прошел. Сотник ошибся, помощь не успевает. Или он специально меня подбадривал, чтобы мы не отступили. Плевать! На все плевать! От взвода остались рожки да ножки. Пулемет в хуторе замолчал. Из леса тоже тишина. В овраге на ногах всего шесть казаков. Танки и красноармейцы уже рядом. Т-34 на дороге возле оврага, можно достать его гранатой, и я, совершенно не думая о своей жизни, пополз к нему.

Противотанковая граната в руках. Долой чеку. Приподнялся. Бросок. Упал. Взрыв гранаты сбил "тридцатьчетверке" гусеницу. Она закрутилась на месте, а я начал скатываться обратно в укрытие.

Не успел. Что-то ударило меня в голову и, теряя сознание, я покатился в овраг.

17.

Гомель. 09-17.12.1941.

Когда я очнулся, то обнаружил, что нахожусь в больничной палате. Четыре койки. Три пустых и на одной лежу я. Руки-ноги шевелились. Тело чувствовал. А вот голова болела и была обмотана бинтом. В горле сухость.

- Кто-нибудь... - еле слышно произнес я. - Подойдите...

В палату вошла медсестра, пожилая женщина в сером халате и косынке. Она склонилась надо мной и спросила:

- Очнулся, милок?

- Да...

- Как себя чувствуешь?

- Не очень... Что со мной?

- Тебя смерть коснулась. Пуля вдоль черепа прошла. По самому краешку. Думали, ты уже не выкарабкаешься, в беспамятстве был. Но доктор сказал, что надо немного подождать. Организм молодой и крепкий, а значит шансы, что ты в себя придешь, имеются.

- А где я?

- В Гомеле. Это госпиталь. Тебя вчера привезли. Имя и фамилию помнишь?

- Андрей... Погиба...

- Память не отшибло, хорошо.

- Воды...

- Сейчас, милок, погоди.

Медсестра принесла кружку теплой кипяченой вода. Я напился. Меня стало клонить в сон, и я отключился.

После сна, который пошел организму на пользу, меня навестил врач. Русский. Звали Борис Гаврилович. Фамилия - Сидоров. Специалист хороший и он, осмотрев меня, сказал, что я везунчик. А потом добавил, что мне нужен покой. Хотя бы неделю должен соблюдать режим и поменьше вставать. Он меня понаблюдает и, если не заметит каких-то ухудшений, выпишет. После чего я смогу вернуться в полк, который продолжал зачищать леса вокруг Гомеля.

От меня ничего не зависело. Поэтому я не спорил, смирился и выполнял все указания врача. Прошел день и у меня появились соседи, белорус и русский. Госпиталь хоть и для немцев, но восточных добровольцев тоже принимали, а медицинский состав смешанный. Исключений не было, отношение ко всем одинаковое, и мне это, конечно же, понравилось.

Так вот, о соседях.

Белорус оказался местным полицаем, глава районного отделения Яков Федорчук. Его подкараулил и подстрелил лесной снайпер. Сквозное ранение плеча. Мужик угрюмый и нелюдимый, разговаривать не любил и на вопросы отвечал нехотя, сквозь зубы. Судя по блатным татуировкам, в недавнем прошлом тюремный сиделец. Мне с ним разговаривать было не о чем.

А вот с русским общий язык нашли быстро. Василий Ростовцев, из эмигрантов, молодой, на пару лет старше меня, родился заграницей и проживал в Германии. Состоял в русской националистической партии, пару раз нелегально переходил границу и жил в России, а сразу после начала войны отправился помогать немцам. Попал в подразделение специального назначения "Седая голова" и под видом окруженца был заброшен к партизанам. Все разведал, узнал, где базы лесных вояк, и навел на нее казаков Кононова. Операция прошла удачно, но рядом взорвалась мина, и он схлопотал пару осколков. Про 102-й Донской казачий полк Ростовцев отзывался хорошо и на этом мы сошлись. Лежать скучно и мы много разговаривали. Сначала только на общие темы и военные, а на третий день, когда уже стали доверять друг другу, речь зашла о будущем. Полицая как раз увезли на очередную операцию и нам никто не мешал. Поэтому разговаривали предельно откровенно.