В третью стражу. Трилогия (СИ)

   - Товарищ капитан, куда теперь? - спросил Литвинов.

   Я не знал верного ответа, но ответить отрицательно или неопределенно я не мог, не имел права, потому что не мог подвергнуть сомнению надежду, возлагаемую на меня подчиненными.

   - Давай назад. На перекрестке сворачивай в сторону церкви. Оттуда будем прорываться к окраине.

   Мы благополучно вернулись на перекресток и, проехав мимо закрытого католического храма, выскочили на параллельную улицу. Казалось, путь нам открыт, впереди, в пределах видимости, противника не наблюдалось. Поначалу медленно и осторожно, прижимаясь к стенам домов правого ряда, мы двинулись по улице на северо-восток, но потом смелость взяла верх над осторожностью, и я разрешил Литвинову прибавить ходу.

   Однако только мы выехали на середину улицы, как тут же поплатились за опрометчивость. Нас подкараулил расчет противотанковой пушки, искусно укрытой среди строительного хлама. Танк вздрогнул от удара и сразу остановился. Двигатель взревел на высокой ноте и заглох, из моторного отделения потянулся дымок. Не успел я скомандовать экипажу покинуть машину, как в башню угодил второй снаряд. Меня отшвырнуло к противоположной стороне и больно приложило головой о боеукладку, но к счастью, танковый шлем ослабил удар. Из носа хлынула кровь и я, пытаясь остановить ее рукавом комбинезона, не сразу понял, что наступила резкая тишина. Дружинин, по всей видимости, был убит, он свешивался с кресла в неестественной позе, развороченное осколком лицо даже не кровоточило. Руки и ноги стали ватными и я с трудом выбрался из машины. Скатившись по броне словно мешок, я повалился на булыжную мостовую и потерял сознание. Очнулся спустя несколько мгновений, меня тормошил Литвинов. Он что-то кричал, но я ничего не слышал...

   5

. Ольга Ремизова, предместья Саламанки, Испанская республика, 25 декабря 1936

   "A' la guerre comme a la' guerre..."

   На то и превратности военного времени, чтобы пережившим их было, что вспомнить на старости лет. Но до старости надо еще дожить...

   "А при нашем образе жизни это может оказаться совсем непросто".

   Ольга взяла у перевязывавшего ее врача папиросу и прикурила от предложенной спички. Табак был крепкий, горчил и с непривычки драл горло, но это было ничего. И плечо скорее ныло, чем болело, так что жизнь, можно сказать, налаживалась.

   - Вы как? - майор медицинской службы выглядел усталым, но держался молодцом, да и по-немецки говорил изрядно, хотя и с чудовищным акцентом.

   - Спасибо, - через силу улыбнулась Ольга. - Теперь хорошо.

   - Рана не опасная... - доктор ей это уже говорил, да она и сама знала: видела, когда обрабатывали, чувствовала. Пуля лишь чиркнула по левому плечу - там, где обычно остаются шрамы от детских прививок - вырвав клочок кожи да несколько граммов мяса из бицепса. Крови много - всю блузу залило - но никак не смертельно. А вот чекиста на месте убило: пулевые ранения в лоб, насколько известно, не лечатся. И оставалось гадать, случай ли такой "приключился", или у националистов, и в самом деле, приличный снайпер образовался, как предположил кто-то из работников штаба.

   - А можно вам вопрос задать? - неожиданно спросил майор.

   - Спрашивайте, - согласилась Ольга.

   - Ну, вот вы... - как-то не слишком гладко начал военврач. - Товарищ Кармэн сказал, вы баронесса... из Австрии... богатая...

   - Не слишком богатая, - усмехнулась Ольга, уловив, куда "правит" собеседник. - Но вы правы, доктор, я отношусь к привилегированному классу.

   - Вот! - обрадовался врач. Он был относительно молод для своего звания, и профессию, скорее всего, получил уже при советской власти. - А вы в Испанию, к нам... И под пулями... Я грешным делом боялся, у вас истерика случится. Все-таки ранение, шок... это страшно...

   - Страшно, - согласилась Ольга, снова переживая тот момент, когда поняла, что и почему с ней случилось. - Могли ведь и убить...

   - Э... - опешил от этой реплики майор. Черный юмор - было последнее, что он мог ожидать от свалившейся на его голову иностранной пациентки.

   - Смерти боятся, лучше не жить, - прокомментировала свою позицию Ольга и затянулась.

   Как ни странно, она не солгала доктору. Страха не было, но было кое-что другое. Она вдруг с ужасающей ясностью поняла, что люди смертны и до крайности беззащитны. А вокруг война, и только за один этот день - рождество, двадцать пятое декабря - погибло уже множество испанцев и интернационалистов, и своих русских мальчиков тоже полегло немало. И раненых - и не так, как она, а по-настоящему - много. Увечных, страдающих, истекающих кровью... Но война кончается не этим днем, не этой ночью. Даже сражение за Саламанку к концу пока не подошло, и сколько еще людей умрет сегодня, завтра или послезавтра, не знает никто.

   И еще одну вещь поняла она вдруг. Кем бы ни была она теперь, кем бы ни стала, воплотившись в Кайзерину Албедиль-Николову, русский язык ей не чужой, и красноармейцы, - как бы не относилась она к пославшей их сюда власти, - красноармейцы эти ей родня. Земляки, родная кровь... И только задумалась об этом, как в затянутой дымами и ночным мраком Саламанке вновь вспыхнула ожесточенная перестрелка. Затараторили пулеметы, застучали винтовочные выстрелы, глухо рванули среди домов первые гранаты.

   - Что это?! - вскинулась Ольга.

   - Кажись, наши из города пробиваются, - ответил степенный сержант с перевязанной головой.

   Ольга встала, но вершина невысокого холма - полевой госпиталь развернули на его обратном скате - скрывала окраины Саламанки. Показалось только, что на облаках играют красные зарницы, а еще через минуту где-то рядом ударила советская артиллерия, и вскоре канонада разлилась уже вдоль всей линии фронта...

   6.

Из дневника Героя Советского Союза, майора Юрия Константиновича Некрасова

.

Журнал "Красноармеец", орган Народного комиссариата обороны СССР, N1, 1939 год.

   ... Нас провели в квартиру, в которой размещался штаб обороны дома. За столом, заваленным бумагами и оружием, сидел молоденький лейтенант, больше похожий на переодетого мальчишку, чем на командира Красной Армии.

   - Лейтенант Петров, - важно представился он и недвусмысленно добавил, - я здесь старший.

   Мы с Литвиновым представились по очереди. И я чтобы снять возможные недоразумения, сразу расставил все точки на "и".

   - Товарищ лейтенант, мы в вашем полном распоряжении. Ждем приказаний.

   - Хорошо, товарищ капитан. Тогда займите оборону на верхнем этаже. Там уже есть двое красноармейцев, принимайте в свое подчинение, - лейтенант деловито пригладил мальчишеский вихор и улыбнулся. - У вас пулемет, это очень хорошо.

   - Жаль только патронов маловато, - огорченно вздохнул Литвинов...

  ***

   - ... Товарищ капитан! Вас комбриг вызывает! - незнакомый мне сержант в обгорелом комбинезоне с трудом держался на ногах, левой рукой он постоянно вытирал шею.

   - Что с вами, сержант? Ранены?

   - Ерунда, товарищ капитан... слегка зацепи... - договорить сержант не смог и молча повалился на спину.

   Мы с Литвиновым бросились на помощь, но было уже поздно, он скончался. Из пробитой осколком головы быстро натекла лужа густой крови.

   - Литвинов остаешься за командира, - распорядился я. - Сержанта уберите в дом, потом будет возможность, похороним. Я к командиру бригады. Вопросы есть?

   Механик-водитель покачал головой.

   - Не-а... товарищ капитан, никак нет!

   Литвинов проводил меня до подъезда и хотел прикрыть огнем из пулемета, но я запретил ему тратить патроны.

   - Ни пуха, ни пера, товарищ капитан! - пожелал он мне напоследок.

   - К черту! - как положено, ответил я.

   Я выждал, когда стрельба утихнет и бросился вперед. Пробежав метров пятнадцать, я упал на дорогу и скатился в неглубокую воронку. Несколько очередей запоздало ударили поверх моей головы. Выждав секунд тридцать-сорок, я вскочил и пробежал еще десяток метров, укрывшись на этот раз за перевернутым грузовиком. Так перебежками я добрался до здания, в котором находился комбриг Павлов. Дом был сильно разрушен артиллерийским огнем, перекрытия верхних этажей и большая часть стен обвалились, но наши бойцы продолжали держать оборону. Комбрига я нашел возле одной из импровизированных бойниц полуподвального этажа. Павлов был ранен, один из танкистов, парень с внушительным торсом, аккуратно перебинтовывал его бритую голову нательной рубахой, разорванной на полосы. В помещении находились еще два пехотинца: старший лейтенант и политрук