Последний бой фельдмаршала Пестеля (СИ)

За Рио-Гранде он увидел то, чего все они так боялись в России. Разоренные городки, сожженные плантации, изуродованные трупы. Кто жег, убивал, пытал у столбов, сдирал скальпы? Взбунтовавшиеся негры, апачи, команчи? Мексиканская солдатня Санта-Анны? И тут же — вырезанные негритянские и мексиканские деревни, банды, грабившие под шумок всех подряд. А он все шел на восток. Расстреливал и вешал пойманных на горячем, наводил хоть какой-то порядок. Хотел очистить от рабства южные штаты до самой Флориды, где отчаянно бился Оцеола со своими семинолами и беглыми неграми. На границе Луизианы остановил его приказ из Петербурга. Господа дипломаты все уже решили. России — всю Калифорнию, мексиканцам — пустыни Аризоны и Новой Мексики да разоренный Техас. Санта-Анна, проходимец, бездарь и предатель — теперь президент и герой нации. Врут газетчики: не Кондратий за всем этим стоял. Калифорнийские магнаты — Костромитиновы, Черныхи, Резановы. Что им свобода негров, когда можно построить железную дорогу все для той же сволочи, хлопковые заводы и наладить бизнес с плантаторами?

Хотел уже бросить службу и с самыми верными людьми податься к Оцеоле, что так надеялся на русских братьев. Отговорил Мишель. "Фельдмаршал, вас ждет Европа! Настала весна народов! Судьбы мира решаются там!". Европа действительно бурлила, горела в огне революций. А Вече все дебатировало: вмешаться или нет, и на чьей стороне? Все, кроме отъявленных тиранов, за свободу. И каждый хочет ее только для себя. Немцы не хотят давать воли славянам, австрийцы — чехам, венгры — славянам и румынам, поляки — галичанам. Осажденная Вена истекала кровью, в помощь мадьярам набирался русский легион, а вслед ему "Северная пчела" зло жужжала: "Предатели славянства!". И если бы только она. Все потонуло в славянофильском хоре. Взрослый уже Александр рвался на войну, подстрекаемый дядей-царем. Республиканцам в лицо кричали: "Славяне вы или немцы? Православные или лютеране, как Пестель ваш?". А Вече спорило, пока, наконец, не восстал Львов. Тогда вечевые соломоны решили: объявить войну разом Австрии и Венгрии. А возглавить великий поход за свободу славян ему, князю Цареградскому. Хотел было отказаться от чести и отправиться с десантом в Италию, вместе с Бестужевым-Рюминым. Но кто тогда будет усмирять мадьяр? Паскевич-Эриванский на пару с Мишкой Муравьевым, Муравьевым-вешателем?

Взгляд фельдмаршала опустился с гравюр на расстеленную карту. Он уже провел армию через Дуклю в Кошице. Поляки, занявшие было Перемышль, бежали. Паскевич идет навстречу через Закарпатье. Кошут стягивает силы под Мишкольц. Только бы согласился на переговоры! Тогда они, два солдата, смогут остановить эту нелепую войну. Но где же Мишель? Не попался бы ищейкам Ланского, шефа жандармов…

Неслышно вошел верный ординарец, апач Херонимо. Расшитая повязка на смоляных волосах, куртка оленьей кожи с бахромой и газырями, у пояса — томагавк и новомодный револьвер.

— Великий вождь, полковник Мишель вернулся. С ним приехали верховные вожди малороссов и кавказцев.

— Впусти всех троих.

Полковник с виноватым лицом положил на стол запечатанный пакет. Азиатская усмешка Шамиля растеклась по широкой бороде.

— Салам алейкум, князь! Слушай, мы трое — самые большие люди на юге России. Зачем переговоры без нас, кунаков, затеял?

— Добрый вечер, Павло Иванович! А мне почему не сказали? Мы же с вами друзи, чи ни?

— Здравствуйте, друзья! Садитесь. Письмо почитаем вместе, у меня от вас тайн нет.

Вот уж послал Бог друзей! Хотя Устим ему и впрямь друг. Тогда, больше двадцати лет назад, неблагодарные паны пытались отвоевать Украину до Днепра. В ответ крестьяне взялись за вилы. Быть бы резне, если бы не Кармалюк. Это он превратил шайки разбойников и гайдамаков в партизанские отряды при Второй армии. Когда уланы Браницкого налетели на Тульчин, Устим со своими казаками спас самого Пестеля и весь штаб. А в это время карательные экспедиции Трубецкого секли и вешали мужиков, законно возмутившихся. "Волю дали, а земля чья? Утаили бояре настоящую конституцию!". Это тогда Мишку прозвали "вешателем". На Украине до такого позора не дошло. У поляков, поголовно замешанных в мятеже, землю отобрали и отдали крестьянам. "Русская Правда" главному разбойнику сразу понравилась. Но и муравьевскую конституцию он читал внимательно. А потому, повоевав еще на Балканах вместе с гайдуками и заслужив новые чины и ордена, не роздал, как прежде, добычу, а завел шерстяную мануфактуру и стал потихоньку богатеть. Нажил тысячу — вышел в депутаты от его, Пестеля, Республиканской партии. А недавно стал правителем Черноморской державы, обскакав не только Сергея Муравьева-Апостола, но и кошевого возрожденной Сечи Гладкого.

А с Шамилем они немало воевали в горных ущельях. Пока тот не понял, что быть политиком лучше, чем разбойником. Гази-Мухаммед не понял — и погиб. А его младший сподвижник сумел расположить к себе всех: вольнолюбивых горцев, терских и кубанских казаков, грузинских крестьян, армянских купцов, бакинских нефтепромышленников. Вот и прошел в державные правители. Понравилась и ему "Русская Правда". Ведь там, в горах Чечни и Дагестана, ни царей, ни помещиков никогда не было. Одни вольные общества.

Под выжидающими взглядами обоих друзей Пестель вскрыл пакет. Прочитал вслух короткую записку: "Жду тебя завтра в восемь вечера в корчме "Златорогий олень" по дороге на Рожняву. Желаю мира и союза против тиранов ко взаимной выгоде наших народов. Лайош".

— Вот и весь секрет. Конечно, если кто-то донесет государю или Ланскому, что главнокомандующий ведет тайные переговоры с вражеским предводителем…

— Как можно, кунак! Значит, будем воевать с австрийцами, пруссаками? Хорошо! Мы, кавказцы, войну любим. Как моим джигитам вернуться без славы, без добычи?

Слова "мир" горец словно и не услышал.

— Славу добудете в бою, я не сомневаюсь. Но добычи ищите во вражеском обозе. Или в брошенных домах. А кто будет грабить обывателей, хоть немцев, хоть мадьяр — вместо Кавказа увидит Сибирь.

— Ай, суровый русский закон! Но правильный. Мой народ — скверный народ. Он смиряется тогда, когда видит над головой саблю, уже срубившую несколько голов, — хищно осклабился владыка Кавказа.

Гетман с простоватым видом почесал затылок.

— Та я що? Можно и с мадьярами помириться. Только вот русинов им оставлять не надо. Помните, Павло Иванович, мы говорили, що треба из двух держав, Черноморской и Украинской, сделать одну — Украинскую, чи Малороссийскую? А к ней — Галичину, Закарпатье…

— Слушай, Устим, где твоя Украина вообще кончается?

Не смутившись, гетман провел пальцем по Сану и верхней Тисе, прихватил пол-Буковины… Целой империи хочет себе бывший гайдамака. Верно говорят: хохол глупее вороны и хитрее черта.

— А гетманом всея Малороссии, конечно, тебя?

— То вже як вийсько скаже. Абы ваша партия поддержала, то й зовсим добре будэ.

А ведь придется поддержать. Крестьянские голоса теперь, после избирательной реформы, много стоят. Боже! Кому он раздает Россию? Заметив его колебания, Шамиль улыбнулся.

— Неужели веришь, кунак, что мы отделиться хотим? Врет Булгарин! Нам без России никуда! Сын Устима в Петербурге учится, мой старший в гвардии служит. А младший разве плохо воевал в Мексике?

Хорошо воевал, лихо. А еще лучше грабил старателей.

— Верю вам, друзья. Верьте и вы мне.

Молчавший до сих пор полковник обратился к Шамилю:

— Об одном прошу вас, имам: пусть майор Мартынов не вертится поблизости от той корчмы.

Майор с двумя кинжалами сидел со скучающим видом по другую сторону дверей. К ним его не подпускал Херонимо. Но у лучшего агента Ланского был хороший слух. Майор тихонько вышел на улицу. Наружный караул несли черниговцы. Это их, вместе с Вятским полком, называли "гвардией Пестеля". Только они могли позволить себе промаршировать перед монаршим лицом, распевая "Царь наш немец русский", а то и "Третий нож — на царя".