Красный Барон

— По-французски! — мило улыбнулась партнерша. — И — осторожнее — вы сейчас едва не наступили мне на ногу.

— Ах, Влада…

— Меня зовут Бьянка, сеньор лейтенант, — девушка расхохоталась, синие глаза ее весело заблестели. — Вы учитесь танцам у месье Кавузака?

— Откуда вы знаете?

Не Влада!!! Определенно — не Влада. Но черт побери — как похожа! Глаза, фигура, лицо…

— О, сеньор лейтенант, мы, женщины, всегда все про всех знаем! Не думайте, что вам удалось хоть что-то о себе скрыть — Барселона не такой большой город.

Влада… нет, все ж таки — Бьянка! — шутливо погрозила пальчиком:

— Вы так на меня смотрите, сеньор… Андреас. Вас ведь так зовут?

— Именно, так, мадам.

— Хм, мадам… — девушка насмешливо прищурилась и вдруг… потрогала себя за мочку уха — точно так же, как это делала Влада! Так, значит…

— Вы меня сейчас взглядом прожжете, — прошептала… Влада?

— Нам нужно встретиться… и поговорить.

Девчонка кивнула:

— Хорошо. Послезавтра, днем. Таверна «Золотой Якорь» в порту, знаете?

— Найду.

Бал вскоре закончился, но до того Громов еще успел потанцевать с «куколкой» Амалией, пригласившей его на свидание завтра, во второй половине дня. Да-а, дамы здесь времени зря не теряли!

— Восточные бани, это недалеко от…

— Я знаю, милая Амалия, знаю.

Дом маркиза де Каррахас располагался на углу улицы Мотгат и снаружи не производил никакого особенного впечатления — дом как дом — серый, трехэтажный, обычный. Однако внутри…

Постучав в небольшую дверь, Громов, как и был научен хозяйкой, представился посланцем ее воюющего супруга, и дюжий темнокожий слуга, поклонившись, сразу же провел его на второй этаж по широкой мраморной лестнице, устланной узорчатым ворсистым ковром. По стенам были развешаны картины в дорогих позолоченных рамах, сквозь широкие, распахнутые в сад окна доносилось щебетание птиц, в прихожей и по краям лестницы стояли пальмы в больших деревянных кадках.

Маркиза Эжена дель Каррахас дожидалась утреннего гостя в роскошном, с голубыми шелковыми обоями, кабинете, сидя за большим дубовым столом, застланным зеленым велюром.

— Ах, мой верный идальго! Вы принесли вести от мужа? Входите же, прошу вас, садитесь в кресло… Али! — женщина посмотрела на негра-слугу. — Вели подать нам кофе, а потом никого в приемную не пускай — посланец принес слишком важные вести.

Негр молча поклонился и вышел, закрыв за собой дверь, украшенную затейливым гербом маркиза.

— Ах, друг мой, я так рада, что вы пришли! — томно прикрыв глаза, прошептала маркиза.

Несколько запоздало вспомнив про этикет, молодой человек подошел к столу и, галантно склонив голову, поцеловал хозяйке особняка руку.

В дверь постучали — все тот же слуга принес на серебряном подносе кофе в фарфоровых чашках. Эжена томно махнула рукой:

— Хорошо, хорошо, Али, поставь все на стол и ступай себе.

Усевшись в кресло, молодой человек протянул руку к чашке…

— Нет-нет! — Светло-серые глаза маркизы блеснули, словно жемчужины. — Кофе потом, друг мой, сначала же… я хочу показать вам сад. Вот, посмотрите!

Сделав приглашающий жест, женщина подошла к окну, жемчужно-серое, в цвет глаз, платье ее, украшенное многочисленными бантами и рюшами, сзади оказалось зашнурованным очень неплотно, оставляя обнаженными не только, как обычно, плечи, но и почти всю спину… На левом плече маркизы имелась небольшая родинка, такая же, как и на щечке, волосы ее были уложены в затейливую прическу — похоже, Эжена дель Каррахас предпочитала обходиться без парика. Еще бы — с такой-то густой шевелюрой!

— Ах, Андреас, мне что-то туго, — обернувшись, маркиза стрельнула глазами. — Прошу, ослабьте шнуровку…

Молодой человек немедленно вскочил с кресла, подошел… почувствовав пальцами теплую шелковистость кожи.

— Да-да, вот так… Пожалуй, и еще можете распустить… Ага!

А дальше уже, пожалуй, и некуда было — верхняя часть платья просто соскользнула, тихо шурша, обнаженная до пояса дама обернулась. Сверкнули глаза, и большая тугая грудь ее призывно качнулась.

— Идите сюда, друг мой… Вам нравится моя родинка?

Ни слова не говоря, Громов обнял женщину за талию и поцеловал в щеку… в мушку… а затем — в губы, и — очень осторожно — в грудь.

— Развяжи мой пояс, милый Андреас… Теперь дай, а я раздену тебя сама…

Оба слились в любовном экстазе здесь же, в кабинете, на стоявшей в углу софе, софа поскрипывала, а маркиза, томно закатив глаза, кусала губы:

— Ах, друг мой, ах… Как я рада, что ты пришел!

Большая грудь Эжены волнительно колыхалась, и куда-то делась родинка со щеки — словно и не было, видать и впрямь — мушка.

— Ах, друг мой!

Лейтенант покинул маркизу дель Каррахас почти через три часа, и все это время они находились в кабинете, видать, хозяйка все же опасалась слуг. Впрочем, если верить словам капитана Педро — эта женщина вообще ничего не опасалась, тем более, в том, что касаемо любви.

Несмотря на весь напряженный ход встречи, Андрей все же успел спросить о Красном Бароне, однако получил довольно-таки уклончивый ответ. Мол, для многих знаний время еще не пришло. Значит, знает все-таки! Не зря зашел.

Перед встречей с Амалией молодой человек успел поспать и даже выкупаться на заднем дворе дома в бадейке с водою, которую использовал по утрам вместо душа.

— Месье Кавузак прислал с утра слугу, господин, — по ходу дела докладывал Жоакин. — Мы задолжали за танцы и фехтование полдублона.

— Так отдал бы! Знаешь ведь, где деньги лежат.

Мальчишка замахал руками:

— О, сеньор! Как же я могу — без вас?

Вообще-то, верно сказал. Выбравшись из бочки, Громов поощрительно улыбнулся, заворачиваясь в поданное слугой полотенце.

— Эх, сейчас бы водочки… Впрочем — не время.

— Что, господин? — не поняв, переспросил Перепелка.

Молодой человек отмахнулся:

— Так… Всему свое время, как сказала одна красивая женщина. Интересно только, что она имела в виду?

Восточные (турецкие) бани располагались не так и далеко от съемных апартаментов Андрея, в той части города, где впоследствии будет проложен проспект Диагональ. Вообще, Громову нравились названия главных барселонских улиц — Диагональ, Параллель, Меридиана…

Как и положено всякому уважающему себя господину — тем более заместителю коменданта крепости Монтжуик! — Громов явился в баню в сопровождении слуги: в большой ивовой корзине Жоакин Перепелка нес для своего хозяина свежую нижнюю одежку, простыни, полотенце и кувшинчик неплохого вина, купленного в таверне неподалеку от дома.

Кроме Громова и Жоакина, в бане уже были и другие посетители, правда, не так уж и много: двое слуг терли спину какому-то усатому толстяку, блаженствовавшему в большой бадейке, и где-то с полдюжины человек плескалось в бассейне. Еще кто-то был и в парной, однако погреть кости Андрею так и не удалось, по крайней мере сейчас — едва молодой человек направился в парную, как подскочил окутанный паром банщик:

— Господин лейтенант?

— Ну да, он самый.

— Вас хочет видеть одна… одно лицо.

— Так кто же против?

— Идемте за мной, господин.

Велев Жоакину ждать да приглядывать за одеждой, Громов зашагал следом за служителем. Андрей уже неплохо понимал по-каталонски, особенно — такие простые фразы, только вот говорил еще недостаточно хорошо, но и это Перепелка обещал быстро исправить, парнишка неожиданно оказался весьма приличным учителем… или просто Громов был прилежным учеником?

— Сюда, господин, — обернувшись, банщик приоткрыл небольшую дверцу позади заполненного теплой водою бассейна, однако сам не входил, пропустив «сеньора лейтенанта».

Молодой человек вошел в небольшое, окутанное паром помещение, где имелась еще одна дверь — оттуда и послышался веселый женский голос:

— Ну идите же скорее, сеньор!

Полулежавшая на несколько узковатом, как видно — предназначавшемся для массажа, ложе Амалия де Камбрес-и-Розандо, нынче вовсе не напоминала глупую и напыщенную куколку — женский идеал эпохи барокко. Обычная девчонка, закутанная в простыню, юная красавица, блондиночка с карими сияюще-шоколадными глазами и губками настолько прелестными, что Громов не выдержал — нагнулся, поцеловал… Простыня, словно сама собою, упала, обнажив стройненькую и хрупкую фигурку с тоненькой талией и маленькой, но весьма аппетитной грудью.