Ржев - краеугольный камень Восточного фронта (Ржевский кошмар глазами немцев)

В феврале выпало много снега. Зачастую дорогу узнавали только по расставленным сбоку вехам, чьи верхушки торчали из сугробов. В противном случае все казалось бы одним сплошным белым пространством. Пропускная способность дорог была жизненно важной для успеха операции. Поэтому приходилось постоянно расчищать их. Этим занимались специально сформированные гражданские роты. Бедные люди были рады возможности находиться при немецких частях и получать от них довольствие. Роты участвовали также в подготовке оборонительных рубежей для отхода, выстраивая снежные валы и снежные "хижины" и улучшая площадь обстрела.

Вдруг началась оттепель. Всплыла новая проблема. Как осуществлять передвижение: на колесных машинах или на санях? Трудное решение, от которого мог зависеть результат операции. В распоряжение 251-й дивизии было предоставлено 40% колесных машин, а для 471-го полка (барон фон Рекум) кузнецу и оружейному мастеру поручили срочно изготовить полозья саней. В середине февраля разведывательные отряды обнаружили оживленную деятельность противника. Стали известны расположения лыжных подразделений и передвижение их в глубоком вражеском тылу. Были замечены русские офицеры, проводившие рекогносцировку на местности. Их прогнали пулеметным огнем. Деятельность вражеской авиации возросла, артиллерия противника пристреливалась по немецким командным пунктам. Неужели русские что-то заподозрили? В разное время следовали неприятельские атаки на передний край обороны. Войска отбивали их, враг нес потери. Только в районе 87-й дивизии 25 февраля русские, перейдя через Волгу, захватили самый передний окоп, обосновались в нем и их не смогли уже оттуда выбить. 17 февраля командование 251-й дивизии уже сообщило полкам, что враг призывает свои дивизии быть особенно внимательными и при первой возможности тотчас начать преследование немцев танками.

С помощью громкоговорителя русские передавали 18 февраля: "9-я армия, собирайте свои чемоданы и готовьтесь к отходу". Таким образом, они все же что-то заметили. Продолжало таять, сквозь снежный покров проглядывали отдельные проталины. Саперы начали минирование окопов, снабжали блиндажи и дома "сюрпризами" - коварному способу ведения войны немецкий солдат научился от русских и подготавливали заграждения и предусмотренные для подрыва объекты. 27 февраля армия назначила начало отступление на 1 марта. Тронулись в путь обозы. 28 февраля поступил приказ: отход основной части войск начать 1 марта в 19 часов. Арьергардные отряды остаются на позиции до вечера 2 марта. Пленные, взятые 28 февраля в районе 251-й дивизии, дали показания: 20 русских танков и 1000 солдат стояли, готовые к преследованию, против правого крыла 206-й дивизии. Подготовку неприятеля к наступлению наблюдало и левое крыло 251-й дивизии (459-й полк).

И вот наступило 1 марта. Продолжало таять. Телефонная связь была разобрана. Быстро проведено минирование. В 19 часов основная масса войск отошла. Перед врагом остались одни отряды прикрытия. На дорогах образовалась наледь, стало морозить и поднялась вьюга. Такой погоде соответствовали только сани. Впереди ни одного выстрела. После длительной позиционной войны всем предстоял долгий утомительный марш, с тяжелым грузом - оружием и боеприпасами. Но все же бравый, неприхотливый и выносливый немецкий солдат преодолевал все трудности грядущего дня.

Теперь, когда войска тронулись в путь, должно было выясниться, насколько точно и последовательно продуман план передвижения. Надо отдать должное: он работал как часовой механизм. Противник еще долго оставался в неведении о моменте отхода и значительно позднее него начал осторожное преследование. 2 марта тыльные отряды по частям должны были отражать атаки вражеских штурмовых групп, одна из которых насчитывала даже до 200 человек. Там, где раньше стояли 9 отделений, теперь было только 3. Но благодаря постоянному изменению позиции они удачно "симулировали" сильную оборону и своей хорошей стрельбой отбивали русских. 2 марта в 18.00 тыльные отряды оставили, согласно приказу, старый передний край обороны, а с ним также и Ржев.

В докладе 9-й армии об этом говорилось следующее: "Вечером 2 марта 1943 года последние немецкие арьегарды, невытесненные врагом, покинули уже давно оставленный город. В интересах общей операции в полной боевой готовности тем самым армия без всякого вражеского давления сдала территорию, завоеванную в тяжелой борьбе, об успешную оборону которой более года кроваво разбивались массовые натиски бесчисленных вражеских подразделений и для завоевания которой у противника сегодня еще нет сил. Таким образом, бойцы за Ржев покинули непобежденными тот участок фронта, чье одно только название осталось для них воплощением солдатского испытания и в будущем стало стимулом к боевому самопожертвованию".

В сравнении с этим - русский военный доклад от 3 марта 1943 года гласил: "Несколько дней назад наши войска начали решительное наступление на Ржев. Сегодня после длительных и тяжелых боев они взяли город".

Сразу после взрыва волжского моста русские принялись осторожно "зондировать почву". Своей добычей они считали только что покинутые и оставленные позиции, а у вокзала - кучи железного лома. Гитлер хотел слышать взрыв волжского моста в своем штабе. Для этого была включена телефонная связь из штаба фюрера к подрывной команде. Все прошло согласно программе и Гитлер слышал по своему телефону грохот взлетевшего в воздух моста.

Наше минирование заставляло русских быть осторожными. 206-я дивизия перехватила следующую радиограмму: "Я отвожу свою лошадь в конюшню, иду в дом, и вдруг - раздается грохот и нет уже ни лошади, ни конюшни. Проклятые фрицы! Они заложили свои мины там, где мы и не ожидали". И так было по всему фронту. В этом случае подрывной заряд был вложен в дверь, в другом - в печь или на стремянку, или еще в другое место. Взрывы следовали один за другим. Исключительно плодотворно работала радиоразведка.

Ежедневно сообщала она о приближении, группировке и силе неприятеля, его настроении после утомительных походов, трудностях в обеспечении, оценке немецкого положения и русских планов. Это делало возможным проверить (дополнительно) собственную позицию, усилить ее в определенном месте, правильно вывести резервы на исходные рубежи и сосредотачивать собственный огонь на угрожающих моментах. Русские открыто передавали по радио условные названия населенных пунктов, которые наши радисты очень скоро изучили. Однажды один их командир жаловался на скопление чужих подразделений в его деревне. Как только он назвал деревню вся артиллерия 6-й дивизии послала ему туда "салют".

На каждом заградительном месте в полной готовности стояли саперы. Они ждали ухода последнего пехотинца, чтобы быстро заложить мины или произвести взрыв. Часто свою тяжелую и полную опасности работу они вынуждены были выполнять на глазах у врага и под его огнем. Они следовали одному приказу: спешить! По завершении дела торопливо переходили к следующему оборонительному рубежу. Там, где вражеские разведывательные отряды пытались наносить удар, они были отбиты и несли большие потери. В условиях быстрого перехода к бою дивизии занимали сначала только каждую вторую позицию. Вследствие этого они выделяли больше времени на обустройство оборонительного рубежа и получали немного больше отдыха, чем это было необходимо. Но так затягивать операцию нельзя, ведь дивизии должны были сдавать уже другие участки фронта.

5 марта войска достигли оборонительного рубежа Сычевка-Белый. Его они удерживали до 7 марта. Разгорелись сильные боевые действия, но они не принесли русским успеха. Здесь противник впервые ввел в бой аэросани: 7-метровой длины, впереди бронированные, оснащенные двумя пулеметами, сзади снабженные пропеллером. Эти ревущие машины направились на роты.

После короткого изумления перед этим новым средством борьбы наши истребительно-противотанковые орудия уничтожили аэросани одни за другими, поскольку пулеметная прислуга экипажа и незабронированные стороны саней успешно простреливались. Перед одним полком лежали семь, перед другим восемь разрушенных выстрелами саней. Восемь раз атаковали русские. И все безуспешно.