Смоленский поход (СИ)

— Так все, прекратили базар! Лучше расскажите, от лазутчиков вестей нет?

— Тихо все, государь, не знают воры о том, что мы идем.

— Тогда седлайте коней, нечего засиживаться!

Никита с Анисимом бросились выполнять распоряжение, а я обернулся и увидел, как на меня изумленными глазами смотрит хозяйка двора.

— Чего ты красавица смотришь так, будто чудо какое увидела?

— Они тебя государем назвали, — прошептала она еле слышно.

— Ну, вот видишь, и царя повидала.

— Прости государь, — кинулась молодая женщина в ноги.

— За что простить, али неладно получилось? Поднимайся, давай, застынешь чего доброго. Как зовут то тебя, красавица?

— Настею…

Услышав ее имя, я будто окаменел. Перед глазами проплыли картины прошлого, кабак на окраине Новгорода, схватка с его хозяином, наша жизнь в тереме, потом острог у поганого поля, рассказ Ксении и перекошенное от ужаса лицо Золтана Енеке. Наверное, вид мой в это время стал страшным, и Настя, невольно вскрикнув, отшатнулась от меня и прижалась к бревенчатой стене избы. В этот момент отворилась дверь, и из нее кубарем вылетел растрепанный и босой Сенька и опрометью бросился между нами, загородив сестру.

— Береги сестру, парень, — грустно усмехнулся я и на негнущихся ногах пошел прочь.

Вскочив в седло, я обернулся к своим спутникам и махнул рукой, дескать, трогаемся. Потом, проглотив, наконец, ком в горле спросил у Вельяминова.

— Никита, а коней у воров давеча много ли отбил?

— Да есть маленько, кони вправду сказать неказистые, но с паршивой овцы хоть шерсти клок, а чего?

— А ничего, оставь в сем дворе какую-нито лошаденку, покрепче, потом сочтемся. Будет чем пахать людям по весне, и за-ради Христа, не спрашивай меня ни о чем, а!

— Как скажешь государь, а может…

— Не может!

_____________________

*Стекольна — Стокгольм.

Еще несколько часов скачки и наступит момент истины. Коломна хорошо укрепленный город с мощными каменными стенами. В нем успешно оборонялся от войск Болотникова воевода князь Долгоруков, а когда тот отступал от Москвы еще и разбил его. Правда через пару лет город изгоном взял полковник Лисовский и пленил князя, так что еще посмотрим кто кого. У Заруцкого примерно от трех до шести тысяч казаков. У меня же всего около четырех с половиной. Правда мои лучше вооружены и обучены. Кроме того я сделал все чтобы возможные соглядатаи мятежного атамана видели как я выступил из Москвы с пехотой и артиллерией. Если я все правильно рассчитал, он попытается уйти.

Впереди рассыпавшись на несколько мелких отрядов, идут служилые татары Арслана. С ним идет Корнилий со своей сотней, в которой по-прежнему нет и половины. Впрочем, его задача приглядывать, за царевичем и его воинами и присылать ко мне донесения. А вот и гонец, легок на помине, знакомое лицо, ах да, это Федька Панин. Новик которого я велел поверстать на службу в сотню своего телохранителя. Михальский его хвалит, говорит что парень старательный и исполнительный. Правда любопытный, но это не всегда недостаток. К тому же он ловок, внимателен к мелочам и смел.

— Государь! — кричит гонец соскакивая с коня и кланяясь, — послание от царевича Сибирского.

— Говори.

— Государь, татары, доносят что из Коломны вышел большой отряд казаков.

— Куда идут?

— На полдень.

— С обозом?

Вопрос, на самом деле, очень важный. Если казаки пустые, то возможно идут в очередной набег, если с обозом, то, скорее всего, тащат с собой награбленное. К тому же беглая царица Марина налегке путешествовать не будет, наверняка если не карета, то возок у нее должен быть. Плюс припасы, вещи и всякая утварь.

— Обоз невелик, но есть, а самих воров около трех тысяч.

— Они! — довольно восклицаю я, — вот что парень, скачи назад к царевичу и скажи ему, чтобы он окружил воров и держал их со своими татарами, как собаки кабана. В бой пусть не лезут, а никуда не пускают!

Проводив гонца взглядом я командую и мы прибавляем аллюр. Через некоторое время начинает доноситься шум боя. Мы еще пришпориваем коней, и вскоре перед нами открывается картина боя. Довольно большой казачий отряд сгрудился вокруг набитых добром саней время от времени пытаясь контратаковать кружащихся вокруг них татар. Саней, кстати не так уж и мало. Касимовцы и мещаряки мечут на всем скаку в противника стрелы, но едва видят, что их атакуют, пускаются наутек. Казаки время от времени палят из ружей, но как видно, огнестрела у них немного. Хотя возможно дело в недостатке пороха. Пока они так развлекаются, Вельяминов строит своих рейтар и московских дворян для атаки и после взмаха моей руки ведет их в бой. Топот копыт и ржание коней сливаются с яростными криками бросающихся в схватку людей и частой пальбой, и над полем боя поднимается гул. Вот противники сходятся грудь в грудь, и к какофонии звуков присоединяется сабельный лязг. Ожесточенная схватка длится уже несколько минут, хотя казаки хуже снаряжены, но их больше и они начинают теснить московских дворян. Звучит труба и Никита вместе с остальными поворачивает коней и начинает отступать. Приободрившиеся казаки начинают преследование и с размаха выскакивают прямо на спешившихся стрельцов Анисима. Бородатые стрельцы, в красных кафтанах, построившись втыкают в снег ратовища* своих бердышей и, выставив на них мушкеты с зажжёнными фитилями, ждут команды. Казачья лава несется на них как ураган, но в самую гущу ее как молот ударяет дружный залп. Взвиваются на дыбы кони, с проклятиями падают с них всадники, а стрельцы, перестроившись, делают еще залп, потом еще и атака отбита. Уцелевшие казаки разворачивают коней и, нахлестывая их, откатываются прочь, а вслед за ними уже мчат, размахивая саблями, московские дворяне и рейтары. Увидев, что в сражении наступил перелом, царевич Арслан также дает команду и на казаков со всех сторон бросаются его татары. Впрочем, казаки как оказалось, тоже не лыком шиты и пока одни бились с дворянами и рейтарами, другие сдвинули сани в круг и засели за ними. Между тем бой конных едва не превратился в резню, дворяне, рейтары и татары рубят, стреляют и ловят арканами своих противников. Те отчаянно отбиваются, но лишь немногим удается отойти под защиту импровизированного вагенбурга.

—--

*Ратовища — древки на которые насажены топоры бердышей.

Выкурить их оттуда будет непросто и чтобы не терять людей, готтовых в горячке боя ринуться на штурм, я приказываю начать переговоры.

— Эй, казаки, — кричит обороняющимся Вельяминов, — выдайте Заруцкого и его шлюху Маринку и мы вас отпустим!

Стрельба стихает и видно что казаки переговариваются, наконец, один из них глухо кричит в ответ.

— Мы бы с радостью, да нет их у нас!

— Не лгите, казачки, побьем, порубим!

— Вот тебе крест, боярин, нету!

— А где же они?

— Дык в Коломне остались!

— Как в Коломне, а вы что же?

— Так мы как узнали, что на нас царь со всем войском идет, так взяли свое добро, да и наладились уходить. С Иваном Мекленбургским воевать и раньше дураков не было, а теперь то и вовсе.

— Вот что казаки, — кричу им уже я, — коли так, то сдавайтесь без всяких условий. Бросите сабли — будете жить! Ну, а поможете Коломну взять, да Заруцкого с Мариной пленить, то и свободны. Я сказал.

— А ты кто таков, будешь?

— Я ваш царь богоданный! Посему велю немедля сдаваться, а то мне недосуг.

— Государь, побожись, что убивать нас не станут, — закричал кто-то из казаков.

— У меня одно слово и я его уже дал, — пожал я плечами, — а не верите, то как хотите!

— А добро нам наше оставишь? — кричит чей-то звонкий голос, — сказывают немцам что в Москве сдались, оставил!

— Не о том думаешь казак. Кабы вы Коломну сдали и схватили Заруцкого, да Марину и выдали мне, я бы и зипуны ваши не тронул, и сверх того пожаловал. А так я вас яко татей в лесу прихватил, и коли вы кобениться не перестанете, то всех велю побить и на деревьях развесить. Ну чего, добром сдадитесь или стрельцов в дело пускать?