Александр Агренев. Трилогия (СИ)

— Кхм! Так меня в казацкую науку едва ли не титешником взяли. Да и ученик я был не из последних.

Долгин, получивший очередное зримое подтверждение своей исключительности, приосанился и расправил плечи. Особенно же у него расправилось правое плечо, позволив тем самым руке достать аж до вяленой воблы, тихо и мирно лежащей себе до этого на противоположном краю столика. С наслаждением вдохнув аромат натурального продукта, и с легким треском согнув его в дугу, Гриша покосился на ярко-алую груду вареных раков справа от себя, затем на что-то непонятное слева, вздохнул, и принялся счищать жесткую броню золотой чешуи.

— Командир, а это что за веревка такая поджаренная на столе лежит?

Александр тем временем запахнул простынь на манер древнеримской тоги, затем покосился на парилку, но все же решил повременить со вторым заходом.

— Сыр. Соленый. Называется "Косичка".

— Это откуда же такое диво?

Вобла оказалась временно забыта, а подкопченная "веревка" перекочевала в крепкие мозолистые руки большого фабричного начальства.

— Иностранщина поди?

Князь с наслаждением глотнул свежего Венского лагера, и принялся крушить броню раков — а заодно, просвещать друга о новинках имперского сыроварения. Кое, как раз недавно и при этом весьма заметно двинул вперед господин Верещагин, умудрившийся в кратчайшие сроки освоить (вернее, почти на пустом месте разработать) выделку русского аналога итальянского пармезана, а заодно и адыгейского сыра чечил и сулугуни. Причем не только освоил, но даже и прислал наиболее удачные образцы на пробу своему главному меценату, а по совместительству еще и доброму другу князю Агреневу.

— Н-да?..

С видом как минимум великомученика, Григорий отщипнул пару прядок и несколько раз их жевнул. Потом отщипнул еще чуть-чуть, еще немного, еще малость — не забывая при этом время от времени недовольно морщиться и отхлебывать глоток-другой из своей кружки.

— Как поездка, командир?

— Исключительно удачно. Скоро у тебя…

Крра-ак!

Рачья клешня просто-таки выдающихся размеров (ее хозяина вполне можно было назвать речным омаром), с протяжным скрипом треснула, обнажая нежнейшее розовое мясо.

— Появится заместитель по вопросам охраны труда.

Переложив на свою тарелку еще одну "веревку", и убрав с лица большую часть сомнений насчет ее вкусовых качеств, Долгин с интересом осведомился:

— Что за человек?

— Хороший человек, дельный, и предки из служилых дворян. До недавнего времени трудился в штаб-ротмистрских чинах при штабе Отдельного корпуса жандармов, в третьем отделении. Копался в грязном финансовом белье, так сказать.

— Ты же говорил, что бывших жандармов не бывает?

— И сейчас скажу. Иван Иванович Купельников жандармом был, жандармом и остался, да только верность его принадлежит не трону или своей бывшей службе, а империи. Ей он верен, её он любит, ради нее пойдет на все. А раз так — он наш, причем с потрохами, хотя сам пока об этом и не подозревает.

Гриша согласно кивнул, совершенно машинальным жестом отправляя в рот очередной соленый жгутик Чечила. Подумал, и решил уточнить кое-какие мелочи — нет, он конечно же знал, что получит на своего заместителя всю возможную информацию, да только когда это будет! А узнать хотелось именно сейчас.

— Отчего же он тогда в отставку вышел?

— Его в оную скорее выперли.

— О как?..

— Я особо подробностями не интересовался… Пока. Но кое-что все же выяснил — через Васильева. Иван Иванович, во время своей службы, умудрился заметить пару-тройку неприглядных делишек собственного начальства, после чего в оном разочаровался совершенно. Но тогда еще смолчал и стерпел. А вот когда он раскопал нечто подобное на какую-то достаточно высокопоставленную особу, а ему не дали довести все до логического конца…

— Правдоискателей у нас не любят, хе-хе. А сколько же ему годков, что он этого еще не понял?

— Да их нигде не любят — но ведь и без них совсем уж нельзя? А годков ему столько же, сколько и тебе, то есть тридцать один. В общем, Купельникову сначала несколько раз намекнули, чтобы успокоился. А потом открытым текстом сказали, что таких непонятливых Отдельному корпусу жандармов не надо.

— Хм. А что за высокопоставленная особа?

Александр пожал плечами, в который уже раз поправляя упорно сползающую вниз простыню.

— Кто-то из свиты великого князя Николая Николаевича-младшего, но кто именно — сие тайна великая есть.

Крра-к!

Очередной речной исполин лишился своей хитиновой брони.

— Ладно. Что у тебя, новости есть?

— У меня нету, а вот Гурьян радует. А заодно сам, хе-хе, радуется своей новой игрушке — фотоаппарату.

Погрузневший от выпитого пива оренбургский казак величаво поднялся, дошагал до аккуратно уложенной (спасибо армии за правильные привычки) формы и вернулся с тонкой стопочкой фотокарточек.

— Лицо у господинчика вроде бы и знакомое, да все никак не могу вспомнить, где же я его видел?.. А ведь видел, точно.

Поглядывая попеременно, то на сыр, то на командира, Гриша едва не упустил тот краткий момент, когда лицо друга хищно заострилось. И тут же расслабилось.

— Господин Генрих Нейгель, личный порученец Фридриха Круппа… Что ж, ожидаемо.

Повертев в руках остальные фотокарточки, фабрикант на мгновение о чем-то задумался. После чего положил добычу Гурьяна (и Эммы, его учительницы-напарницы) на краешек стола и кивнул на чуть приоткрытую дверь сауны:

— На второй заход?

— Это можно!

Через некоторое время, распаренные и благодушные, два друга опять уселись за небольшой столик. Жгучий сухой пар, обжигающая прохлада воды в бассейне, опять жаркий парок — напрочь выгнали дневную (а еще вечернюю и ночную) усталость, освободив место для сладкой истомы, и даже (кто бы мог подумать!) некоторой неги. Которая, впрочем, совсем не мешала тихому разговору, перемежаемому время от времени небольшими глотками темного лагера.

— Так что насчет доносчика из бухгалтерии, командир?

— Ну какой же это доносчик, Гриша? Это уже полноценный вражеский шпион, можно сказать — золотая добыча любого контрразведчика. М-да. Письма его у тебя?

— Так точно.

Согласно кивнув, Долгин совершенно нечаянно зацепился глазами за длинные плети "косички" на столе. Поводил головой, выбирая между нежно-коричневым сыром, золотистой воблой и ало-красными раками, и не поленился дотянуться до остатков изрядно погрызенной "веревки".

— Завтра утром занеси мне любое из них.

Главный инспектор чуть было не спросил, почему любое — но вовремя вспомнил, что работает на друга один литвин с очень интересными каллиграфическими талантами. Вспомнил, и промолчал.

— Далее. Выбери среди ребят двоих-троих с явным актерским талантом, подготовь реквизит по варианту три, и будь готов убедить нашего шпиона к самому плодотворному сотрудничеству.

— Всегда готов, командир! Кхм. А после того, как мы с ним посотрудничаем, может его… Того?

— Боюсь, он и этого не переживет.

— Какая жалость.

Синхронно улыбнувшись, приятели в очередной раз убавили уровень пива в своих кружках.

— А после того, как мы порадуем Нейгеля небольшим театральным представлением, можно будет заняться и остальными. Примерно через месяц, а может чуть раньше.

— Угум.

Очередная порция сыра помешала Григорию ответить более внятно.

— Кстати, не забудь позаботиться о враче — собрание получится большим, мало ли кому станет плохо?..

— Все будет в самом лучшем виде, командир.

Примерно через полчаса, убедившись, что в пятилитровом бочонке Венского лагера, фигурально выражаясь, показалось дно (то бишь, струйка из бронзового краника стала до неприличия тонкой), главный инспектор Русской оружейной компании кое-как оделся (лишь бы добраться до навечно закрепленной за ним комнаты-спальни). Прихватил с собой жалкие остатки сыра, вкус которого ему ну никак не получалось разобрать, и тяжелым, и в то же время неслышным шагом удалился в темноту ночного дома. А сам хозяин еще раз навестил парилку, немного поплавал в бассейне, и блаженно пофыркивая, растекся телом по лавке-лежанке, даже и не собираясь никуда идти — ему и здесь неплохо поспится. Закрыв глаза, и поудобнее устроив недовольную очередным синяком руку, Александр опять вернулся мыслями к Круппу — вернее, тому подарку, который он собирался сделать Пушечному королю всея Европы. Бойтесь данайцев, дары приносящих!