Том I: Пропавшая рукопись

Каменная мостовая поднялась и ударила ее по лицу.

В этот момент — до того, как канал связи закрылся стеной молчания, потрясшей ее и приводящей в отчаяние, — она слышит уже не голоса, не рассказ, а идеи, целиком внедряемые ей в сознание…

Она услышала скрежет металла о металл — удар по забралу и шлему, тупую боль в ноге; и все стерлось из памяти; смутно послышался женский голос:

— Приступ — нашла время! И ответ — мужским:

— Уносим ее! Поспеши, лекарь! … Дикие Машины как единое целое…

Мимо нее бежали ноги в доспехах, черные от грязи и крови.

… такой широкий охват времени…

— Алебардщики, отход! Лучники, прикрыть их!

… не Голоса, но, как если бы все голоса мира можно было спрессовать и уменьшить, как ангелов на острие булавки, или Небо в сердце розы И с мыслью Годфри — Годфри, если бы только ты был тут и помог мне! — она вдруг осознала их связь.

— Поднимайте ее, чтоб вас дьявол забрал! Да несите же, мать вашу, несите ее!

… и цветы розы, и булавочная головка становятся Небом, рассыпаются Ангелами — все это тут, в ее сознании; Дикие Машины целиком и полностью…

Все голоса стали единым голосом, спокойным, не громче, чем голос военной машины, который звучал в ее сознании большую часть ее жизни. Голос, природа которого заставила бы Годфри процитировать святого Марка:

«Имя мне легион; потому что нас много». note 142

Аш услышала, что каменные демоны и дьяволы говорят с ней единым шепотом:

— Машины дикой природы, так он нас назвал, тот, который говорил с нами… Дикие Машины…

При этом шепоте у Аш закружилась голова, и ее затошнило. Краем сознания она понимала, что валится навзничь, что ее обмякшее тело подхватили несколько человек, бегущих рядом с ней, если бы она могла закричать, она бы попросила их положить ее на землю и бежать, но, под влиянием коварной заразительности этого голоса, она не могла вымолвить ни слова.

Ее подловили в один-единственный момент дурных предчувствий, как будто бы они оказались парализованы в этой пустыне около моря; хирург, господин граф: военный командир; информация налетела, как буря, как дождь, как лавина, в одну бесконечную секунду, и голоса говорят слишком быстро, так что их не понять человеческой душе. «Какой-то момент в сознании Господа Бога», — подумала она, и…

— «Дикие Машины» какие мы есть, мы не знаем о нашем происхождении, оно теряется в наших примитивных воспоминаниях, мы подозреваем, что оно было человеческим, от людей, создававших религиозные структуры десять тысяч лет назад, которые… расположили скалы в определенном порядке, сконструировали имеющие определенную форму упорядоченные сооружения из осадочных пород и камня — достаточно крупные структуры, способные абсорбировать из солнца духовную силу самой жизни…

В сознании Аш прозвучал голос Годфри: «ересь!». Аш поплакала бы от воспоминания о нем, но в этот момент ее заворожила возможность узнать все. Ее вопрос стал частью этой неостановимой лавины; раз уж задан — то задан. «КТО ВЫ?»

— Из этой первичной структуры и порядка появился спонтанный ум: первые примитивные искры силы, начавшей организовывать, десять тысяч лет назад. А пять тысяч лет назад эти примитивные умы получили осознание себя — стали нами самими — Дикими Машинами. Мы начали произвольно развиваться. Мы знаем о существовании животного мира и человечества, мы уловили присутствие в мире их слабых душонок. Но мы ничего не могли сделать, у нас не было голоса для сообщения с ними, пока первый из вас…

— Который назвал вас дикими машинами природы, — закончила за них Аш немыми губами. — Монах Бэкон!

— Не монах, — прошептал голос. — Не Бэкон. Задолго до него родилась более сильная душа, первая душа, с которой мы могли говорить, прервав немоту десяти тысяч лет, — мы говорили с ним, с Гундобадом, называвшим себя «Провозвестник». Он не хотел контакта с нами, называл нас демонами, дьяволами, злобными духами земли. Не хотел говорить! И так сильна была его душа, что он сотворил чудо: деформировал саму ткань мира, организовал тут вокруг нас пустыню, где есть великая река и осадочные поля; сам освободился от нас, ушел туда, где мы не могли его достать.

— В Рим… предсказатель Гундобад уехал в Рим и умер…

— Четыре сотни раз обернулось солнце вокруг земли. К нам подошла близко маленькая-маленькая душа, делавшая свои машины из меди. Слабая, но все же другая душа, которая могла создавать чудеса, обладавшая способностями выше тех, что даны природой человеку. Мы с ним говорили, через его бронзовые головы, нашими голосами обращались к его чувствам.

— Он сжег ее… — Перед глазами Аш замерли черное небо и черная каменная кладка. — Монах — разбил Бронзовую Голову — сжег свои книги.

— И пока предки Леофрика не привели к ним Рабби, мы не могли говорить снова. Эта душа — создатель чудес, мы это поняли, когда он пришел близко к нам. И он дал нам понять, что существует Ильдихо — дочь из рода Гундобада, которая родилась через пятнадцать поколений после него. Сильные души, сильные души, способные творить чудеса… Рабби построил своего голема. Это был наш новый канал, по которому мы могли сообщаться с человечеством. Но теперь мы стали мудрее и спрятались за голосом первого голема, передавая через него наши соображения. И Рабби, создатель чудес, такой же, каким был тот, первый человек, изготовил второго каменного голема из тела Ильдихо и Гундобада…

То, что она слышала, было версией рассказа военной машины, когда Аш беседовала с големом, чтобы доказать Леофрику свою полезность. Теперь она узнала больше, чем знала машина Леофрика, — значительно больше; теперь она постигла значение огромных каменных сооружений — неподвижных, не имеющих рук, чтобы манипулировать миром, только способных мыслить, и Голосом…

— Это были вы. Не визиготы! Это вас проклял Рабби!

— Маленькая душа, маленькая душа… — зашептали обрадованные голоса в ее сознании, но теперь их было много:

— Это не проклятие, мы манипулируем нашим собственным развитием, манипулируя энергиями духовного мира. Для этого мы берем нашу силу из ближайшего и самого большого источника на небе — от солнца.

Над ее головой — черное сверкающее дневное небо.

— Мы это делаем с тех пор, как обрели сознание, пять тысяч лет назад. Тогда для голема, созданного Рабби, потребовалось больше энергии. И вот солнце над Карфагеном кажется вам уничтоженным. Спрятана только та его часть, которую вы наблюдаете глазами, — «свет», при котором вы воспринимаете мир. Тепло понемногу еще просачивается. Поэтому не растет хлеб, но все же на земле не образуется льда. Две сотни лет назад эта страна стала страной Сумрака; ночные звезды видны в течение всех дневных часов, солнце невидимо. Проклятие Рабби!

Раздались непонятные звуки — Дикие Машины смеялись. Наверное, так смеется сам дьявол.

В сознании Аш возникли их зрительные черные образы — они надвигались и теснили ее. Несколько крошечных искорок в бесконечной тьме, как искры от лагерного костра. Вокруг — тишина, только слышны машинные души, говорящие одновременно. А затем заговорил новый голос из темноты…

Шепот продолжался:

— Мы не думали о вас — маленьких душах… Вокруг нас выросла человеческая культура, настроенная на войну. Они принимали тьму за должное. Здесь не могло быть земледелия, и они отправляли армии в плодородные, освещенные солнцем страны… Так полезно для нас, для наших далеко идущих целей!

Но все же было недостаточно прятать наши голоса в тактических данных военной машины, управлять людьми с ее помощью, и мы заставили предков Леофрика начать программу селекции.

С Илъдихо не вышло, но мы продолжали работу с ее детьми. Мы ждали две сотни оборотов солнца, чтобы вырастить создателя чудес, с которым мы бы могли говорить, разговаривать, командовать…