Развилка (СИ)

В конце ноября в расположение полка прибыли белоэмигранты, полтора десятка опытных офицеров. Возглавлял группу майор Александр Николаевич Пуговкин, в прошлом полковник царской армии, и Кононов сразу сделал его своим заместителем. Белоэмигранты из Югославии и добирались долго, потому что сначала посетили Берлин и штаб Казачьих Формирований РОА. Но все-таки они добрались и привезли с собой подарки. Кононову кубанскую шашку с гравировкой: "Герою-казаку майору Кононову И. Н. от казаков-эмигрантов в Югославии"; и личное письмо от кубанского атамана Вячеслава Григорьевича Науменко. А личному составу полка образ Божьей Матери, наказ о боевой дружбе русских белоэмигрантов и вчерашних красноармейцев, а так же газеты и письмо от атамана Краснова, которое было зачитано перед казаками на утреннем построении:

"Сыны Тихого Дона, Вольной Кубани, Бурного Терека и других наших земель вновь поднялись, чтобы отстоять исконную казачью свободу. Примите мой казачий сердечный привет. Мы все радуемся вашим ратным успехам в боевых делах с красным чертополохом. Вы, Иван Никитич, как мне известно, со своим полком стоите на истинной дороге. Искренне желаю успеха в таком чистом и светлом деле. Помните, мы, старые казаки, всегда с вами и готовы оказать по нашим возможностям и силам, помощь и поддержку. Знаю, что Вам сейчас особенно трудно двигать поднятое Вами дело. Но, как известно, без большого труда большие дела не делаются"...

Как мне думается, после внимания, которое к нему проявили старые царские вояки, Кононов многое переосмыслил. И если раньше он всячески оттягивал объединение с РОА, от которого не видел пользы, теперь командир полка сам этого хотел. И вскоре, после консультаций с генералом Шенкендорфом, 102-й Донской казачий полк стал готовиться к вхождению в состав Русской Освободительной Армии. В это же время появились офицеры связи из штаба Трухина, среди которых я увидел знакомую личность, Ивана Сергеевича, преподавателя школы урядников, который был в чине полковника и представлялся как Семенов. Скорее всего, фамилия не настоящая. Но мне какое дело? Позовет, пообщаемся, а нет, так и не надо.

Иван Семенович про меня все-таки не забыл, и мы встретились в штабе полка. Он офицер, а я урядник. Поговорили о командире полка, и я был честен. Кононов боевой офицер и патриот России, волевой и смелый, пробивной и хваткий. На этом беседа окончилась и Семенов меня больше не задерживал. Сказал напоследок, что мой родственник есаул Погиба передает привет, и мы расстались.

Полк готовился к маршу. Все чувствовали, что нас вот-вот сдернут с насиженного места. Возможно, отправят под Киев, где было решено создать большой учебно-тренировочный лагерь для русских добровольцев. Или сразу на фронт. Слухов было много. Однако все мы ошибались.

Тревога прозвучала неожиданно, посреди ночи, и было объявлено, что полк выдвигается в сторону Гомеля. Там появился советский кавалерийский корпус Белова, который прорвался через линию фронта и вышел на тыловые коммуникации немцев. Остановить его предстояло нам, и полк Кононова в очередной раз покинул пункт постоянной дислокации.

16.

Добрушский район. 07.12.1941.

- Погиба, ты слышишь меня?!

Голос сотника Тихонова в динамике радиостанции звучал глухо, но вполне разборчиво, и я ответил:

- Слышу, господин сотник.

- Как у тебя дела?

- Все спокойно. Хутор занял. Противника не видно и не слышно.

- Плохо.

- Что плохо? Не понял. Повторите.

- Плохо, что красных не видно. Они рядом, так очередной перебежчик сообщил, только что прибился. И они приближаются к тебе. Как понял, Погиба?

- Вас понял, господин сотник. Каковы силы противника и когда его ждать?

- Все, кто не сдался. Идут с танками.

- Жду ваших приказаний.

- Держи хутор и дорогу. Не отступай. Вцепись в хутор и дорогу. Дерись, сколько сможешь. Если выпустим красных из колечка, еще месяц за ними будем гоняться. Бейся, Андрюха. Через час мы будем у тебя.

- Слушаюсь, господин сотник. Держать хутор и дорогу.

- Бог в помощь, Андрей! Мы уже выдвинулись! Идем к тебе!

- Приказ ясен. Конец связи!

Передав микрофон побледневшему радисту, который слышал мой разговор с сотником, я сказал ему:

- Радиостанцию спрячь в подвал. Если есть какая-то книжка с позывными и нашими частотами, сожги. Потом бери автомат и занимай оборону.

- Где занимать... - прошептал он.

- В подвале, мать твою.

- Как скажете, господин урядник.

- Не раскисай, связь, у тебя шансов уцелеть больше всего, - я хлопнул его по плечу, подхватил верный ППД и выскочил во двор.

Меня сразу обдало холодом. Начало зимы - уже чувствуется легкий мороз и с темных небес срываются первые хлопья снега. Но пока терпимо, тем более в моем взводе все имеют полушубки и теплую обувь.

Во дворе стояли казаки моего взвода, несколько полицаев и мужики-возницы. На построения и прочую строевую муру нет времени. Поэтому я сразу объяснил ситуацию:

- Противник идет на прорыв. Через нас идет, если кто не понял. Необходимо выиграть время - один час. Все ясно, казаки?

Отозвалось несколько человек:

- Да.

- Пусть идут, встретим.

- Кровью умоются, раз не захотели сдаваться.

- Выстоим. Час простоять не сложно.

Краткая пауза и вопрос урядника Савельева:

- Что сотник приказал?

- Держаться. Наши браты уже в пути.

Старый урядник кивнул, а я начал отдавать приказы:

- Кирюхин, бери свое отделение и на дорогу. Садись в лесу. С собой бери один ручной пулемет. Как только мы начнем, ты нас поддержишь. Если сильно прижмут - отходи в лес.

Младший урядник Кирюхин кряжистый степенный дядька родом откуда-то из-под Воронежа, кивнул и повел своих казаков в лес, а я посмотрел на командира 2-го отделения приказного Кувикова:

- Игнат, ты с остальными пулеметами на окраине хутора. Стволы на север. Огонь открывать только после нас.

- Мне бы гранат побольше, - сказал Кувиков, донской казак из Сальских степей. - А то ведь подойдут красные вплотную, и отбиться будет нечем.

- Нет лишних гранат, Игнат. Ты сам все знаешь. Нет.

Кувиков поморщился, собрал отделение и вместе с пулеметчиками пошел занимать позицию. Осталось 3-е отделение, полицаи и мы с Савельевым. Нам самое сложное - расположиться в неглубоком извилистом овраге между хутором и дорогой, встретить противника и, по возможности, выбить танки. Казаки бойцы опытные - не побегут, а вот полицаи сдернут сразу, как только начнет припекать. Ну и ладно. Если отвлекут на себя противника, уже хорошо.

Спустя десять минут взвод занял оборону. От позиций Кирюхина, который спрятался в чащобе, до окраины хутора, который прикрыт пулеметами и бойцами Кувикова, примерно триста пятьдесят метров. Левый фланг (хутор) выдается вперед, он ближе к противнику, но в стороне от дороги. А центр (придорожный овраг) и правый фланг (лес) почти на одной линии, между нами слегка присыпанная снегом грунтовая дорога. С северной стороны небольшое поле и лес, из которого выходит дорога. За спиной снова поле и лес. Обойти нас сложно. Пехота по лесу еще как-то пройдет, а вот кавалерия с трудом, не говоря уже про танки, которые генерал Белов еще сохранил. Противник рядом, слышен рев моторов, но пока никого не видно. В запасе есть немного времени, и я задумался...

Советские войска потеряли Москву и продолжали отступать. Не так стремительно, как летом и осенью, но пятились. И Ставка Верховного Главнокомандующего, дабы отвлечь немцев и ослабить их натиск, решила провести ряд отвлекающих ударов. В тыл к немцам были выброшены авиадесанты. Часть уничтожена, но далеко не все и эти подразделения, соединившись с партизанами и окруженцами, начали рельсовую войну. Диверсанты пускали под откос немецкие эшелоны и взрывали мосты. А помимо того отстреливали полицаев и нападали на германских тыловиков. Эти действия имели успех и, конечно, тормозили немцев. Против партизан и десантников высылались охранные подразделения, егеря и восточные добровольцы. Германское командование было вынуждено тратить силы и ресурсы, а советским военачальникам только это и нужно.