Меня нашли в воронке

А тут тебе и левомицетин, и мазь Вишневского, и даже экзотический в сорок втором году нафтизин. Ну и прочие медицинские радости от но-шпы до баралгина.

Рите целую лекцию пришлось прочитать доктору, не забывая упомянуть, что это типа ленд-лизовские поставки.

А дед Кирьян намекнул доктору, чтоб он не интересовался, как это в немецком тылу оказалась американская аптечка.

Валера только пожал плечами и аккуратненько запрятал свое сокровище подальше от любопытных глаз. Пожалел только, что все в таблетках.

- Вот, ты дохтур, хоть и образованный, а дурак! - ответил на это Кирьян Васильевич. - Как же в лес-то с ампулами? Ну, как побьются?

- Можно было и запаковать, чтоб не побились. Вот этот… Кеторол. Пока таблетка рассосется, сколько времени пройдет? А инъекция удобней. Раз и готово. Правда, дозу не знаю…

- Радуйся, что хоть это Бог послал. А то все ему не так… Ты скажи, когда девоньку на ноги поставишь?

- Уже. Сегодня отоспится еще. И завтра можете уходить, куда глаза глядят.

- Эх-хе-хе… Пока они у нас никуда не глядят. Так ведь, Ритулька?

Она молча прикрыла глаза. А дед-то прав. Чернышевский вопрос до сих пор висел в воздухе.

- Ладно, завтра решать будем. - Сказал дед…

Только завтра наступило совсем не так.

Сначала было все как обычно.

Пришла тетя Шура и принесла завтрак. Потом доктор Валера поинтересовался состоянием «больной».

Состояние было хорошим.

Тётя Шура принялась мыть пол, а Валерий Владимирович куда-то ушел.

А после на улице чего-то загрохотало, заргрохотали пьяным смехом чужие мужские голоса. И заголосили бабы.

Рита подошла к окну и тут же отпрянула.

На центральной площади села, прямо напротив окон больницы, остановился крытый грузовик. Рядом с ним живописно расположился десяток немцев в камуфляже. Кто-то сидел на корточках, кто-то навалился на борт грузовика. Они равнодушно наблюдали, как мужики с белыми повязками на рукавах сгоняли баб и детей на площадь.

Наконец все собрались. Из кабины грузовика вышел к толпе офицер.

Он заложил руки за спину, качнулся на каблуках и что-то заговорил.

Рита не слышала, что он вещал. Но поняла его речь, когда полицаи отделили часть толпы и погнали ее в полуразрушенную, непонятно кем, церковь.

Гансы открыли стрельбу. Короткую. Очередями. Над головами и по земле.

Люди завизжали так, что задрожали стекла.

Немцы у грузовика засмеялись. А офицер зачем-то отряхнул штаны и пошел к своим солдатам. Они лениво приподнялись. Их командир что-то рявкнул и фрицы лениво разбрелись двойками в разные стороны.

А от полицаев отделился человек, прихлебывая по ходу из фляжки, и направился в сторону больницы.

Рита метнулась в кровать и прикрыла глаза.

Накрылась серым шерстяным одеялом и стала ждать. Ожидание было долгим, но быстрым. Секунды неслись, тянувшись.

И вот, наконец, загрохотали сапоги в коридоре. Дверь распахнулась.

На пороге, криво ухмыляясь, стояла женщина.

В грязных сапогах - почти по колено - в ватных штанах, с белой повязкой на руке и немецкой пилотке на голове.

Но женщина.

- Спирт есть? - шаря глазами по углам, спросила она. - Чего молчишь? Где тут главный в этой богадельне?

Рита перестала притворяться и открыла глаза:

- Не знаю… Доктор куда-то ушел…

- Да? - нетрезво ответила гостья и опять хлебнула из фляжки. - Красивый?

- Не знаю… - растерялась Рита. Уж чего-чего, а этого она не ожидала.

- А спирт у него есть? - гостья, явно пьяная уже давно, сползла по выбеленной стене на вторую пустую кровать у окна.

- Тоже не знаю…

- Ну и хер те во все места… - Равнодушно ответила баба. - Меня Танька зовут. А тебя?

- Рита. - Честно ответила Рита.

- Ага… Рита… Будешь, Рита, шнапсику?

- Нее… Мне нельзя.

- Гонорея что ли? Пройдет. У меня тоже гонорея была. И чего? И ничего. Жива. И немножко здорова. Так что - на. Выпей. За меня и за себя.

Баба протянула девочке фляжку.

Рита осторожно высунула руку из-под одеяла. Взяла флягу. Понюхала. Фляга пахла бардой. Но она, задержав дыхание, все-таки, глотнула.

Едкая и сладковатая жидкость обожгла горло. Нос сразу заложило, а глаза заслезились.

- О-ой… - только и смогла сказать Рита.

А Танька довольно засмеялась.

- Крепкий? Ну, это хорошо. Когда шнапс и мужик - не крепкие, это плохо. Мужик он, что шнапс. Должен тебя брать до самого нутра. Ты с мужиком-то была хоть раз?

- Э-э-э… Ну…

- А я была. И не раз. И сегодня буду. Правда не с тем, с кем хотелось бы… Кого хотелось - я того убила.

- Не понимаю…

- А чего тут понимать? Хотя ты - девка. Ты - поймешь. Я санинструктором была. Когда после боя очнулась - он рядом лежал. Я, говорит, Колька Федчук. А ты, говорит, кто? А я ему - я Таня. А мне так холодно было. А кругом трупами пахнет. Я ему в воротник ткнулась, чтобы запах живой. А он давай меня расстегивать везде. Два месяца мы с ним. Я ему портянки в воронках стирала. Руки красные были. А потом говорит: «Знаешь, моя родная деревня неподалеку. Я туда сейчас, у меня жена, дети. Я не мог тебе раньше признаться, ты уж меня прости. Спасибо за компанию» Вот все поняла и простила. А «спасибо за компанию» простить не могу. Выпей! - Протянула она снова фляжку Рите. Какой-то порченый, темный ее взгляд буровил девушку.

Та опять глотнула. Странно, но вторая пошла легче. Танька, чуть расслабив складку между бровей, в ответ махнула фляжкой и глянула под кровать:

- Спирт, интересно, где?… Я долго бродила. Леса, леса… Деревни. Потом меня ЭТИ… - она презрительно кивнула в сторону окна -…нашли. На, говорят, выпей. И стакан в руки. Я выпила. Голова кругом сразу. Они меня выводят. И на, говорят. Пулемет тебе. Стреляй. А я же с детства Анкой-пулеметчицей быть хотела. Вот и стоит кто-то передо мной. А я Кольку вижу. И стреляю по нему, стреляю… Шнапс кончился…

Танька вытрясла в рот остатки из фляжки.

- Еще хочу. До завтра пить можно. Завтра работа. Стрелять буду. Где, твой доктор? Шнапсу хочу!

Она нетрезво встала и пошла к дверям палаты.

Потом обернулась, покачиваясь, и добавила:

- И тебя тоже стрелять буду. Норма у меня - двадцать семь. Двадцать семь. Да… У тебя кофточки есть? Я кофточки люблю. Розовые. И чтобы шелковые.

Рита ошеломленно покачала головой. Не было у нее шелковых розовых кофточек. И вообще кофточек не было.

- Ну и ладно. Лишь бы шнапс был… - сказала Танька и, повернувшись к двери, столкнулась с доктором Валерой. На лице врача наливался под глазом фингал.

- О! Мужик новенький! - обрадовалась Танька, но, покачнувшись, схватилась за дверной косяк и начала сползать вниз.

Валера поморщился и, подтолкнутый стволом в спину, шагнул внутрь. А за ним, ехидно улыбаясь, стоял дед Кирьян.

С той же белой, испачканной чем-то красным, повязкой на левом рукаве.

- Топай, лепила! Лощ ты, а не босяк. Рога цветные носишь. Не дотумкал, что я замастырил? Меня ни один следак расколоть не мог. Куда тебе-то…

- Чё орешь, дед! - пьяно возмутилась Танька.

- Цыц, шмара! Вкатаю в лобешник - враз порченой станешь! Кто такая?

- Я? - удивилась Танька и даже чуток протрезвела. - А ты кто такой?

- Клоун местный! - ответил дед. - Смотри за гавриками. Я сейчас.

И, погрозив кулаком, Валере с Ритой метнулся обратно.

На недоуменный взгляд Риты доктор только пожал плечами и уселся на кровать.

Танька растерянно икнула и развела руками:

- Во как… Сторожить - не моя работа. Моя работа утречком будет. Ты, что ли доктор будешь? - посмотрела она мутным взглядом на Валеру.

Тот кивнул.

- Спирт неси. Быстро!

- Нет спирта. Самогон только. И то немного. - Буркнул тот.

- Давай сколько есть. - Танька-пулеметчица вытащила из кармана маленький пистолетик и ткнула им в сторону доктора.

Тот пожал плечами и вышел из бокса.

- А ничего такой… Симпатичный… - сально ухмыльнулась Танька. - Будешь его?