Зазеркальная Империя. Трилогия

— Чичас, ваше благо'одие!…

И тогда Александр закричал. Дико, над рывая глотку, срываясь на визг…

1

Александр рывком сел на постели. В приоткрытое окно вползал серый петербургский рассвет пополам с влажным утренним воздухом, мокрым дурашливым зверьком забираясь под скомканное покрывало.

Содрогаясь от пережитого ужаса, Бежецкий прикоснулся к затылку, еще ощущавшему жесткое прикосновение пистолетного ствола.

— Вставайте, ваше благородие, шесть тридцать пять утра!

Александр с облегчением, длинно, замысловато и непечатно выругался: с мятой подушки, помаргивая зеленым глазком, проникновенно вещал напоминальник, видимо свалившийся с прикроватного столика, куда его имел обыкновение пристраивать на ночь ротмистр. Схватив ни в чем не повинный приборчик, Бежецкий в сердцах грохнул его об пол. Ничуть не пострадавший и, судя по всему, совсем не обидевшийся напоминальник, отлетев куда-то за кресло, продолжал канючить и оттуда:

— Ну что же вы, ваше благородие, вставайте, поздно уже… — И вдруг заорал командным голосом: — Встать, юнкер Бежецкий, встать, па-а-ршивец!

Александр, помянув черта, его мать, бабушку и общим списком всех предков по женской линии до седьмого колена, а также Володьку Бекбулатова и его дурацкие шутки в Сети, потянулся к пачке “Золотой Калифорнии”. Колотящееся перепуганной мышью о ребра сердце понемногу успокаивалось. Приснится же такое. “Слава народу”… “революционный трибунал” через “е”. “Рабочая Марсельеза”…

Бежецкий откинул покрывало, поднялся со скрученных в жгут влажных простыней и с наслаждением потянулся. Под ноги попалась упавшая с кровати книга в пестрой глянцевой обложке, которую Александр читал на ночь. Тусклым золотом блеснуло название: “Неизбывные пути России”, серия “Досье”. Черт бы побрал этого полячишку с труднопроизносимой фамилией. Хотя… Вообще-то презанятная книжица.

Александр, не докурив и до половины, ткнул сигарету в массивную пепельницу работы известной фирмы “Фаберже и сыновья” в стиле барокко (подарок от однокашников на тридцатилетие) и, сделав несколько приседаний и наклонов, направился в туалетную комнату. Из огромного зеркала над раковиной на ротмистра Бежецкого привычно глянула знакомая очень отдаленно, как и всегда по утрам, физиономия. Вполне европейское, худощавое лицо с тоненькой щеточкой усов над верхней губой несколько портили всклокоченные волосы и диковатое выражение глаз, впрочем уже угасающее. Вздохнув, Александр сильно потер щеки ладонями, перешагнул низкий бортик, выложенный мраморной плиткой, и обреченно, но решительно повернул “синий” кран. Подумав пару секунд, ротмистр вздохнул еще раз, сделал воду несколько теплее и только после этого встал под бьющие сверху колючие струи. Стоя под душем, Александр твердо и решил ограничить чтение беллетристики на ночь глядя.

Приняв душ, побрившись и стерев на этот раз по-настоящему ледяной водой остатки ночного кошмара, Александр прошел в кухню и, мимоходом ткнув клавишу телевизионного пульта, принялся священнодействовать у плиты. Супруга ротмистра Бежецкого, урожденная графиня Ландсберг фон Клейхгоф, укатила полмесяца назад в Париж, планируя попутно посетить родовой замок в Королевстве Вюртембергском, а также дюжину дальних и близких родственников с приставками “фон”, щедро разбросанных по просторам Германской Империи. Среди титулованных немцев, ветви генеалогических древ которых переплетались с аналогичными ветвями вюртембергских Ландсбергов, встречались даже ныне здравствующие монархи, не считая множества почивших в Бозе.

Одна из коронованных особ числилась даже, между прочим, среди близких родичей графини. Эрнст-Фридрих Пятый, великий князь Саксен-Хильдбург-Хаузенский, приходился Елене Георгиевне родным дядей по материнской линии. Хотя владения этого, кстати в свое время служившего в его императорского величества лейб-гвардии Преображенском полку, монарха даже по европейским масштабам были невелики, если не сказать большего… Александр, бывало, подшучивал над своей супругой, когда ее “заносило”, что территорию данной монархии легко можно накрыть если не великокняжеской короной дядюшки, то уж мантией, отороченной невинно пострадавшими за престиж далекой европейской державы сибирскими горностаями, без сомнения. Однако что ни говори, а юная графиня стояла в очереди потенциальных наследников престарелого князя, не имевшего прямых потомков “мужеска полу”, далеко не последней. Александр даже подозревал, что одной из многочисленных целей поездки графини (если не главной) было именно прояснение данного скользкого вопроса, а конкретно — своих в династическом раскладе шансов. При всей ее взбалмошности и милой непосредственности Леночка была по-немецки педантична в подобных, надо сказать малоинтересных мужу, делах.

Ротмистр, за четыре с небольшим года супружества досконально изучивший свою дражайшую половину, не ждал ее раньше середины лета и привычно вспоминал навыки тех не столь уж далеких времен, когда был молодым и свободным, а попросту говоря, холостым. Конечно, существовало множество способов избавиться от ежедневных хлопот, но одни были неприемлемы по объективным, а другие — по субъективным (хм-м!) причинам. К слову, Александр и сам любил иногда вернуться (ненадолго, конечно) к холостяцкому состоянию. Прислуга, естественно, была, но, вышколенная еще Павлом Георгиевичем Бежецким, отставным лейб-гвардии Семеновского полка капитаном, на мужскую половину дома заглядывала редко и только по вызову. Сие, естественно, не касалось Клары — не то Леночкиной горничной, не то домоправительницы — неопределенного возраста немки, считавшей своим долгом установить полный контроль над Александром, особенно во время отсутствия хозяйки. Но прибегнуть к помощи Клары… Увольте, господа!

По ящику шел репортаж из Таврического дворца. С экрана телевизора опять вещал этот скандальный депутат из Екатеринбургского наместничества: “Я полагаю, шта-а губернаторам…” Пробежавшись по программам, Александр ознакомился с набившей оскомину рекламой полутора десятков всевозможных товаров — от жевательной смолки “Монблан” с каким-то там немецким зубодробительным префиксом, обещающим всем “истинно альпийскую свежесть ротовой полости” (как же, как же, бывали-с мы на этой европейской помойке), до автомобилей “Русско-Балтийский” 450-й серии “исключительных аэродинамических качеств с поистине непревзойденной пневматикой заднего моста”. Ненадолго задержал внимание выпуск последних известий.

Симпатичная брюнеточка, обнажая в дежурной улыбке ряд безупречных зубов (не иначе пользуется “Монбланом”… после еды), сообщила о волнениях в южноамериканских владениях испанской короны. В подтверждение промелькнул смазанный видеосюжет с темнокожими демонстрантами, увлеченно швыряющими палки и камни (и весьма напоминающими этим занятием макак в Зоологическом саду) в ощетинившийся щитами и дубинками ломаный строй полицейских в глухих шлемах с темными забралами. Дикторшу сменил одутловатый усач средних лет, который, проникновенно поглядывая временами в глаза зрителю, зачитывал по бумажке ноту Министерства внешних сношений относительно вялотекущего магрибо-абиссинского конфликта, затрагивающего сферу жизненных интересов Российской Империи на Африканском континенте. Заинтересовавшись, Александр быстро переключился на Гельсингфорский канал. Едва переждав неторопливый поток рекламы, если верить которой, лучше финского масла, леса, бумаги и краски ничего в мире не существует, он узнал мнение по той же проблеме вечно оппозиционного финского сейма. Естественно, данный вопрос в изложении смахивающего на мороженого судака модного телекомментатора Айво Туккинена, обожаемого всеми за неподражаемые образчики искрометного чухонского юмора, выглядел совсем по-другому. Туккинен сменился заставкой тягучего сериала “Мимолетные утехи сельской жизни”, живописующего перипетии запутанных отношений крайне малочисленных обитателей нескольких финских хуторов, который, по самым скромным подсчетам, склеивал мозговые извилины благодарных зрителей уже более пяти лет и в обозримом будущем не думал прекращаться. Зевнув, Александр вернулся на “Петергоф-ТВ”, где уже обсуждалась забастовка царицынских авиадиспетчеров, донельзя обнаглевших в своих финансовых требованиях. Чертыхнувшись в адрес этих трутней, “мизерное” жалованье которых раз в пять превышало его собственное, Александр еще немного попереключал программы и остановился на музыкальном канале, под чей аккомпанемент и сжевал свой спартанский завтрак.